быстрой, которую Шорох захочет украсть, но цыган не даст!.. Это было так ясно, что любая клятва здесь только мешалась бы.
Лицо Драго стало злым. Глаза загорелись. В этот миг он сам вышел на охоту – хищник против хищника. Пусть будет так!
Следы на земле говорили о том, что Шорох двигался на двух мощных трехпалых лапах, широко расставленных и когтистых.
Интересно, сидел ли вампир в засаде или подкрался во мраке ночи? У него наверняка одна тактика.
Драго обошел место схватки по кругу, но других следов зверя не встретил нигде, хотя кучерявый болотный мох непременно должен был их оставить!
«Где же следы?» – соображая, Драго заходил и, шагая, запнулся о раскинутое тело, но был так сосредоточен, что пропустил это событие как никакое.
«Почему нет следов? Шорох не птица. Должны быть следы!.. Дэвлалэ-Дэвла!.. – его осенило, но, не в силах поверить своей догадке, он замер на месте, а когда все-таки пришел в себя, он в приступе ярости подпрыгнул на месте, так топнув ногою, что отшиб себе пятку. – Поганый кровосос! Мать твою копытом! Хорошенькое дело! Чтоб я сына похоронил! Ты еще, значит, и летать умеешь!»
Драго живо представил летучую мышь величиной с теленка. И попал прямо в точку! Шорох действительно ближе всего стоял к рукокрылым, или хироптерам, как их называют специалисты, однако если нетопыри есть предмет изучения рационалистической науки, то судьба Шороха принадлежала к области знания, доступной скорее оракулам и мистикам.
Впервые эта особь явилась человечеству в незапамятные времена. Встреча произошла в океане, недалеко от экватора, на тропическом острове вулканического происхождения, чье название кануло в Лету намного раньше, чем Фаэтон сорвался с колесницы. Пролетая над полосой прилива, голодный Шорох высмотрел одинокого рыбака, который лавировал между рифов в долбленой лодке. Монстр спикировал, и туземец был обречен. За ним последовал второй, за вторым – третий. Шорох вошел во вкус. Аборигены не могли от него отбиться. Позабыв междоусобные свары, они даже объединились. Вожди каннибальствующих племен, еще недавно охотно перегрызшие бы друг другу глотки, ныне совещались за одним столом, как родные братья. Шорох наводил такой ужас, что однажды его даже обожествили, и каждый месяц он стал получать от туземцев самых красивых девственниц. В чем их исключительная прелесть, Шорох не разбирал, но от жертв не отказывался. В итоге он истребил всех – десять племен и десять диалектов, ибо аборигены погибли раньше, чем успели придумать письменность. В поисках дальнейшего пропитанья крылатый вампир перебрался на другой остров. Так – век за веком опустошая свои владенья – он менял их одно за другим по мере надобности, медленно, но верно приближаясь к материку.
Когда Шорох ступил на Большую Землю, люди уже строили пирамиды – не те, что в Египте, а те, что в Теночтитлане. Первобытные ящеры к тому времени давно вымерли, об их существовании напоминали лишь вараны, акулы и крокодилы, но даже если сравнивать Шороха с той доисторической фауной, то и здесь он существенно выделялся, ибо гидры, динозавры и василиски – все они существовали во множественном числе, в виде так или иначе распространенных биологических популяций, а Шорох был уникальный – как дьявол или луна. Единственный экземпляр. Феномен. Каприз эволюции. Он не знал ни отца, ни матери, ни детей. Он не помнил, когда родился. Ему самому казалось, что он существовал вечно. Но это было не так. Шорох не был бессмертным. Просто он очень медленно разрушался. Как какая-нибудь гора, которая зарастает лесом, уминается в земную кору, осыпается камень за камнем, размывается дождями и половодьем – так проходят тысячи лет, и вот ее уже трудно назвать горой. Правда, в последнее время изобретен динамит. Инженер в пенсне банально давит на поршень, и гора взлетает на воздух. Человек за секунду проделывает работу, на которую природе в естественных условиях пришлось бы затратить две-три эпохи. Так и Шорох был вполне разрушим, но еще не встретил своего динамита. Из столетья в столетье он переходил одинаково безжалостным и умелым в науке убивать, но его невидимость была выдумкой. Просто Шорох охотился по ночам и нападал так стремительно, как шквал бури. Человек в лучшем случае успевал заметить лишь прищур его желтых по-волчьи глаз, падающих со звезд.
Глава семнадцатая
Дэнти мангэ тэвэр – умарава кашт[70].
На раздвоенном лирой кедре, впав в дневное оцепенение и плотно прижав перепончатые крылья к телу, спал Шорох – как полагается всем рукокрылым, вниз головой. Задние лапы мертвою хваткой вцепились в изогнутый толстый сучок, но и он прогнулся под тяжестью хищника. Узкое тулово, покрытое мягкой, но плотной шерстью, постепенно остыло до температуры окружающей среды. Таким образом Шорох экономил энергию. Возможно, здесь и скрывался секрет его поразительной долговечности.
Догорал янтарный закат. В воздухе кипела вздорная бесшумная мошкара. Под листвой нагнетались сумерки – еще робкие, полупрозрачные, как крылья стрекозы.
Вот и стемнело. Макушки деревьев, спутанные ветром, зловеще качались. Истощавшая луна не давала света. Сквозь остатки сна Шорох различил выкликающий голос сплюшки. У самых зубов пробежала белка. Монстр открыл глаза, втянул шустрые запахи ночной жизни, завертел бугристою мордой и распустил книзу хвост, на конце которого красовался гигантский шип, заточенный о камни; хвост почти коснулся травы. В этом положении Шорох провел еще больше часа, практически не двигаясь, лишь иногда поворачивая голову на какой-нибудь звук. В сравнении с телом пасть у него была просто крохотной, и тем не менее прошлой ночью он выпил четверых. Особый фермент, выделяемый вместе с желтоватой слюной, препятствовал естественному свертыванию крови, и Шорох в тот раз затянул пир до рассвета. Потом он спал – тяжелый и сытый. Но это прошло.
Шорох уже набирал высоту. В плане зоркости он имел идеальное зренье, но, подобно многим животным, оживающим ночью, не различал цветов. Полет его был извилистым, но плавным. Размах эластичных перепончатых крыльев достигал почти трех с половиной метров, хотя понятно, что это лишь приблизительные сведенья – никто еще не додумался подойти к Шороху с рулеткой.
Несмотря на обильную добычу прошлой ночью, хищник ощущал пустоту в желудке, и все же гораздо сильней, чем голод, его донимал постоянный зуд от клоповых укусов. Кровососы-лилипуты нисколько не щадили кровососа-великана, и Шорох, который мог в честном бою одолеть бронтозавра, совершенно не знал, как ему избавиться от невзрачных насекомых.
Горящий костер, разведенный цыганом, крылатый вампир заприметил сразу, но не полетел напрямую к нему, а дал крюк, как помещик, решивший перед сытным обедом объехать свои угодья. Лес простирался под ним темной колючей шкурой. Через полвека ее