Читать интересную книгу Aeternum bellum (бесконечная война). Инквиетум. Артефакт. Апокалипсис - Александра Треффер

– Конечно, «салтаре» не относится к боевым, – сказал он, – но умение его использовать не повредит. Если враг вместо того, чтобы сражаться, примется танцевать на поле брани, это может дезорганизующе подействовать на его соратников.

Мальчишка хихикнул. Он открыл рот, чтобы ответить, но недавний противник махнул рукой, предупреждая готовые сорваться слова, и, молча кивнув, тяжело спустился вниз.

Теодорих же, проводив его взглядом, подошёл к проёму между зубцами и, глядя вниз, но не видя расстилающихся у подножья замка полей, задумался. Опекун может нормально общаться с людьми, у него есть чувство юмора, он даже умеет улыбаться, когда захочет. Почему же с ним он так холоден? Этот вопрос мальчик задавал себе неоднократно.

Вероятно, дело в нём самом. Возможно, он недостаточно умён, сообразителен и этим день за днём разочаровывает Виттельсбаха. Конечно, грех жаловаться, за годы, проведённые вместе, наставник ни разу не ударил воспитанника, заботился о нём – его развитии, образовании. Если ребёнок болел, мог провести бессонную ночь рядом, но…

Но интуиция подсказывала Теодориху, что маг делает это без души, переступая через себя. Настоящего тепла мальчик не чувствовал, как если бы между ним и опекуном стояла непроницаемая стена. А это проклятие? Почему тот не хочет от него избавиться?

Ответов он, как и всегда, найти не смог. Герр Вительсбах такой, как есть, он вряд ли изменится, и Теодорих должен с этим смириться. Несмотря ни на что, воспитанник любил сурового чародея, как отца. О родном он не хотел даже вспоминать, потому что был уже достаточно взрослым, когда тот убил его мать и намеревался поднять руку на собственного сына.

Выбросив печальные мысли из головы, Теодорих побежал переодеваться. Его ждали друзья.

Мальчик не ошибался. Вовсе не тревога о его магическом образовании заставила Конрада подняться так рано, и о встрече воспитанника с товарищами он вспомнил совершенно случайно. Виттельсбаху всю ночь снились тревожные сны, лишь косвенно связанные с историей ребёнка. Проснувшись до света, маг решил не валяться бесцельно в постели, а придумать себе какое-нибудь занятие. И этим делом стал Теодорих.

Но сейчас, когда тот ушёл, мужчина опять оказался в плену тяжёлых дум. Не в силах им противиться, он занял кресло перед камином, и в памяти его вновь замелькали обрывки прошлой жизни.

Глава III

Оказавшись у стен Либенштайна, Конрад вызвал хозяина, и иллюминас пригласил гостя внутрь.

Убранство магического жилища выглядело незамысловато, ничто не указывало на то, что его владелец – потомок морганатической ветви королевской династии. Лёвенштайн21 давно отказался от титула и привилегий, считая, что простота жизни даёт больше возможностей для правильного восприятия действительности. Виттельсбах соглашался с ним, он тоже не придавал значения своему происхождению, да оно ничего и не значило для современного мира.

Иллюминас миновал семидесятилетний рубеж. Волосы до плеч, усы и небольшая борода его были совершенно седы, а одеяние радужного цвета, похожее на рясу, придавало некоторую схожесть с православным священником. Обладающий огромной магической силой, но альтруистичный и добрый Рудольф Лёвенштайн всегда помогал страждущим, что привлекало к нему и светлых, и тёмных магов. Многие из последних, найдя понимание и поддержку в «Филии луцис», остались преданными ей навсегда.

К такому-то человеку и пришёл Виттельсбах, уверенный, что тот поможет и ему. Он пересказывал разговор в Эренфельзе, не замечая в тревоге, что из угла комнаты за ним следят две пары глаз: одна недоброжелательно, другая восхищённо.

– Одну минуту, Конрад, – прервал того Рудольф, – позволь представить тебе наших друзей из России – Владимира Фёдорова и Игоря Чижова. Думаю, им тоже стоит обо всём знать. Господа, перед вами Конрад фон Виттельсбах.

Со стоящих поодаль кресел поднялись двое волшебников. Один из них, лет двадцати отроду, не отличался красотой. В нём, худом, как жердь, с ногами избыточной длины, коротко стрижеными сальными волосами коричневого цвета, носом картошкой, толстыми губами и слишком высоким лбом поражали глаза – бархатисто-карие, умные и тёплые, с ресницами, как у девушки, длинными и загнутыми вверх. Он с готовностью пожал руку Конрада.

– Много слышал о вас, герр Виттельсбах, и счастлив познакомиться! – так радостно приветствовал того юноша, что маг даже растерялся от столь неожиданного проявления чувств.

Второй – мужчина под пятьдесят был высок, крепок, коренаст, цвет его коротких волос напоминал соль, смешанную с перцем. Голубые глаза на правильном лице с подозрением рассматривали мага. Не протягивая руки, он с сарказмом поинтересовался:

– И что же подвигло советника Морсатра помогать светлым?

– Советник Морсатра ни перед кем не обязан отчитываться в своих поступках, – спокойно ответил Виттельсбах, но в голосе его прозвучал металл.

– Господа, довольно, – осуждающе произнёс иллюминас, – пикировку оставим на потом.

Внезапно смутившись, русский крепко сжал ладонь колдуна.

– Простите меня, Конрад. Я недоверчив, но сердце подсказывает, что вы – достойный человек. Кроме того, Игоря не обмануть.

Он махнул в сторону молодого волшебника.

Мягкая улыбка появилась на губах мага. Ему понравился этот немолодой великан, и он не стал продолжать ссору.

– И я прошу простить мою попытку ответить ударом на удар. Хотелось бы верить, что это не отразится на наших отношениях.

Фёдоров удивлённо смотрел на Конрада, чьё суровое лицо словно засияло изнутри.

– Он не тёмный, – отвернувшись, пробормотал Владимир.

Лёвенштайн, посмотрев на русского, согласно наклонил голову.

Мужчины немедля начали организовывать спасательную операцию. Послав зов, они вызвали и ввели в курс дела ещё нескольких человек. Виттельсбах, хмурясь, смотрел на новоприбывших. Его тревожило и раздражало поведение двоих: Уве Шефера – человека непонятного возраста с безликой внешностью, не желавшего понимать, почему большая группа филиев должна защищать никому не известную семью, и Вольфганга Хоппа, доказывающего соратникам, что никому из сервиноктисов верить нельзя. Маг начал опасаться саботажа. Он не знал Шнайдеров, но не хотел, чтобы те погибли.

– Послушайте, вы, – резко поднявшись, сказал он, – господа светлые. Неужели вам настолько безразлична судьба несчастных, что я – слуга ночи должен настаивать на их спасении? Каждому нормальному человеку должно быть ясно, что своих надо защищать, какими бы малозначительными для общества они ни казались.

– Поганый сервиноктис будет мне указывать, что говорить и делать?! – взорвался Хопп. – Когда тёмные ублюдки убивали моих родителей, к ним на помощь не поспешил никто. По вашей вине я остался сиротой…

– По моей лично? По вине находящихся здесь филиев? Какое отношение к этому имеем мы? А Шнайдеры, при чём тут они? Или ты считаешь, что родители других детей непременно должны разделить судьбу твоих? В поддержку?

Хопп поднялся и, угрожающе сжав кулаки, направился к Виттельсбаху. На лице того не дрогнул ни один мускул, он просто стоял и ждал. Вокруг мгновенно замолчали. Когда филий собрался поразить противника, маг едва заметным движением кисти и тихо произнесённым заклинанием пригвоздил нападавшего к месту. Иллюминас положил Конраду руку на плечо, удерживая, и, махнув другой, освободил незадачливого волшебника.

– Вольфганг, как смеешь ты нападать на человека, пришедшего помочь?

– Он сервиноктис! – рявкнул Хопп.

– Пусть. Но он прав. Ты – светлый ведёшь себя, как поклонник мрака. Я отстраняю тебя от операции. Не хочу, чтобы, руководствуясь своей неразборчивой ненавистью, ты ударил нашего друга в спину.

– Так он уже и друг?!

Лицо филия исказилось от ярости, и, грязно выругавшись, он исчез.

– Фанатик, – спокойно произнёс Фёдоров. – А от них больше вреда, чем пользы. Жаль, что он так быстро ушёл, и я не успел дать ему совет – избегать единоборства с более сильным противником.

Жестом пригласив присутствующих занять места, Владимир опустился в кресло.

– Карл будет не один, – сообщил Конрад, – на такие задания идут, по крайней мере, трое. А вас шестеро…

– Пятеро, – произнёс русский, – Игорю туда нельзя. Он – легентем церебрум22 и не вынесет мыслей боя.

Виттельсбах ахнул:

– Это же редчайший дар, – пробормотал он ошеломлённо, – последний из полноценных легентемов…

– Да-да…

Фёдоров кивнул.

– Последний был рождён пять веков тому назад.

Смутившийся от всеобщего внимания Чижов залился краской и убежал в угол.

– Вот почему Игорь поверил мне, – задумчиво произнёс чародей, – он прочёл мои мысли.