Посмотрела бы, на кого он похож. У меня сердце изболелось. Сказал, все равно ему ничего другого не останется, как повеситься… Может, уж качается на каком-нибудь суку или лежит на дне мельничного озера…
У Эльвиры прервался голос, на глазах блеснули слезы.
— А теперь ступай домой и все обдумай! Сейчас мне трудно говорить с тобой.
— Эльвира, я…
— Уже поздно, барыне не нравится, что ко мне так часто ходят.
— Прости! До свидания… — пробормотала Алиса.
Эльвира не ответила.
Вернувшись домой, Алиса рассказала все матери.
Эрнестина погладила дочь по голове и сказала:
— Ложь это. Сказки. Этот человек ни вешаться, ни топиться не пойдет.
— Ты уверена?
— Можешь мне поверить, детка. А если мужчина и готов повеситься из-за женщины, так пусть вешается. Это ненормальный человек. С таким все равно никогда счастлива не будешь. А Эльвиры этой ты остерегайся!
— Она искренно плакала.
— Комедию она играла, вот что.
В тот вечер Алиса долго не могла уснуть. Ей было страшно не столько оттого, что может принести кому-то много зла, сколько из-за потерянной дружбы.
Октябрь в этом году выдался необычный. В первое воскресенье налетела небывало сильная буря, в саду полковника Винтера попадали зимние сорта яблок. Всю ночь Курситисы опасались, как бы ветер не повалил на их домик канадский тополь. Буря пронеслась по лесам, сломала и вырвала с корнями деревья, пригнала обратно в реки воду из моря, выбросила на берег лодки и плоты, залила подвалы и даже помешала выборам в сейм: газеты жаловались, что из-за непогоды многие люди не пошли голосовать. За бурей последовал холод, а в середине октября выпал глубокий снег. Ученые объясняли причуды природы солнечными пятнами, а проповедники утверждали, что это верная примета близкого страшного суда и светопреставления. Умы людей обратились к необыденному и неизъяснимому.
Может быть, поэтому в то воскресенье в гракской церкви богомольцев было больше, чем обычно, и пастор Брамберг мог остаться вполне довольным и своей проповедью, и усердным пением прихожан.
Когда Алиса возвращалась из церкви, ей казалось, что она вернула себе душевный покой, хотелось быть ласковой и доброй ко всему свету. Они с матерью шли неторопливо, не переставая дивиться необычно раннему снегу, сочувствуя тем, кто не успел убрать морковку и капусту. Около волостного правления Алиса замедлила шаг: оттуда донеслась песня.
— Ну и любят же они распевать! — удивилась Эрнестина, имея в виду дочек посыльного Вердыня.
— Мама, я ненадолго поднимусь к ним! — возбужденно воскликнула Алиса.
— Только не задерживайся!
— Я скоро.
Алиса сама не понимала своего неожиданного желания повидать бывших подружек. Окажись там и Ольга, Алиса не испытала бы ни малейшей горечи. Взбежав по лестнице, с волнением постучала.
Никто не отозвался, не услыхали, наверно. Алиса постучала сильнее и уловила голос Юриса. Она застыла в нерешительности, не зная, чего ей больше хочется: увидеть Юриса или убежать, но распахнулась дверь. Вердыня распростерла руки:
— Алиса, миленькая!
— Нет, я… — запнулась Алиса.
Вердыня потащила Алису в комнату.
— Ольга! К тебе гостья!
Первым Алиса увидела Юриса, рядом с ним — Ольгу, затем бутылки, рюмки, миску с пирогами, кулек конфет. Вердынь, откинувшись на спинку стула, держал на коленях гармонь. Ольгины младшие сестры расселись на кровати. Все смотрели на Алису.
— Простите, я не знала.
Алиса повернулась, чтобы уйти.
— Не пускайте ее! — воскликнула Вердыня.
Взяв бутылку и рюмку, она встала перед Алисой.
— Ты, наверно, и не знаешь, что мы Ольгу отдаем. Замуж выходит. За здоровье и счастливую жизнь молодых! Ну, пей же!
Алиса выпила, не глядя на помолвленных. Поперхнулась и закашляла.
— Позавидовала, наверно, — засмеялась будущая теща.
— Пускай снимает пальто и садится за стол! — настаивал Вердынь.
— Нет, нет! Пожалуйста, не надо! Я пойду.
Вырвавшись из рук Вердыни, Алиса выбежала вон. Но домой не пошла. Ошеломленная, побрела к мельничной плотине. Лениво, словно масляные, колыхались мелкие волны. И Алиса невольно представила себе под ними, на дне пучины, утопленника. Содрогнувшись от неприятной мысли, она перешла мост и долго смотрела, как, прорываясь под слегка приподнятый затвор, бойкий водный поток мчится через плотину, падает на камни и взбивается пеной. В его торопливом беге было что-то опьяняющее и захватывающее.
— Мое почтение!
Алиса обернулась. Перед ней стояла Эльвира.
— Я сегодня тоже была в церкви. Ты так загордилась, что в мою сторону и не взглянула.
Алиса, кроме как на пастора и в молитвенник, не смотрела, просто не замечала остальных прихожан.
— Ты все еще обижаешься?
— Нет, я так.
Алиса не могла договорить. Дружелюбие Эльвиры ее смутило больше, чем внезапное появление подруги на плотине.
Эльвира нащупала Алисину руку в перчатке и слегка пожала:
— Все будет хорошо.
Затем Эльвира снова коснулась руки Алисы и стала рассказывать, что на прошлой неделе поругалась с хозяйкой и чуть было не ушла от Циммеров. Удержало лишь то, что ей просто некуда деваться. Затем перешла на последние волостные сплетни, услышанные в церкви.
— Холодно тут стоять. Может, посидим немного у меня?
— Нет. Мама ждет. Может быть, вечером.
— Вечером я иду на танцы. Не хочешь пойти со мной?
— Нет.
Условились, что Алиса придет к Эльвире завтра или послезавтра.
Прощаясь, Алиса спросила:
— А как Петерис?
Эльвирино лицо мгновенно посерьезнело.
— Плохо. Совсем плохо. Приходил. Все молчит, сидит такой странный. Прямо страшно за него, как бы рук на себя не наложил.
В голосе Эльвиры слышались тревога и сочувствие.
Алиса больше расспрашивать