— Заходите, пожалуйста. — Она едва шепчет.
Я качаю головой.
— Меня зовут Бет Холл. Моего мужа — Адам Холл. А нашу дочь — Мег.
— Лиззи, Бет… я не знаю, что сказать. Мне очень жаль.— У вас сын. — Во рту снова пересохло.
— Ной…
Я смотрю на нее в упор.
Она произносит:
— Мег…
И я не могу понять, что это: вопрос, утверждение, просьба.
Поворачиваюсь к ней спиной. В машине меня ждет Мег. Мне нечего сказать этой женщине. Да, она сука, укравшая у меня мужа. Но у этой суки и воровки умирает сын.
Она окликает меня:
— Бет, пожалуйста. Мег, она… вы не знаете?
Лифт все еще ждет. Нажать кнопку — и он укроет меня, увезет отсюда.
Через минуту я выхожу на стылый ноябрьский воздух. Двигатель в машине Мег работает, чтобы салон не выстудился. Забираюсь на переднее сиденье.
— И?.. — спрашивает дочь, разворачивая автомобиль в сторону дома.
— Мать того ребенка. — Я плотнее заворачиваюсь в куртку Адама. Меня трясет. — Она здесь живет. Временно, пока сын в больнице.
Мег наверняка недоумевает, откуда я это знаю.
Угрюмо спрашивает:
— И как прошла встреча? Она хоть жива?
— Жива. Я пальцем ее не тронула. И не хмурься, тебе не идет.
Мег хихикает:
— Не идет? Мне не идет?.. Мам, у меня отец козел! Вот где печаль. У меня брат, которого я не видела.
И что, девушке уж и нахмуриться нельзя?
— Можно. Хмурься, моя хорошая. Хмурься сколько хочешь. Вот приедем домой — и надеремся.
Она кивает: отличная мысль. Но я вижу, что ее душа хочет совсем другого. Может, оттого, что кровоточит и болит или даже разбита, как моя.
Я тянусь и включаю обогреватель.
— Что-то совсем похолодало.
— Какая наблюдательность, Шерлок, — хмыкает Мег. — Ничего, скоро будешь в Лос-Анджелесе.
Чем скорее, тем лучше, думаю я, ощущая, как холод забирается в самое нутро.
— Предупреждаю, у нас дома Карен.
— Карен? С чего вдруг?
— Надираться будем втроем.
— А что Карен у нас делает? — И тут до меня доходит.
— О господи! Только не говори, что она все знает!
— Я представила твою реакцию, пришла в ужас и вызвала подкрепление.
Я сержусь, однако стараюсь этого не показывать.
Решение Мег понятно… но Карен только-только съехалась с Беном.
— Она с вещами. Переночует. Возможно, только сегодня. А может, поживет подольше.
— Какого лешего, Мег?..
Дочь отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня:
— Я просто все ей рассказала. По телефону, когда ты выясняла отношения с той мамашей. Карен приехала бы поддержать тебя в любом случае, но тут еще выяснилось, что «дядя Бен» в курсе ситуации уже довольно давно. Она взбесилась и ушла.
Я совсем теряюсь. Карен оставила Бена в своей собственной квартире и поехала к нам. Она не могла вышвырнуть его самого, поскольку у Бена живет Адам. Получается, Карен будет жить у меня.
Когда мы подъезжаем, ее машина уже стоит на дорожке.
Свет фар падает на нее, и Карен поворачивается и смотрит, как мы с дочерью выбираемся из автомобиля.
Пожимает плечами и заявляет:
— Весь мир свихнулся.
Мы обнимаемся, и она спрашивает:
— Можно пожить здесь, пока ты в Лос-Анджелесе?
Уткнувшись головой в ее плечо, я вспоминаю, что Адам вызвался во время моего отсутствия поухаживать за садом. Полагаю, сейчас он не осмелится. Точно не осмелится.
— Конечно, можно. Прости, что спрашиваю: ничего, что Бен торчит в твоей квартире? Ведь это ему по-хорошему стоило бы собирать вещи. —Я киваю на чемодан, который, к счастью, не очень велик.
— Соберет как миленький. Я только все обдумаю и слегка приду в себя.
Коридор встречает нас запахом сгоревшего сыра.
Клянусь себе, что никогда, никогда в жизни больше не буду готовить лазанью. Учитывая, что намерение дать по морде бывшей любовнице мужа так и осталось невыполненным, эта клятва — единственная за сегодняшний вечер, которую я все-таки сдержу.
Глава 28
Вот все, что я знаю. Мег сдала пробу, и мы ждем результатов. Бет прочитала мое письмо и не ответила.
Словами, слезами, электронной почтой, курьером или почтовым голубем — ответа нет. Пусто, ничего…
Отсутствие хоть какой-нибудь реакции убивает.
Я знаю: она прочла письмо. Мне сказал об этом Бен.
Так что Карен теперь в Вейбридже, а Бен в ее доме.
А я — в доме Бена. Полный капец.
Сегодня воскресенье, и Кира согласилась на мой визит к Ною: он все просит, чтобы я поиграл с ним в шахматы. До палаты мы дошли вместе; она сказала, что я стал сквернословить гораздо больше, чем прежде, и попросила следить рядом с ребенком за речью.
Достаточно откровенно… мне хочется смеяться, поскольку она права. С тех пор как я спустил свою жизнь в сортир, мой язык, надо полагать, решил, что нужно соответствовать новой среде. Не особенно сдержанная в выражениях Бет — скромница по сравнению со мной.
У двери палаты Кира кладет руку мне на локоть.
— Я должна сказать. Ко мне приходила Бет.
Сердце ухает вниз.
— Когда? Как?
— Не важно. Я просто хотела, чтобы ты знал. Она была очень взвинчена.
Пожимаю плечами:
— Понятно.
— Мерзко, что ей пришлось во все это влезть.
Мерзко, что эту боль ей причинила я. Она милая. — Кира поправляется: — Хорошая женщина.
— Так и есть.
— Мне жаль, — повторяет она.
— Знаешь, Кира, мы с тобой можем сожалеть до скончания времен, но это никак не изменит того, что я уже натворил. Давай попробуем извлечь из этого хаоса хоть что-то доброе? — Я киваю головой в направлении Ноя.
— Ты прав. И еще: я не сказала Гордону, что ты здесь. Скажу, но пока не сказала.
— Черт, Кира! Последнее, что мне надо, — столкнуться здесь со взбесившимся Гордоном.
Она поднимает на меня неласковый взгляд:
— Я ему скажу. Просто надо придумать, как сообщить ему правду: что это просьба Ноя, что он захотел поиграть с тобой в шахматы.
— Ты думаешь, мальчик что-то знает?
Кошусь глазом в палату сквозь щель в двери. Наш сын уткнулся носом в книгу.
— Откуда ему знать? — отвечает Кира. — Но он парень умный. Еще до твоего появления заметил, что нет ни одной ранней его фотографии, где они вместе с Гордоном. Мы собирались рассказать ему, и тут он заболел…
Я сжимаю ее руку.
— Пожалуйста, я не хочу лгать Гордону. И так слишком много лжи. Я от нее устал!
— Я скажу ему, — шепчет Кира и распахивает дверь.
— Приветик! — Ной поднимает глаза от книги.
— Привет, дорогой.
— Адам… Ты пришел.
— Мама мне сказала, что ты хочешь поиграть в шахматы. —Я открываю рюкзак и вытаскиваю доску, шахматы Бена. — Будем все делать по правилам: играть настоящими фигурами на настоящей доске.
Он уже вовсю расставляет фигуры.
— Это твои? Ты играл ими, когда был маленьким?
Я колеблюсь.
— Моего брата. Но я ими играл.
— У тебя есть брат? — Ной смотрит прямо на меня.— Да, его зовут Бен.
— Старший или младший?
— Младший.
— На сколько лет?
Я ловлю Кирину улыбку.
— Ты всегда задаешь столько вопросов?
Теперь Кира с улыбкой смотрит на меня.
— Всегда, — говорит Ной. — Так на сколько лет?
— Почти на два года.
— Везет, — вздыхает он. — А у меня никого нет.
Кира прикусывает нижнюю губу.
— Хочешь пить, милый? Я иду за кофе для нас с Адамом.
— Мне апельсиновый сок, — бросает мальчик, не оборачиваясь.
— Двойной латте? — спрашивает она у меня, и я киваю.
— Интересно, — говорит Ной, когда Кира уходит, и двигает пешку. — Откуда мама знает, какой кофе ты любишь?
— Мы ведь знакомы, — осторожно отвечаю я. — Твоя семья — мои клиенты, мы с Тимом давно дружим, и твою маму я тоже знаю.
В комнате что-то жужжит не переставая. Теперь я понимаю: звук исходит от непонятных аппаратов рядом с кроватью.
— Мама вела себя как-то странно, когда ты зашел вслед за Тимом.