И слыша это, можно было с уверенностью сказать, что они с большим удовольствием прокричали бы «прощайте».
Как только гэпэушники удалились, Балаганов прерывающимся от волнения голосом спросил:
– Командор, вы действительно думаете вернуться в Киев и пойти к гэпэушникам?
За все время встречи с нежелательными представителями органов он был в невероятном напряжении. И при словах «ГПУ», «милиция» невольно вздрагивал и втягивал голову в свои молодецкие плечи.
– Ох, детушки, – начал закуривать Бендер папиросу из пачки «Южные», что свидетельствовало о его недавнем пережитом состоянии. – Я побываю у Симферопольского гэпэушника и посмотрю, какую он выдаст мне индульгенцию.
Он тоже, как и его молодой компаньон чувствовал себя во время встречи с неожиданными охранителями власти настолько неуютно, что даже ни разу не прикоснулся к своим заветным усам.
– Ну, давайте логично рассуждать, камрады, в чем заключается наше преступление? Подозрение, узнавание, что имели дело с иностранцами? Затем, дело дошло до обыска. Ничего не нашли, с поличным нас не взяли. Так чего же нам, собственно говоря, бояться? – рассуждал вслух Бендер. – Ни под какую уголовную статью они подвести нас не смогут. Все то, что мы приобрели, надо перебрать и устроить в конторе музейную витрину. Но это, детушки, тихо, тихо, – замахал рукой Остап, видя как его компаньоны, беспокойно заерзали на скамье. – Это мы еще обсудим, это мы еще решим. Не сейчас, голуби вы мои. Видите, как интересно иметь хорошие отношения с органами, которые иногда перерастают в органы покровительствующие нам.
Некоторое время искатели графских сокровищ молчали. Смотрели сквозь пальмы и кроны платанов на близкое море внизу, на проплывающий вдали белый пароход с хвостом сизого дыма и думали по-разному, но примерно об одном и том же.
Бендер встал, прошел к урне и бросил туда окурок. Вернулся и с усмешкой на лице сказал:
– От самой румынской границы никак не могу избавиться от внимания к моей особе стражей Советской власти. Так может дойти до того, что мне предложат в органах и службу, – рассмеялся Бендер.
– Ох, командор, лучше уж это, чем работа на Беломорканале или в тайге, – двинул плечами рыжеволосый друг.
– И все же, Остап Ибрагимович, какие наши ближайшие действия чтобы…
– Чтобы приступить к осуществлению нашей новой идеи, хотите сказать, товарищ Козлевич? – за все время знакомства и дружбы Остап так впервые назвал вдруг очень уважаемого им скромного Адама Казимировича.
– Вот именно, товарищ председатель, – тернул обеими руками по своим усам тот.
Остап встал и спросил глядя то на одного, то на другого концессионера:
– Помните, мои страдальцы – искатели, ту типографию Госиздата, когда мы искали знаменитого фотографа Глеба Мацкина?
– Помним, – скучно промолвил Козлевич.
Немного помедлив, ответил и Балаганов.
– Когда вы, командор, бухгалтера приняли за Корейко.
– Да, очень похож тот на Корейко и тоже Александр Иванович.
– И что из этого, Остап Ибрагимович? – спросил Козлевич.
– А вот сто, детушки-неудачники. Этот самый Корейко…
– Который принес миллион на тарелочке с голубой каемочкой?
– Вот именно, Шура. Так вот, этот миллион из других пачек миллионов он заработал, знаете как?
Единомышленники Остапа молча уставились на своего предводителя. Тот загадочно промолчал и провозгласил:
– Да выпуском открыток!
– Открыток?! – удивился Балаганов.
– Этой мелочью? – кашлянул Козлевич.
– Он наводнил ими всю Среднюю Азию, эсэсэр, камрады непонятливые вы мои. Страна строит социализм, индустриализацию, электрификацию эсэсэр, вот он и начал выпускать открытки с видами этого строительства! Это приветствовалось властями Советов, друзья мои искатели.
– Копеечное дело, Остап Ибрагимович, – двинул плечами Адам.
– Для нашей лотереи мы же их покупали, командор, – напомнил Балаганов.
– Нет, детушки, это будут уже не те открытки Корейко, а открытки с видами Крыма, а не индустриализации.
– Опять-таки, если по справедливости, командор, если их уже выпускает государство, так зачем нам тогда?
– Вот вы всегда, Шура, так…
– А я тоже так, Остап Ибрагимович, – глядя на него, кивнул Адам.
– Поясню, камрады, мы будем выпускать открытки такие, какие не выпускает Госиздат. Археологические по Херсонесу и по другим знаменитым раскопкам, пейзажи, дворцы и другие достопримечательности Крыма и других знаменитых мест страны и других частей мира, но это уже потом. Будем выпускать красочные поздравительные, свадебные, с портретами вождей, знаменитых киноартистов, кадров из кинофильмов, – заходил у скамьи великий предприниматель. – Что скажете, детушки? – остановился он перед ними.
– Таксомоторный парк лучше, Остап Ибрагимович, – протянул Адам.
– А по мне так лучше вернуться в наш дом в Мариуполе и заняться делом, командор, – встал и сел Балаганов.
– Делом? Это, каким же, Шура?
– Рыбным промыслом, поиском нового, чего другого, командор.
– А может вернуться в Киев все же, Остап Ибрагимович, и открыть свой таксомотор? – погладил свои усы Козлевич.
– Рыбный промысел и таксомотор никогда от нас не уйдут, друзья. Вначале попробуем все же открыточное дело, – опустился на скамью рядом со своими компаньонами Бендер.
Некоторое время тройка искателей-предпринимателей молчала. Затем Остап встал и решительно:
– Все. Поехали к нашим гэпэушникам благодетелям.
По пути Остап развил так красочно свою идею, что после красноречия своего председателя его друзья-компаньоны превратились из несговорчивых слушателей в соглашаемые и стали даже добавлять предложения-советы. И когда Бендер двинулся по аллее, то Козлевич с одной, а Балаганов с другой стороны, прижимаясь к великому комбинатору, заглядывали в его лицо и одобрительно поддакивали.
Глава ІІ
Первая помощь ОГПУ великому предпринимателю
Оставив автомобиль со своими друзьями за два квартала до Управления НКВД Крыма, Бендер вошел под своды этого очень им не почитаемого учреждения. Войдя в просторный вестибюль, он не успел еще осмотреться, как перед ним возник военный с тремя красными треугольничками в малиновых петлицах и строго спросил:
– Вам к кому, товарищ? – перегородил он путь Остапу.
– Я к товарищу Яровому, к начальнику ОГПУ, – не совсем чувствуя себя уверенным, ответил Бендер. – Вот мои документы… – подал он дежурному в звании помкомзвода внутренних войск НКВД. – Позвоните ему, товарищ.
Охранник посмотрел документы, вернул их Остапу, зашел за остекленную перегородку и закрутил ручку внутреннего телефона. Что он говорил в трубку, Бендер не слышал, но догадывался, что тот уточняет, что сказать посетителю. И это подтвердилось, когда дежурный вышел и сказал:
– Товарищ Бендер, комиссар Яровой проводит сейчас совещание, вам придется подождать. Пройдите в бюро пропусков, вас вызовут, когда он освободится.
– Благодарю, товарищ…
– Как выйдете, сразу же дверь слева, бюро пропусков управления.
– Спасибо, товарищ, – кивнул он дежурному и вышел.
В просторном помещении бюро пропусков на скамьях вдоль стен сидели в ожидании посетители. Бендер присел на край скамьи и огляделся. Прямо от двери в стене было небольшое оконце, казалось, наглухо заколоченное массивным щитком, но вот этот щиток отодвинулся и из окошка послышался чеканный голос:
– Абибулаев, – человек средних лет, очевидно, татарской национальности, вскочил и засеменил к отверстию. Получив листок пропуска и свои документы, он вышел поспешно из комнаты, и так посетители вызывались поочередно к окошечку, получали заказанные им пропуска и выходили, чтобы сразу же войти в соседние двери уже ведущие к тому, кто их вызывал по повестке или же к тому, к кому они напрашивались по своим делам. Делам тайным, чтобы донести на кого-то, или выпросить разрешение на что-то.
Шло время, Остап терпеливо ждал вызова своей фамилии. А окошечко периодически открывалось, произносилась оттуда фамилия, и названный посетитель спешил, а некоторые и бежали к нему со своими документами. Люди с пропусками выходили, а другие за пропусками заходили, но Остапа все не вызывали. И он уже заколебался в своем решении идти или не идти к своему севастопольскому знакомому. Даже привстал, чтобы выскользнуть из этого гэпэушного пропускника. И когда, все еще колеблясь, собрался сделать шаг к выходу, из амбразуры пропусков назвали его фамилию. Остап почему-то вздрогнул, он быстро подошел и подал свои документы. Дверка окошечка задвинулась, но Бендер не вернулся к своему месту, а ждал уже у окошка стоя.
Посетители посматривали на него: одни вопросительно, другие, настороженно, третьи сочувствующе, понимая, что в это учреждение если вызывают, то уж не для благотворительности. По хорошему делу, многие считали, что сюда люди не приходят. Но великий предприниматель осмелился прийти.