история эта разошлась на весь цыганский мир, и всяк ее знает, да только никто не ведает, что случилась она со мной.
– Да-а, – поразилась я. – Ну, ты, Муша, храбрец – медведя да за уши! Надо тебе это Графу рассказать, он подивится.
– Дед, а ты мне этой истории не рассказывал! – сказал Буртя.
– А ты думал, в кого ты такой добычливый, туда-сюда? – улыбнулся Муша и погладил его по голове. – Щуку руками поймал!
Видно было, что Муша гордится внучонком, а мне от этого внутри так хорошо, будто целый пряник съела. Странно, да? Вроде до меня это никакого отношения не имеет, а все ж приятно.
Дед Муша поправляется, да. Даже начинает следить за собой – есть старается аккуратно, а если слюни побегут, он их тряпкой вытирает.
Получается, что и безо всяких волшебных снадобий, помаленечку вниманием да заботой можно вылечить человека.
Я думаю, не надо было Драго уезжать.
Глава тринадцатая
Дэвэл манн камэса – латя борья дыя[65].
Сегодня Муша потребовал свои сапоги. Выглядит он уже совсем здоровым – глаза блестят, как раньше, даже румянец появился. Так поправился, что впору на коня садиться.
Подала я ему сапоги, а пальцы у него еще неловкие – не то что сам обуться не смог, даже ногой в сапог не попал. Буртя как увидел это – выбежал из шатра, и до вечера я его не видела.
Бедный Буртя, он-то знает Мушу здоровым и крепким, поверить не может, что дед его так долго болеет. И Муша переживает за свою немощность, а пуще того – за Буртю.
Помогла я Муше обуться. Дала ему палку опереться, с другого боку сама с ним встала. Ноги у него оказались покрепче рук. Затрясся весь, зубами заскрипел, но пошел. Идет сам, но упасть может в любую минуту. Страшно. Ох и намаялись мы! Шатер обошли два раза, а уходились вусмерть.
Добрался Муша до своей перины и повалился, как мешок с мукой.
– Ух… Чуть не помер, туда-сюда, – улыбнулся он.
– Зря хоронишься.
– Все помирают, и я помру, – серьезно сказал Муша, посмотрел, слушаю ли я его, и продолжил: – Было две мечты у меня, Воржа, и одна уже исполнилась – лучшей жены, чем ты, для Драго на всем свете не найти. И добрая, и трудолюбивая, и держать себя умеешь. Красавица.
– А вторая? – я зарделась, до того приятно.
– Вторая… Слышал я про чудесный плод ананас. Будто бы вкус у него райский и Герцог, туда-сюда, каждый день его ест.
– Так то Герцог!
– Здесь место богатое, что хочешь можно найти. Купи мне, Воржа, ананас, хочу его попробовать!
– Да как я его найду, я ж никогда его не видела! Какой он из себя?
– И я не видел, – признался Муша.
– Так что же делать?
– А ты схитри. Увидишь неизвестный плод, спроси «что это?», а как скажут тебе, что ананас, так покупай.
– Ну хорошо.
Сомневалась я, что будет на базаре ананас этот, но после Мушиных похвал как крылья у меня выросли, подумала: я не я буду, если ананас не раздобуду!
А кроме того, мне так хотелось туда пойти! Уже несколько дней стоим здесь, а я ярмарки не видела! Как уйти, если в шатре дел невпроворот? А так пошла по делу, будущий свекор послал.
Завязала я деньги в подол и двинулась на базар. Хожу по съестным рядам, ананас ищу. Как вижу что незнакомое – спрашиваю. Сколько плодов на свете! Всех цветов, от мала до велика! Каких я только названий не узнала: турнепс, спаржа, хурма, селерей, мандарин, инджир, финик – ну Господь, ну постарался!
И ведь нашла я ананас-то!
У одного гаже много всякого неизвестного на прилавке лежало. А самый красивый плод был большой, сине-фиолетовый, и кожица у него блестела, как новые сапоги. Я на него и подумала.
– Что это у тебя? – спрашиваю гаже.
– Баклажан.
– Красивый! Жаль, что не ананас, я бы купила.
– Ананас нужен?
– Нужен.
– И деньги есть?
– И деньги есть.
– Так, – гаже задумался. – Приходи через день, я достану. Только моя жена торговать будет, скажи ей, я тебя послал, чтобы продала тебе ананас.
– Ой, спасибо!
– Приходи.
Я место запомнила и домой побежала. Торопилась Мушу обрадовать. Бегу, дорогу не разбираю. Смотрю – нет мне хода, столпились гаже. Стоят, как ограда – не пройти и не видать ничего. Только и слышно конское ржание, свист чюпны и выкрики. Что за разгуляй?
Протолкнулась я вперед и увидела двух цыган на конях. Красивые желтые рубахи на них и расшитые золотом жилеты. А кони жилистые и поджарые. Лошади кругом скакали, а цыганы вертелись на них, вставали им на спины, под брюхом пролазили и ездили задом наперед, и даже на скаку менялись лошадьми. Да так быстро – только зубы сверкают! Ах, как я гордилась! Лихие цыганы!
Кони унеслись, и в круг выбежал мишка с шапкой в лапах. Обошел всех по порядку. Гаже денег не жалели. Все давали. Еще бы, за такой разгуляй-то!
Потом вышел другой цыган, без рубашки, грудь вся в шрамах исполосованная да в царапинах, а волосы черные, как жук. Повязал он медведю шаль с маками, ударил в бубен и давай со зверем плясать. Танцует ладно, а улыбается еще лучше! Видно, это его главный дар и есть. Такая улыбка всех денег стоит!
Наплясались они и на землю повалились, парень говорит медведю: «Покажи нам, Миша, как купец меду объелся на обеде у попадьи». Мишка по животу себя наглаживает и глаза закатывает. Народ смехом заливается, а купец покраснел как помидор и хотел уйти, но куда там! Не выпустили. Беднота ведь кругом, он один затесался богатенький. И угораздило его здесь оказаться!
Цыган продолжает: «Покажи, как попадья у купца колечко выпрашивает!» Мишка лапы на груди сложил, цыгану в глаза заглядывает любовно и урчит. Ну и мишка! Вот бы мне такого!
«А как, Миша, мужик в кабаке напивается? Покажи!» Миша и мужика показал. Бабы на своих мужичков пальцем тыкали и корчились от смеха. Видно, похоже Миша показал. Уморил всех до икоты. Говорят же, медведь пьяным прикинется – цыгану деньги на вино.
Теперь уже парень с бубном пошел по кругу. Люди смеялись, денег давали щедро, и больше всех дал тот купец, которого мишка передразнивал. Монетки падали в бубен и звякали. Вот так неученый цыган за ученого медведя деньги и берет!
Дошел он до меня, остановился и улыбается, в глаза мне смотрит.
– Нет у меня для тебя денег, – говорю.
– А хоть эту отдай! – и на помолвленную монетку, что у