Читать интересную книгу Куколка (сборник) - Марсель Прево

– Когда вы едете?

– Надо было бы ехать вечером, – промолвил я.

Наступило довольно продолжительное молчание. Нам уже не хотелось возобновлять прерванный разговор, потому что мы чувствовали, что все, что бы мы ни сказали, только сильнее взволнует душу и только обострит наше разочарование.

Посвежевший порыв ветра донес до нас запах реки и, подхватив с колен Мадлен полученное мною письмо, скинул его на пол. Мадлен встала.

– Мне пора, – тихо сказала она. – Надо пройти к мужу, он, должно быть, уже проснулся… Мы вероятно уже никогда не встретимся… Прощайте же!..

– Мы уже никогда не встретимся? – воскликнул я, – а наши недавние планы?

Она грустно улыбнулась и рукой указала на мое упавшее письмо из посольства, после чего промолвила:

– Вы же видите, что они были более чем эфемерны. Это был сладкий бред безумия.

– Не говорите этого, Мадлен! – вскрикнул я, схватив ее за руки. – Ведь будущее в наших руках; неужели мы добровольно упустим его вторично?

– Нет, друг, – грустно промолвила она, – наше время безвозвтратно упущено. Мы сейчас опьяняли себя фимиамом прошедшего, старались уверить себя в том, что мы – те же юные существа, которые одиннадцать лет тому назад, встретившись случайно на балу, почувствовали непреодолимое взаимное влечение, и чуть было не сомкнулись в страстном объятии. Но – увы! – достаточно было самого заурядного явления повседневной жизни – получения двух писем, чтобы отрезвить нас и возвратить к реальным будням. Если бы я послушалась вас и, бросив все, последовала за вами, мы порвали много больше пут, чем одиннадцать лет назад: вы изменили бы своему служебному долгу, а я – самому главному, самому священному долгу женщины – материнству. Я уже не говорю о супружеском. Но ведь нам, Филипп, уже не по двадцать лет, мы уже миновали то перепутье жизни, с которого можно безнаказанно свернуть в сторону. Наши пути уже строго определены.

– Ах, бросьте! – с сердцем промолвил я. – Что за сухие рассуждения! Что мне до моих дипломатических «обязанностей»! Политика от моего ухода ничего не потеряет…

– Ну, хорошо, – мягко промолвила Мадлен, – предположим, что вы правы и вправе изменить свой путь. Но… моя дочь?

– Мы возьмем ее с собой, – неуверенно произнес я.

– Полно! – грустно усмехнулась она, – вы и сами не верите тому, что говорите. Ведь все это сплошное безумие. Полно, друг мой!.. предадим все это забвению. Я уже не так молода, мне было непростительно ломать столько жизней. А, кроме того, право же, это было бы с моей стороны черной неблагодарностью по отношению к барону. Ведь он ни в чем не виноват передо мной, и мне не в чем упрекнуть его.

– Но я не хочу, не хочу терять вас вторично! – с отчаянием воскликнул я.

– Вы прелестны! – улыбнулась Мадлен. – Вот вы так действительно ни на йоту не постарели! Но, тем не менее, мне придется противостоять вам. Мне это тяжело, но… – Она не докончила начатой фразы и задумалась. – Не жалейте ни о чем, – вдруг снова заговорила она, – ни о том, чего не было, ни о том, что могло быть. Как знать, что было бы теперь, если бы мы тогда женились? Подумайте только, ведь мы были бы уже целых одиннадцать лет супругами! Кто поручится нам в том, что мы сохранили бы былую пылкость и нежность чувства? Весьма вероятно, что реальные стороны жизни разбили бы блестящий и сладкий бред наших грез. Не жалейте ни о чем! Вы и были, и останетесь для меня… навсегда, навсегда… воплощением моего духовного идеала… спутником моих грез, моей поэмой. Что касается меня, то – если вы были искренни, на что я надеюсь и во что хочу верить, – и я останусь в вашей памяти грезой, недостижимой мечтой. Поверьте, это лучше, потому что такие встречи и такие отношения не забываются. И, когда подойдет старость, и вы будете мысленно перебирать все свои встречи, я уверена, что остановившись мысленно на мне, вы скажете: «Это была самая лучшая, самая светлая встреча». Я не хочу другой роли.

– Мадлен! – умоляюще прошептал я, не выпуская ее руки.

Но она мягко высвободилась.

– Прощайте, друг мой, – промолвила она, – и не сердитесь на меня! Ведь я же не сделала вам ничего худого. Поверьте, не следует завершать поэтическую страничку нашего юного, пылкого чувства банальным концом и фальшивым положением. Пусть эта страничка останется недописанной. Так будет лучше. Я счастлива, что смогла залечить рану вашего самолюбия, сознавшись в том, что любила настоящей любовью… только вас!.. А теперь… прощайте…

– О, нет! – взмолился я, – не говорите этого ужасного слова: оно убивает всякую надежду на будущее.

– В таком случае до свидания!

– Когда?

Она задумалась; ее лицо было полупечально, полуулыбающееся.

– Тогда, когда мы будем в состоянии свидеться без того, чтобы тотчас же превратиться в двух безумцев… когда мы оба поседеем, как лунь!..

С этими словами она дошла до двери, вышла на галерею… Перед тем, как завернуть за угол, она остановилась на мгновение, окинула меня долгим, растроганным взглядом, несколько раз медленно кивнула головкой… потом скрылась за поворотом.

Глава 7

Я больше никогда не встречал Мадлен.

Прошли недели и месяцы, составившие долгие годы. Произошло много перемен.

Дон Галиппе уже давно почил последним сном, замок де Тенси опустел, моих дорогих опекунов тоже не стало. Люси де Префонтэн вышла вторично замуж, живет безвыездно в провинции и превратилась в добродетельную мать.

Лишь воспоминание о Мадлен сохранило всю свою яркость, всю свежесть, все неувядающее обаяние первой юности.

Не скрою, меня не раз охватывало сомнение относительно ее искренности: ведь вся эта история с мужем, анонимным письмом и уличением в супружеской неверности более чем романтична. Я мысленно задавал себе вопрос: «Да полно, уж не посмеялась ли она надо мною и в нашей вторичной встрече, в Саксонии, как посмеялась и раньше?» – и меня мучают сомнения.

Но бывают минуты, когда я непоколебимо верю в чистосердечие и искренность Мадлен; верю, что она действительно увлеклась мной (к чему бы ей лукавить?), что она действительно была рада вторичной встрече со мной, что ее снова охватило сладкое безумие увлечения.

Но потом эта уверенность снова уступает место сомнению.

Однако я никогда не чувствую против Мадлен ни зла, ни раздражения.

Наш романтический эпизод остался невыясненным и незаконченным, но он мне безгранично дорог, хотя бы за то ощущение и настроение юности и свежести, которые меня неизменно охватывают каждый раз, как я вспоминаю о нем.

Да, прошли годы и годы, а между тем я твердо уверен в том, что, если бы мне посчастливилось снова встретиться с моей незабвенной «дамой в желтом домино», я снова был бы готов творить всевозможные безумства, не подходящие ни к годам, ни к положению сановника. А между тем серебристые нити в изобилии украшают мою голову.

Так когда же, когда же, наконец, их у меня будет достаточно для того, чтобы безопасно встретиться с Мадлен?

Куколка

Глава 1

Есть люди, жизнь которых, при всей своей заурядности всегда чем-нибудь разнообразится; можно подумать, что судьба неустанно заботится о них, неожиданно посылая им, по своему усмотрению, то радость, то огорчения. С другой стороны, есть много на свете людей, о которых судьба, по-видимому, совершенно забывает и, подарив им жизнь, нисколько не интересуется их дальнейшим существованием. Их дни текут однообразно, отличаясь, один от другого только числом месяца. Судя по их молодости, самый недальновидный человек может безошибочно предсказать, что ожидает их в зрелом возрасте, а старость незаметно приводит их к неизбежному концу. Вопреки всяким ожиданиям, жизнь для таких людей проходит очень быстро: из-за отсутствия происшествий, отмечающих те или другие периоды в жизни, представление о времени мало-помалу стушевывается. Людям, ведущим тревожную жизнь, знакома скука в периоды затишья, знакомо сознание медленно тянущегося времени; а счастливцы, позабытые судьбой, удивляются, что в их спокойном существовании вечер так быстро следует за утром.

– Как время-то летит! – с удовольствием говорят они.

«Как летит время! – думал каждый день около двух часов Жюль Бурду а, садясь за мраморный столик, на котором его ожидали еще пустая кофейная чашка и навернутый на палку утренний номер газеты «Фигаро». – Как летит время!»

Целые сутки прошли с тех пор, как он уже сидел за этим самым столиком в маленьком кафе на бульваре Вожирар, близ вокзала Монпарнас. И так прошли не только одни сутки, но недели, месяцы, годы. Он видел бесконечное повторение самого себя, как будто отражавшегося в параллельных зеркалах, – бесконечное повторение Жюля Бурдуа, сидящего перед кофейной чашкой и «Фигаро» в маленьком кафе на бульваре Вожирар. Допускалась только одна перемена: в зависимости от времени года и погоды столик накрывался или в комнате, или на террасе. Но если сложить все те дни, когда Жюль Бурдуа не приходил около двух часов в этот ресторанчик выпить чашечку кофе с рюмкой коньяка и прочесть свою газету, то во весь долгий период, с тридцати пяти до сорока семи лет, сумма дней не составила бы даже трех месяцев. Этот верный завсегдатай кафе неохотно уезжал из Парижа даже летом. Ревматизм должен был хорошенько помучить его весною, чтобы он в июле решился предпринять курс лечения горячими источниками Эво на его родине, в департаменте Крез.