Глава V
Учитель рисования Лоев о молочнике Фаберже
И вот пришло время, когда великий искатель-предприниматель задернул цепочку входной двери квартиры Лоев, учителя рисования.
Перед Остапом предстал среднего роста мужчина лет сорока-сорока пяти, с гладко причесанными седеющими волосами, с несколько морщинистым лицом. Светлые его глаза внимательно смотрели на Бендера, и прозвучал негромко вопрос:
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, хозяин, – улыбнулся ему в ответ Остап. – Вы, наверное, читали, – развернул перед Лоевым газету искатель.
– А-а, да, все улица уже об этом…
– Я председатель клуба археологов, уважаемый, – раскрыл картонки своего удостоверения Бендер, – Вот ищем, собираем нужное, интересное. Может и вы, предложите нам что-то… разрешите войти? – улыбнулся Остап.
– Собственно… у меня ничего такого для клуба… входите, пожалуйста, если уж так, – посторонился Лоев.
– Благодарю, – вошел Бендер. – Разрешите представиться – Остап Ибрагимович Бендер.
– Очень приятно, Лоев… Семен Михайлович. Лоев, – повторил он.
– Рад знакомству, уважаемый Семен Михайлович. Возможно, и найдете что-нибудь для нашего клуба…
– Нашел бы, – указал хозяин на стул у стола. – Если бы не ограбили…
– Как!? Вас ограбили? В милицию заявляли?
– Да, унесли самовар, из посуды кое-что, костюм мой выходной. Платья жены, мой сюртук гимназический…
– Гимназический? Интересно…
– Да, я преподавал в свое время в гимназии…
– Интересно, географию преподавали или…
– Нет, рисование. Две картины унесли… мои картины, маслом.
– О, я всегда уважал и уважаю художников, любезный Семен Михайлович.
– Да, отрез на пальто унесли для жены, собирались шить.
– Вот мерзавцы, а что-нибудь из предметов, могущих стать экспонатами для нашего музея?
– Да такого… вот думаю. И не нахожу что-то… Вот молочник…
– Ну, это посуда… Самовар, тарелки…
– Э-э, нет. Молочник, а к нему две чашечки, работа самого Фаберже.
– А кто это такой? Как вы сказали Фабе…
– Фаберже. Это знаменитый царский ювелир. Дорогая вещь. Ее и унесли. Воры, наверное, и не знают, сколько он стоит, если продать знающим.
– Интересно, а вы знаете, уважаемый Семен Михайлович?
– Сколько не знаю, но дорого.
– Вы знаете, уважаемый Семен Михайлович, у меня есть к вам предложение. Поскольку вы художник, не согласились бы вы, когда мы откроем музей, сделать надписи над каждым экспонатом и с кратким пояснением? Или вы заняты учительством в школе?
– Не занят. Я не работаю. Рисование не преподают в обычных школах сейчас. Да и места нет, если бы я предложил свои услуги по какому другому предмету.
– Вот и славно. Мы вас пригласим, когда музей откроем.
– Согласен, Остап Ибрагимович. Работать надо, чтобы карточки на хлеб получать.
– Да, оформим тогда… А что этот молочник, как вы сказали, Фаберже мог бы быть ценным экспонатом в нашем музее?
– Еще каким, но не знаю, решился бы я вам его продать?
– Да что говорить, если его нет, Семен Михайлович. А как он попал к вам, из археологических раскопок? Или купили по случаю на базаре?
– Ни то и не другое. Расскажу. Приехал свояк из села. Продавать колбасу и сало. Остановился у нас. Подкормил, значит. Пошел я с ним на базар, чтобы как-то охранить его от воровства. Время-то голодное, военное. Утром белые, вечером красные. Петлюровцы сегодня, банда какого-нибудь атамана завтра. Стоим, продаем его товар. А тут подходит человек и предлагает этот самый молочничек с чашечками, завернутыми в тряпки, в обмен на сало. Свояк ни в какую на обмен. А я как увидел этот молочничек, схватил без спроса куски сала и сунул их обменщику, схватив этот молочничек. Свояк в крик, а я ни за что уже не выпускал эту ценность. Вот как он ко мне попал этот молочничек, уважаемый Остап Ибрагимович. Обменщик беженцем из Москвы оказался. А сколько лет прошло, а мне все это помнится.
– А как вы определили, что молочник этого самого Фаберже?
– Так у нас в гимназии был альбом с рисунками этого ювелира. Я же о них и преподавал ученикам.
– А где этот альбом? Посмотреть можно?
– Нет, ограбили гимназию, пропал альбом, уважаемый.
– Жаль… – протянул Остап. Хотелось бы посмотреть.
– Конечно, но… – развел руки рисовальщик.
– Ну а когда вы выменяли, как убедились, что он Фаберже?
– На тыльной стороне донышка была буква «Ф» замысловато написана с завитушками. Надо полагать это эмблемы самого Фаберже.
– Эмблема, значит, буква фэ с завитушками… – произнес Бендер.
– Да. А вы знаете, я могу предложить вашему музею несколько своих акварелей и картину написанную маслом… Сейчас покажу.
Акварели и картины Остапа не заинтересовали, но он все же купил их по недорогой цене, получив от хозяина кучу «спасибо». И, уже уходя, спросил:
– Не могли бы вы, уважаемый Семен Михайлович, нарисовать для нашего музея этот молочник? Поскольку вы…
– С большой охотой, Остап Ибрагимович, нарисую, как он есть.
– Клуб заплатит вам за работу…
– Весьма благодарен, весьма…
Распрощавшись с хозяином, Бендер вышел к своим друзьям, ожидающим его в машине, передав Балаганову купленные картины у Лоева, сказал:
– Очень интересные сведения, камрады, будет у нас не фотография, а рисунок этого молочника…
– С двумя чашечками, – вставил рыжеволосый эксперт археологии.
– С двумя, – поддакнул ему Остап. – Все, купля-поиск закончены.
– Довольно прилично потрачено денег, командор, – крутнул головой эксперт, он же и финансовый распорядитель, и учетчик средств их конторы.
– Все окупится, разве не ясно, – завел мотор машины Адам. – Поехали.
– И не только окупится, товарищ эксперт, а мы еще раз завоюем доверие гэпэушников к нам. – Помолчав, Остап поправил свой вывод: Если не доверие, то расположение к нашей деятельности. Не мешать нам.
Доложив следователю Доменко о проведении им операции, Бендер не спешил сообщить ему, что Лоев нарисует вид этого молочника.
И вот настал тот момент, когда Остап, Балаганов и даже Козлевич склонились над рисунками заветного молочника с двумя чашечками, когда принес их Лоев. Рисунками? Да, не над одним, а над тремя даже. Рисовальщик представил их с некоторыми поправками в каждом, руководствуясь своей художественной зрительной памятью.
Что же представлял этот молочник, изготовленный, как утверждал Лоев, в ювелирной мастерской Фаберже? Это был по виду обыкновенный по формам молочник, размером большого заварного чайника и, стоящих по бокам его малыми чашечками. Цвет изделия светло-коричневый с золотыми прожилками и звездочками по округлым их формам и тонкими золотистыми линиями по носику, ручке молочника и ручкам чашечек. Крышечку самого молочника венчал золотой шарик.
– А узоры из чистого золота? – спросил эксперт конторы.
– Надо полагать, господа-товарищи. Ювелиры Фаберже работали только с чистым золотом, бриллиантами и драгоценными камнями: янтарем, изумрудами, жемчугом, кораллами и другими, как я читал, – пояснил Лоев.
– Послушайте, Семен Михайлович, за рисунки спасибо, теперь мы имеем ясное представление об этой ценности, расскажите нам и о других изделиях этого знаменитого царского ювелира Фаберже.
– То, что знаете, уважаемый художник? – попросил Балаганов.
– Да, интересно, конечно… – вставил и Адам Казимирович.
– Всего не знаю, а так… Например император заказал Фаберже изготовить подарочное пасхальное яйцо для царицы…
– Пасхальное яйцо!? – воскликнул Шура. – Изготовил?
– Разумеется, оно представляет собой несколько увеличенного размера, в золотых украшениях с бриллиантами, ценность его сказочная, господа-товарищи!
– Где же это изделие сейчас, Семен Михайлович? – спросил Остап.
– А Бог его знает, сведений не имею. Да, и еще, такое же пасхальное яйцо царь подарил своей фаворитке знаменитой балерине Кшесинской…
– Балерина Кшесинская… – произнес Бендер. – Читал, – рассмеялся Остап. – Знаменита еще тому, что с балкона ее дворца в Петербурге выступал Ленин.
– Возможно, – произнес Лоев, – Десятки, сотни изготовил этот Фаберже ювелирных изделий, ценности их, как я сказал сказочная. – Ну, так, рисунками довольны, – встал рисовальщик. – А когда мне оформлять надписи в вашем музее?
– Рисунками довольны, Семен Михайлович, – это вам, – выложил несколько десяток рублей Бендер на стол. – Возьмите уважаемый. – А насчет работы, когда откроем музей, Семен Михайлович, мы вас известим.
– Премного благодарен, благодарен… – взял деньги рисовальщик, – Буду ждать приглашения на работу. До свидания, – направился он к выходу.
– До свидания, уважаемый, – ответил Бендер, провожая его до двери.
– Вот так друзья-единомышленники, – заходил по комнате глава конторы. – Увидели, услышали, поняли?
– Да, Остап Ибрагимович, чего уж тут… такой маленький…