Читать интересную книгу Куколка (сборник) - Марсель Прево

«Как летит время!.. До национального праздника всего десять дней!.. Поеду ли я в этом году в Эво?» – спрашивал себя Жюль Бурдуа, закуривая любимую сигару и попивая маленькими глотками специально для него приготовленный кофе.

На террасе, кроме него, никого не было. Внутри ресторана, в чистенькой, скромно меблированной комнате, единственный слуга с унылым, безропотным лицом дремал, прислонившись к чугунной колонне, как раз напротив сидевшей за кассой хозяйки, особы зрелых лет, страдавшей, по-видимому, катаром желудка. Был великолепный, яркий, знойный день. Бульвар с его тощими, уже пожелтевшими каштанами и пыльной, пустынной дорогой можно было принять за уголок Сахары. Ни шума, ни движения, ни суеты. Бурдуа наслаждался жарой, которую любил, подобно всем страдающим ревматизмом; наслаждался тишиной уединения, которое очень ценил, пока пил кофе, и ради которого выбрал этот маленький ресторан. Служащие с железной дороги и с соседних фабрик, приходившие сюда завтракать, успевали уже разойтись по своим конторам, когда Бурдуа после обильного завтрака в ресторане Лавеню являлся пешком в это тихое убежище, где пищеварение совершалось легче, чем среди суеты большого заведения. Он проделал несколько движений левой рукой, то сгибая, то вытягивая ее, и прошептал:

– Теперь лучше… Ах, если бы я в нынешнем году мог избежать этого проклятого курорта!

Бурдуа снова принялся за чтение, радуясь, что в локтевых суставах на этот раз не было болезненного ощущения. Вообще он до крайности заботился о своем здоровье, которое ему удалось до сих пор сохранить в прекрасном состоянии, несмотря на то, что он уже приближался к пятидесятилетнему возрасту, грозному для старых холостяков. Помимо боязни заболеть, он всегда чувствовал себя прекрасно, хотя казался гораздо старше своих лет. Седые волосы ровной щеткой стояли над довольно низким лбом; из-под густых бровей смотрели добрые голубые глаза; красноватые угри, щедро украшавшие полные, немного отвислые щеки, толстый нос и даже гладко выбритый подбородок свидетельствовали о сытных обедах, с которыми прекрасно справлялся здоровый желудок. Красиво очерченный рот под небольшими седыми усами обнаруживал два ряда зубов, до того ровных, что они исключали всякую мысль об обмане. Бурдуа был невысокого роста, плотный, склонный к полноте. На нем были очень просторный пиджак из черного альпага, безукоризненно белый жилет и такие же панталоны. Из-под отложного воротничка, очень низкого и очень открытого, чтобы не стеснять движений шеи, виднелся синий со светлыми горошинками галстук. Соломенная шляпа с черной лентой, желтые башмаки, немного поношенные (в них чувствуешь себя гораздо удобнее), довершали туалет, обличавший человека, заботящегося о своей наружности, но не делающего себе из моды предмета душевной тревоги. Обычно на вид ему давали пятьдесят пять лет, и это производило на него неприятное впечатление. Зато он всегда бывал польщен, когда его принимали за интенданского офицера в отставке.

Пробежав хронику, Бурдуа несколько минут курил, отложив «Фигаро» в сторону, так как злоупотребление чтением мешает пищеварению. После полуденного затишья бульвар начинал пробуждаться для скромной провинциальной жизни. Женщины без шляп, в домашних кофтах, усаживались на улице перед своими домами, болтая между собою; некоторые из них занимались штопкой чулок. Три девочки принялись бросать мячики в стену, противоположную мастерской, вертясь волчком, пока мячик совершал воздушное путешествие. Из кабачка вышел пьяный и шатаясь побрел по бульвару, бормоча какие-то невнятные слова; у него было такое красное лицо, что Бурдуа испугался, как бы с ним не случился тут же удар; но пьяный благополучно продолжал свой путь зигзагами, искусно лавируя между деревьями и с удивительной гибкостью спускаясь с тротуара на дорогу, пока, наконец, совсем не исчез.

На улице появилась стройная молодая девушка в синей юбке и полотняной блузочке, стянутой в талии черным кушаком. Поравнявшись с кафе, она замедлила шаги и с улыбкой взглянула на Бурдуа. Но он не любил таких приключений. В его глазах неизвестная женщина представляла тысячу опасностей – для душевного спокойствия, для кошелька, для здоровья; поэтому он сделал вид, что читает. В эту минуту из-за ближайшего угла показался красный автомобиль, из которого высунулась мужская голова в панаме. Шофер замедлил ход, с недоумением окинул взглядом бульвар, потом направился к маленькому кафе и остановился перед террасой. Из экипажа вышел худощавый мужчина лет сорока с длинными белокурыми усами, в светло-сером костюмер в светлых перчатках, держа в руке трость с серебряным набалдашником, По-видимому, скромная наружность ресторана удивила его, но корректная внешность единственного посетителя видимо успокоила. Он уверенно постучал тросточкой по мраморному столику, и на террасу тотчас же явился слуга, еще не успевший очнуться от дремоты.

– Содовой, – приказал «путешественник», – сахара, лимона и льда.

– Лимона и льда, – как эхо, повторил слуга. – Слушаю, месье!

Он уже направился к двери, но вдруг вспомнил что-то, вернулся и вежливо, но решительно сказал:

– У нас нет содовой.

– Нет содовой? Ну, так дайте мне простой воды… Только нельзя ли без микробов?

– У нас есть сельтерская вода.

– Ну, давайте сельтерскую! Живо!

Незнакомец уселся, снял панаму и вытер лоб. При этом Бурдуа заметил, что новоприбывший был совершенно лыс, что у него были серые глаза с красными по краям веками и что на всем лице лежал отпечаток какого-то изящного утомления. Сделав украдкой эти наблюдения, Бурдуа снова погрузился в чтение «Фигаро», закрывшись газетой, как щитом, от взглядов приезжего: прежде всего он боялся новых знакомств; кроме того этот господин в сером костюме, в дорогой шляпе, приехавший в автомобиле в маленькое кафе, чтобы заказать содовой воды, хотя и внушал ему невольное почтение, но вместе с тем и раздражал его.

«Рисуйся себе на здоровье! – думал Бурдуа. – Я не доставлю тебе удовольствия вниманием к изящным подробностям твоего туалета!» И он решительно принялся за чтение статьи о возможности забастовки на газовых заводах.

Обладатель серого костюма, по-видимому, был оскорблен таким равнодушием, потому что несколько раз пытался победить его: то он громко жаловался слуге на экономные порции лимона и льда, то требовал иллюстрированные журналы, то вдруг позвал шофера, чтобы угостить его.

– Просите, чего хотите, любезный!.. Не стесняйтесь – я вас угощаю! – сказал он при этом.

«Какие скверные манеры! – думал Бурдуа, прячась за своим «Фигаро». – Одет-то он хорошо, но плохо воспитан».

Бурдуа придавал огромное значение хорошему воспитанию. Сам он отличался простыми, но безукоризненными манерами, как и подобало человеку, прослужившему пятнадцать лет чиновником. «Когда я состоял на государственной службе, – всегда охотно упоминал он, прибавляя в конце разговора, – с исправным контролером директор обращался, как с равным».

Он не задумываясь определил общественное положение своего соседа по террасе: «Какой-нибудь мошенник высшего полета… Такие господа очень опасны!» В негодовании на помеху спокойной работе своего желудка он зашел так далеко, что припомнил знаменитых преступников, отличавшихся красотою или щегольством: Пранцини, Галлэ и других. Тем не менее он продолжал читать, хотя от раздражения едва понимал смысл слов.

«Вчера вечером, – гласила статья, – состоялось заседание синдиката в Ваграмском замке. Кроме полторы тысячи рабочих газовых заводов, явилось еще около сотни электротехников, чтобы подтвердить…»

Но в этом месте напускное равнодушие Бурдуа невольно уступило место любопытству: против красного автомобиля только что остановился простой наемный фиакр с поднятым верхом. Из него вышла очень молоденькая и хорошенькая блондинка, высокого роста, стройная, в черном платье того кокетливого покроя, каким отличаются парижские работницы. По-видимому, это была модистка, так как в экипаже остались две шляпные картонки.

– Дорогая моя, я уже начал отчаиваться! – воскликнул господин в сером костюме, с протянутыми руками идя к ней навстречу.

– А как мне трудно было удрать! – улыбаясь, ответила она. – От этой жары хозяйка совсем раскисла. Я просто не могла дождаться, пока она закончит отделку зеленой шляпы, которую мне надо отвезти на улицу Матюрэн. Боже мой, как я хочу пить!.. Что, это вкусно? – прибавила она, садясь и указывая на замороженный напиток. – Я тоже выпью его. Слуга с прежним видом молчаливой покорности перед превратностями судьбы принес второй стакан, лимон и порцию льда. Парочка придвинула свои стулья и принялась беседовать вполголоса. Делая вид, будто весь погружен в чтение газеты, Бурдуа внимательно прислушивался к их разговору, но мог уловить только отрывки фраз:

– Свободна до завтрашнего утра. Я сказала, что ночую в Аньере, у невестки.