– Эх, в Киеве!.. – воскликнул Балаганов.
– Да, неплохо было бы, – ответил Остап. – Но нам там нежелательно показываться после нашего развенчанного «ДОЛАРХа», камрад Балаганов, к сожалению, – ковырнул носком туфли гравий он. И задумался.
Так они сидели, обсуждая варианты своей дальнейшей деятельности, благодаря которой они хотели получить миллион.
Был вечер, но было еще светло. Сквозь пальмы и кроны платанов, на поляне за аллеей, просматривалась даль моря с ясным горизонтом. Головки цветов, растущих между волосистых стволов пальм, покачивались от легкого бриза. Трое единомышленников некоторое время молчали, затем Остап сказал:
– Да, если бы наш ДОЛАРХ не засветили энкаведисты, то в Киеве… – и вдруг запнулся, посмотрев в конец аллеи.
Посмотрели туда и его компаньоны и, увидев людей приближающихся к ним, даже привстали.
То, что Бендер увидел, его подбросило, как пружиной. Он готов был взлететь, как дичь, почуяв опасность, вскочить, убежать, как олень от охотников, но было уже поздно, и он остался сидеть между своих единомышленников. Сидел и не отводил взгляда от приближающихся к ним, начальника Крымского ГПУ Ярового и довольно плечистого мужчины. А между ними он отчетливо увидел хорошо знакомую ему энкаведистку Клару. Она смеялась, слушая каламбур идущих с ней мужчин.
Здесь следует сказать несколько пояснительных слов…
Было время, когда власти всегда и во всем видели заговоры. Если власть была у белых, они видели заговоры красных. Если власть была у красных, то они видели заговоры белых, так называемых контрреволюционеров. И те, и другие власти мешались на заговорах. Они видели их там, где их и не было вовсе. Были ли заговоры и тех и других, не было заговоров ни красных, ни белых, но при таком уже привычном положении в период гражданской войны и после нее, много виновных и невиновных людей арестовывалось. Их допрашивали, избивали, пытали и расстреливали. Красные, – как врагов революции, Советской власти, белые, – как людей продавшихся большевикам, как изменников царю и отечеству. И если белые много расстреливали таких, то красные по лозунгу Ленина: «В ответ на белый террор – ответим нашим, красным террором!», расстреливали без должного суда и следствия тысячи и не так врагов народа, как просто подозреваемых и неугодных этим самым большевикам. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским. После него эту комиссию – сокращенная аббревиатура – ЧК, возглавил его заместитель Менжинский, имея в заместителях старательного Генриха Ягоду. В те годы на следственный аппарат НКВД выпали чудовищные нагрузки. Следователи неделями и месяцами не выходили из своих кабинетов, валились с ног, засыпали за рабочими столами, забывали о семье, о близких. И великий вождь, отец, друг, учитель всех народов-правитель совдепии через своего наркома НКВД облегчал тяжкую участь сотрудников многомиллионного аппарата НКВД с отделом ГПУ. Им увеличили получки втрое, строили и устраивали квартиры, открыли для чекистов полторы сотни новых санаториев и курортов в дополнение к существующим. Все черноморские берега переключили на оздоровление осведомительно-следственного аппарата НКВД.
Вот такими представителями чекистской элиты и являлись те трое: Яровой, Клара и рядом с ней еще один плечистый из такой же конторы. Они прогуливались по Пальмовой аллее после царского ужина в санатории «10-лет Октября», размещенном в большей половине корпусов Воронцовского дворцового комплекса.
– Спокойно, камрады, – прошептал Бендер, опустив голову, будто разглядывал носки своих башмаков.
– А-а, севастопольские знакомые? – раздался голос Ярового, поравнявшись с сидящими.
Остап поднял голову, натянуто улыбнулся и, привстав, промолвил:
– Здравствуйте, Павел Антонович, здравствуйте…
– А меня, что же не узнаете, Остап Ибрагимович? – повела игриво глазами Клара.
Плечистый вопросительно взглянул на Клару, затем на Ярового, который сказал:
– Знакомьтесь, товарищи, Я вам потом расскажу, Семен Гаврилович, какая любопытная история произошла в Севастополе, она и познакомила нас. Но это потом. А сейчас, Остап Ибрагимович, разрешите вам представить… Да, ваши земляки из Киева, начальник тамошнего ГПУ Шавров Семен Григорьевич и сотрудница оттуда же Клара Шаврова.
– Бендер Остап Ибрагимович, председатель Киевского добровольного общества любителей археологии, – склонил чуть голову он. И с наигранной веселостью в голосе сказал, обращаясь к молодой женщине: – А-а, вот почему вы отвергали все мои ухаживания и провожания, когда мы с вами долбили камень науки в библиотеке ВУАКа.
Клара взглянула на своего мужа, как это определил Бендер, услышав ее фамилию, и, продолжая смеяться, сказала:
– Ну, это все еще было до того, Остап Ибрагимович.
– Понимаю, понимаю, – закивал головой Бендер.
Балаганову и Козлевичу ничего другого не оставалось, как стоять по обе стороны своего председателя и посматривать на Клару и ее провожатых.
Затем Бендер сказал:
– А это сотрудники-археологи нашего общества, – указал он на своих друзей.
Балаганов стройно встал и по-джентельменски назвался:
– Балаганов, Александр.
– Адам Козлевич, – последовал его примеру непревзойденный автомеханик.
– Очень приятно, товарищи, – кивнул плечистый гэпэушник из Киева.
– Ну, прекрасно, я вам потом расскажу, как все было, – пояснил Яровой.
– Вы, наверное, отдыхаете в санатории «Десять лет Октября»? В Воронцовском дворце? – спросил как уже хорошо знакомых Остап.
– Да вот, представилась такая возможность, – улыбнулся ему Яровой.
– О, прекрасный санаторий должно быть, – восторженно произнес великий предприниматель. И видя проницательный взгляд киевского начальника, Остап сказал: – Ну, мы с вами еще встретимся, Павел Антонович, – и, выдавив на лице улыбку, загадочно сказал: – Может еще, чем поможем.
– Да, Остап Ибрагимович, мир тесен, – улыбнулся тот. Но увидев проницательные взгляды своих киевских коллег, спросил: – Что так, Семен Гаврилович? Клара?
– Да, я получил письмо, что ни с того ни с сего нашей конторой начала интересоваться милиция. И я бы хотел уточнить, с чего бы это? Семен Гаврилович?
Клара отступила, взглянула на своего кавалера и отвела глаза в сторону, А тот сказал:
– Ну, поскольку это касается не моей службы, то ничего определенного я сейчас сказать не могу… товарищ Бендер.
– Но, Семен Гаврилович, если какие-либо шероховатости, я дам рекомендацию и отпишу, как эти молодцы помогли нам раскрыть бандитку, пробравшуюся на службу к нам, то вы сразу же измените свое к ним отношение, – неожиданно выступил в роли защитника Яровой.
– Ах, вот вы какой, – прищурила глаза энкаведистка. – Выходит, я была не права, имея о вас другое мнение?
– Разумеется, товарищ Клара, – улыбнулся ей Бендер. – Знаете, у Марка Твена есть известное изречение. Так я могу его перефразировать: «Слухи о моей незаконной деятельности сильно преувеличены».
Клара рассмеялась, и ее скупо поддержал киевский гэпэушник и более весело Яровой. Шавров сказал:
– Что ж, посмотрим, посмотрим. Послушаю своего коллегу о вашем подвиге, товарищи, – без улыбки произнес тот. – Но если Петр Николаевич так говорит, то я разберусь, чем это интерес милиции к вашей конторе вызван.
– Вот-вот, именно, подхватил председатель ДОЛАРХа, ни с того, ни с сего к нам археологам, преданным Советской власти, в чем убедился вот товарищ Яровой, он может подтвердить имеющиеся у него факты.
– Разберемся, разберемся, товарищи. Кстати, вы здесь отдыхаете? – спросил Шавров.
– Не до отдыха, Семен Гаврилович. Летняя пора – страдная пора для археологов. Отыскиваем места древних тавров, проживающих здесь когда-то, – без запинки выпалил Бендер.
– Любопытно, интересно, товарищи. Что ж, до встречи в Киеве, Остап Ибрагимович. Как приедете, сразу же прошу ко мне, – взял под руку Клару Шавров. – До свидания, товарищи археологи.
Яровой тоже собрался идти, но сказал:
– Да, Остап Ибрагимович, если у вас возникнут какие-либо проблемы, прошу ко мне. Отпуск мой заканчивается. Знаете где меня найти в Симферополе. До свидания, товарищи.
– До свидания! – раздалось дружное, в три голоса представителям органов.
Шавров собрался уже идти, но помедлили и сказал:
– Товарищ Бендер, вернетесь в Киев, загляните ко мне, возможно у моей службы найдется для вас поручение, – взглянул он на Клару.
– Благодарю вас, товарищ Шавров. Обязательно, как вернусь, непременно прийду к вам на прием.
– До свидания! – еще раз громко произнесли компаньоны в три голоса.
И слыша это, можно было с уверенностью сказать, что они с большим удовольствием прокричали бы «прощайте».
Как только гэпэушники удалились, Балаганов прерывающимся от волнения голосом спросил:
– Командор, вы действительно думаете вернуться в Киев и пойти к гэпэушникам?