Читать интересную книгу Год - тринадцать месяцев (сборник) - Анатолий Емельянов

— Странно что-то… А богатый ли колхоз?

— Два с половиной миллиона долгу — вот какое богатство, — с раздражением сказал Сетнер Осипович. — И комплекс свой они за двадцать лет не окупят. Им дешевле будет сломать его, чем мучиться…

Он замолчал, опустив голову, и Юля Сергеевна всем сердцем почувствовала, что Сетнер Осипович сильно устал и гнетет его какая-то невысказанная печаль. И она тоже сидела молча и жалела председателя. Потом она тихо и утвердительно сказала:

— Задание на проект не дадим?.. А как на это посмотрят в райкоме?

— Ну, Сергеевна, ты так рассуждаешь, будто в райкоме сидят мои первые враги! Попробую еще раз убедить.

Они посидели молча и, кажется, оба думали об одном и том же: если все будет благополучно, если председателя правильно поймут, то сколько же им еще вместе работать до пенсии Сетнера Осиповича? Лет пятнадцать?.. Странно как-то все получается…

Юля Сергеевна подняла голову и улыбнулась:

— А притчу о попе-скряге я так и не поняла.

Председатель засмеялся, откидываясь на спинку стула.

— Все тот же комплекс! Два с половиной миллиона не пожалели, теперь бы еще самую малость: коров купить, от навозохранилища трубы с насосом на поля провести да поля возле комплекса хорошие иметь, чтобы было чем кормить это стадо в шестьсот голов! Совсем немного, говорю, осталось, не пожалей еще миллиончик, займи у государства, а какой-нибудь хороший пленум, вроде мартовского, в шестьдесят пятом, все долги тебе спишет. Так вот я председателю того «Восхода» говорю, а он все за чистую монету принимает да соглашается: да, пожалуй, так и сделаю. Ну что тут скажешь!.. — Сетнер Осипович лукаво взглянул на Юлю Сергеевну. — А о попе-скряге я вот к чему рассказывал тебе, Сергеевна. Коль уж мы начнем строить, коль уж решимся, так не будем жалеть пятерок, не будем экономить на мелочах, потому что мелочей, как видишь, при такой механизации не бывает. Но, будем или не будем строить, я пока не знаю, а уж коли районным властям наши колхозные деньги не дают покоя, то есть у меня на этот счет одна думка… — Сетнер Осипович поднялся из-за стола и прошелся по своему просторному кабинету туда-сюда. А задумавшись, он как будто и забыл о Юле Сергеевне, так что она, подождав, спросила сама:

— Что за думка?

Он и тут не сразу ответил, как будто все еще не решался открыть ее. Потом:

— А вот какая: поставить у нас в Шигалях цех какоro-нибудь чебоксарского завода! А? Что ты на это скажешь, Сергеевна? В городе не хватает рабочих рук, а зимой у нас многим не хватает работы.

— Заводской цех? — удивилась Юля Сергеевна. — Кого же туда определим? — спросила она, представив себе почему-то сразу не кого-нибудь, а Хелипа, точно один Хелип Яндараев и был в Шигалях не при деле.

Сетнер Осипович словно бы понял ее удивление и засмеялся.

— Научим наших мужиков и в заводском цехе работать! Понимаешь, сезонный цех! Сезонное сельское хозяйство и сезонный промышленный цех! Люди будут при хорошем деле все время, круглый год. Некогда будет пьянствовать да всякие именины справлять по неделе! А раз работа хорошая, то и заработки будут. А какой цех, этого я еще не придумал. И вот для этой цели хочу к нашему Алексею Петровичу съездить…

Об Алексее Петровиче он сказал самым обыкновенным голосом, но Юле Сергеевне показалось, что как-то особенно произнес председатель это имя и как-то особенно отвел глаза в сторону. И она против своей воли заволновалась и покраснела. А председатель как ни в чем ни бывало продолжал свое:

— Завод у Алексея Петровича громадный, и вполне может быть, что какой-нибудь побочный цех на отходах или тарный, коробки какие-нибудь, ящики ему ведь нужны, как ты думаешь?

Юля Сергеевна насупилась и пожала плечами: откуда ей знать про Алексея Петровича!..

— Ну, если у него нет нужды в нашем шигалинском цехе, — продолжал фантазировать дальше Сетнер Осипович, — так ведь у него друзей-директоров в Чебоксарах да и в самой Москве!..

Юля Сергеевна кивнула, не поднимая глаз. И вот так каждый раз: как заговорят при ней об Алексее Петровиче, она так заволнуется, будто девочка, покраснеет. Иные еще и нарочно ее поддевают: ведь все в Шигалях знают, что Алексей Петрович, — это и есть та самая «первая любовь» ее, которую она ни позабыть, ни пережить не может. И Сетнер Осипович знает, как не знать!..

Председатель колхоза вспомнил об Алексее Петровиче сейчас без всякой связи с Юлей Сергеевной, но как только та вспыхнула, он все сообразил, однако что же делать? Ведь есть вещи и поважнее этих сердечных переживаний, и Сетнер Осипович не собирается учитывать их при решении колхозных дел.

— Когда он у нас был? — спрашивает он в упор. — Года два? Кажется, там у него с оборудованием для нового цеха получалась неувязка?

— Какого цеха? — зачем-то переспросила Юля Сергеевна.

— Нового, — повторил председатель. — Да и я толком не узнавал, ни к чему было тогда. А у него ведь сын утонул, ты знаешь? — спросил вдруг он.

Она кивнула. Смущение уже. проходило, она чувствовала, как кровь отливает от лица.

— Это ведь прошлым летом еще случилось, — тихо сказала Юля Сергеевна.

— Да, прошлым, — подтвердил Сетнер Осипович. — А нынешним… знаешь ли? — Сетнер Осипович как-то странно усмехнулся, и она беспокойно спросила:

— Что такое? Заболел?

— Нет, не заболел, а с женой у него что-то случилось, короче говоря, она ушла.

— Ушла!.. — удивилась Юля Сергеевна и затихла. И жалость, и мстительное злорадное чувство охватили ее сердце. И словно бы кто-то посторонний захихикал в ней: «А, погнался за майрой[1], за белоручкой, так вот и получил, и сам виноват, так и надо, так и надо!..» Но это тайное торжество было так тягостно, так неприятно самой, что ее опять бросило в жар. Чему она радуется? Разве в таких делах может быть виноват кто-то один? Мало ли что там случилось у Алексея, да вот еще сын утонул, мало ли что… А ты, укорила она сама себя, дура старая деревенская!.. И, чтобы избавиться от всех этих внезапных, тяжелых и противоречивых чувств, она сказала:

— Племянник Юра приехал в отпуск из армии, надо сестре помочь, так если нет срочных дел, я после обеда…

— Конечно, о чем толковать! — живо и весело перебил председатель, словно бы испытывая вину перед ней и торопясь исправить ее, загладить. — Иди, сейчас и иди, да привет Юрию передавай, скажи, что ждем его поскорей из армии.

— Да вы бы сами зашли, — пригласила она, но голос у нее был какой-то чужой. Она пошла прочь, охваченная одним желанием: только бы не встретить никого в правлении.

В правлении Юля Сергеевна не встретила ни души. Она сбежала с крыльца и быстрой, легкой походкой пошла в редкой тени молодых деревьев, посаженных недавно возле правления. Шла и с запоздалой твердостью думала: ну и Сетнер! зачем он все эти новости мне выложил?.. Не первый год они вместе работают, знают повадки друг друга, но у председателя всегда есть в запасе какая-нибудь неожиданность, какая-нибудь тайна!.. И теперь неспроста весь этот разговор, опять что-нибудь вроде той притчи о попе, а ты и гадай, что там у него на уме… И будто бы сама собой просилась в сердце робкая, трепетная надежда на то, что Алексей Петрович приедет и они встретятся!..

Она улыбнулась и сказала сама себе с укором:

— Ишь, размечталась, глупая!..

2

По календарю — дело к осени идет, а скорых дождей ни старики, ни синоптики не обещают. Солнце от зари до зари палит беспощадно, и невозможно спастись от его суховейного жара. И ночью Сетнер Осипович не знает покоя и отдыха — солнце как будто и по ночам преследует его. Говорят ученые люди, что человек и природа — это неразрывное живое единство. А если так, если в засуху земля работает на износ, отдавая для спасения жизни самую сокровенную свою энергию, то такому же закону подвержен и человек. Особенно если человек этот — председатель колхоза. Это уточнение вызывает у самого Сетнера Осиповича улыбку. Но тут дело не только в биологии да физиологии, но в деревне кто больше председателя озабочен состоянием дел?! А ведь дела эти — и на полях, и на лугах, и на ферме — еще очень и очень зависят от стихии. Как человек ни вооружается техникой, а в этом единоборстве он все еще слабая сторона. Казалось в мае, в июне, что все нынче будет прекрасно, озимые взошли — лучше не бывает, все вспахали и посеяли в сроки, остается только к обору рекордных урожаев готовиться… А теперь вот председатель ворочается в своей постели и не может уснуть от заботы о том, чем будет кормить скотину колхозную в предстоящую зиму.

Но как это и бывает в жизни нашей: пришла беда — отворяй ворота, или по-другому еще: невзгоды в одиночку не ходят. Так и у Сетнера Осиповича нынче — полоса невезения. И засуха, и корма, и этот комплекс, и с районными властями нет общего языка по части специализации… А такие вещи так просто не кончаются, грянет гром над его головой. Ему так и сказали: «Лучшие умы района думали насчет специализации, а ты, Ветлов, что-то много возомнил о себе, скромность потерял…» И прозвучало это обидно: мол, все тут обдумано и решено, с тебя требуется только всего-навсего исполнить. И при этом еще говорят об инициативе, о перспективе. Но ведь инициатива любого человека, даже того же пастуха, не может быть обозначена границами какого-то частного дела. Если агроном инициативен в поле, на лугу, то он неизбежно инициативен и в конторе на совещании, и в клубе на общем собрании, и в любом разговоре, пусть он прямо не касается поля или луга. Не получится инициатива у агронома, если поощрять его деятельность в поле, а на собрании или совещании пропускать его претензии мимо ушей…