отлетели. Цыган перекрестился. Трупы нельзя было оставлять без погребенья, но где взять столько времени?
– Извини, друг, – одного из покойников Драго ногой перекатил со спины на живот и, обрезав постромки, снял у него с плеч ружье, которым гаже не успел воспользоваться. У другого Драго забрал топор.
– После сквитаемся. На том свете, – цыган двинул назад.
Что за тварь этот Шорох? Против него не смогли устоять трое взрослых мужчин. С топором и ружьем. Их тоже трое. Но два не бойцы – Какаранджес и Маха…
«Дэвлалэ-Дэвла! Помоги нам пережить эту ночь!»
Глава шестнадцатая
Дело рысково ваш рысковонэнгэ[69].
Машку отпаивали свежезаваренным травяным чаем, потом она крепко уснула, и даже гулкие удары топора не могли ее разбудить. Драго валил сосну. Вскоре дерево поддалось. Издав низкий протяжный скрежет, оно наклонилось, но застряло в соседней кроне. Цыган попробовал раскачать его руками и столкнуть с пружинящих веток, но это ему удалось далеко не с первой попытки.
Какаранджес был не помощник. Он стоял, скрестив руки на груди, и нетерпеливо притопывал ножкой.
Сосна рухнула с шумом и треском. Драго посмотрел, не проснулась ли Машка, но та продолжала спать. Тогда цыган отрубил от сосны двухметровый кусок ствола и заострил его толстый конец наподобие тарана.
– Что ты задумал? – с тревогой спросил коротышка.
Драго молча обтесал таран от торчащих сучьев.
– Я к тебе обращаюсь – слышишь? У тебя в ушах вата?
Цыган шутливо замахнулся на приятеля топором.
– Ты нам гроб латаешь? О боги! Нам пора сматываться! – восклицал Какаранджес, возбужденно размахивая руками. – И зачем я только спутался с тобой?! Осел! – тут он принялся расхаживать вокруг Драго. – Как же ты глуп! Проклятый Шорох! Он порвет нас, как бусы! Драго! Миленький! Съел бы я твои очи, – бежим! Пока не поздно! А Шороху – шиш. Нечего нам с ним связываться!
– Я боюсь, он сам с нами свяжется. Врасплох. А здесь – наше место. И Машка почти без сил. С ней мы далеко не уйдем.
Какаранджес остановился в своем вращенье:
– А кто говорит, что с ней?
– Не рассуждай как подонок.
– О тебе же пекусь!
– Хрен-то с два! О своей заднице ты печешься.
– А тебе, золотой ты наш, по-моему, больше охота побиться с Шорохом, чем позаботиться о ребенке! Всех нас погубишь!
– Не твое собачье дело.
– Ну что я говорил! Я прав! Героя из себя корчит! Богатырь нашелся!
– Еще слово… – Драго выразительно провел по горлу ребром ладони. Затем он поставил свой таран на попа и, поднатужившись, оторвал от земли, проверяя на вес и убойную силу. «То, что нужно!» – мысленно одобрил цыган, тогда как коротышка лишь озлобленно сплюнул и стал нарезать круги в обратном направлении:
– Хасиям! Для чего я с тобой поехал? Лучше бы кормил с ложки Мушу! Лучше бы стирал бабам юбки! – возбужденный Какаранджес никак не мог остановиться и продолжал вращаться все быстрее с каждой минутой.
Драго почистил в носу мизинцем.
– Коротышка!
– Чего?!
– У тебя голова не кружится?
– Дурак! Мы пропали, а ты смеешься! Как тебе втолковать? Ну Драго, брильянтовый. На что ты надеешься? Мы одни. И никто не придет на помощь!
– Почему ты в этом уверен?
– А кого ты тут видишь? Мертвецы нам помогут, что ли?!
– Они нас уже выручили. Смотри, сколько подарили, – Драго указал на топор и ружье.
– Ага! Давай еще памятник поставим им за свой счет! «То подарили, се подарили!..» Надо же, какие заботливые покойники! Может, они нам еще расскажут, как Шороха угрохать? Не в службу, а в дружбу!
Драго хлопнул себя по лбу:
– Что ж ты раньше молчал!
– Я молчал?! – Какаранджес поперхнулся от возмущенья.
Драго круто развернулся и направился в лес.
– Стой! Ты куда? – завопил коротышка. – Решил меня бросить?!
Он схватил Драго сзади за ремень. Цыган обернулся, рассерженный не на шутку.
– Карауль Маху, – голос его прозвучал негромко, но взгляд придушил коротышку на месте. Тот заглох, а Драго посетил место ночной расправы во второй раз. Шорох был серьезный соперник. С ним не обойдешься каблуком по зубам, как вышло с Заикой. Тем более будет ночь. Тем более – лес, а бой в лесу – это бой без правил, бой с завязанными глазами. Как гениальное стихотворение, он непредсказуем. Особенно если твой враг – невидимка. Но даже невидимка оставляет следы. И они все расскажут!
…По выпростанным кишкам ползали огромные рыжие муравьи.
– Дэвлалэ-Дэвла! – цыган с детства знал, что на том свете людей ожидает изобильная счастливая жизнь, но сейчас эта вера в нем пошатнулась. Смерть была отвратительна, безобразна. Заострившиеся серые лица застыли в гримасе страха, удивленья и боли. Цыган в них прочел то, как он сам может встретить смерть – с удивлением, болью и страхом. Что привиделось им у заветной черты? Уж никак не изобилье и счастье!
Дьявол!
От жары потроха воняли.
Преодолевая естественное отвращение, Драго внимательно осмотрел трупы. У каждого рана, как будто его пробило чем-то острым и крупным. И очень мощным – кости продавлены и поломаны, словно щепки! Значит, рог или бивень. А может быть, даже и шипованный хвост! Удар – и готово. Это понятно, но почему он не притронулся к мясу? Драго это смутило. Ведь Шорох – хищник. И не человек. Он убивает только ради добычи. А вся добыча досталась мухам и рыжим муравьям. Или не вся? В природе ничего не бывает просто так.
Резкими, но при этом хорошо рассчитанными движениями Драго вспорол на покойнике рубаху и сдернул ее чуть не вместе с кожей, потому что она, пропитанная кровью, присохла к телу. В основании шеи открылся прокус – небольшой и аккуратный, как будто тот, кто его оставил, заботился о жертве точно так же, как хирург, пустивший в ход скальпель, заботится о том, чтобы операция прошла успешно.
Такая же метка – стоило лишь отогнуть ворот – нашлась и на шее второго трупа.
«Неужели Шорох?..» – только сейчас Драго вспомнил легенду, которой он сам пугал в детстве Буртю.
И синие вены на внутренней стороне запястья были не синие… Драго надрезал, но кровь не пошла. Вены были пусты. Кровь выпил Шорох. До последней капли.
Как хорошо в далекие годы было воображать, что ночью на табор нападет вампир, а ты проснешься и всех спасешь. Детские мечты – это редкая глупость.
Один, в лесу, в окружении мертвых, Драго опять ощутил, что жизнь подняла его на гребень высокой волны – одинаково готовая разбить о скалы или поднять еще выше, к солнцу, обдавая соленой холодной пеной. Кровь ожила! Он владел ею, как лошадью – могучей и