кафтан выдавал в нём такого же бродягу, а маленький ножик в руке — грабителя.
Второй, что стоял позади и не позволял вдохнуть полной грудью, был на порядок добротнее: запястья, как брёвна из частокола.
— Деньги давай! По-хорошему, — приказал долговязый, поигрывая ножиком у лица.
— Нет у меня денег, — прошипел Ро, стараясь не делать лишних движений.
— Все вы так говорите! А я всегда нахожу.
Грабитель принялся шарить свободной рукой по котану и штанам, выискивая карманы. Если он и мог там что-то отыскать, так только разочарование.
— Ну и хрен ли ты ходишь без денег? — возмутился долговязый, давя на больное.
— Предлагаешь занять? — не удержался Ро.
Его всё ещё колотило от бешенства, и никакие страх с осторожностью не могли смирить горячность с отчаянием.
— Чего? Эй, ты мразь эту слышал? Денег ему занять! — зашёлся смехом отброс и даже нож опустил. — Ну ты и высерок! Ещё и платье напялил!
— Да он белоголовый поди. Патлы белёсые, — заключил тот, что держал.
— Да хоть шаррифанин! Думаешь, не найду, чем поживиться? Сапоги вон у тебя ничего вроде, хоть и странные. Ты бы их ещё до ушей натянул!
— А как иначе в вашем свинарнике? — огрызнулся Ро, придумывая, как выбраться.
— Ты что ли родину мою оскорбляешь? Ах ты, тварь пришлая! Вошь бледная! Да я тебя не только босым оставлю! Ты у меня с голым задом обратно потопаешь!
Возмущённый грабитель опрометчиво наклонился, намереваясь стянуть ботфорты, за что получил коленом в лицо, а затем подошвой в живот. Второму Ро попытался зарядить локтем. Удар вышел слабым и смазанным, зато заставил мерзавца сместиться и дать послабление. Развернувшись, насколько успел, беглый кадет воспользовался грязным приёмом: сунул пальцы в глаза. Не повредил, но обескуражил. Вопя и отмахиваясь, здоровяк отступил, но тут же яростно сгрёб в кулак ткань на груди котана. Большая ошибка.
Радуясь, что его не расшибли одним мощным ударом, Ро выполнил ряд отточенных действий. Хват за запястье, ногой в пах, перекрутить руку, вывести из равновесия, повалить, кисть на излом. Тут уж разница в весе почти не играла. Он бы закончил приём болевым захватом, если бы на него не нёсся долговязый с ножом.
— Ух, мразь!
Бил сверху и со всей дури. Если отскочить, то останется только уматывать. Ро устремился навстречу, вцепился в руку с ножом, не позволяя ей опуститься и толкая назад. Долговязый неуклюже выгнулся, а потом рухнул навзничь.
Бывший кадет не был хорош в рукопашной, но хотя бы имел за душой армейскую подготовку и регулярные стычки с соратниками. Правда тренировочное оружие не могло ранить или убить, а соседи по казарме не смели переходить черту, страшась сурового наказания. Напавшие были именно что отбросами, которых выживать учили голод да улица. Но их было двое и жить им хотелось не меньше.
— Вот гнус! — сопел долговязый.
— Гнида поганая! — вторил другой, уже спешивший на подмогу.
Кулачищем он промахнулся и лупанул с ноги. С боку, с разворотом. Непонятно, где он таких драк насмотрелся, но времени дивиться не было. Ро быстро соображал. Поймав ногу под локоть, он заставил грабителя запрыгать на второй, а потом толкнул, отправляя обратно на землю. Долговязый, не вставая, лягнул его по голени, а потом подсобрался, вцепился в низ котана и подтянулся, тыча ножом. Чудом не задел. Ро споткнулся о здоровяка, плюхнулся на зад. Долговязый навалился сверху, но скатился, получив коленом в живот и кулаком по зубам. Ро тоже перекатился, чтобы упасть на руку противника и обездвижить нож. Отброс принялся пинаться и колошматить, но бывший кадет не считал подобные трепыхания серьёзным сопротивлением. Хват под локоть и за запястье, вывернуть до болевого, отвести назад, коленом упереться в горло. Податливый пленник, скуля, позволил отобрать оружие.
Слишком увлечённый долговязым, Ро позабыл про здоровяка. Тот налетел на него со спины, сбил на землю и стал неистово топтать сапогами. Драка обернулась избиением.
— Так его! Так! — присоединился к веселью освобождённый приятель.
Оставалось кататься по земле, уходя от одних ударов, чтобы подставиться под другие.
— Покажем этой мрази! Выбьем из него дерьмо!
Ощущая рвотные позывы, Ро порадовался, что не обедал. Чем дольше он на земле, тем меньше шансов сохранить кости целыми. Это не потасовка в тени за казармой, да и в той он бы не стал сдаваться на милость превосходящих числом противников. Улучив момент, бывший кадет приподнялся на локтях и коленях, уже готовый вскочить, но огромная лапа схватила его за плечо, чтобы развернуть и бросить на спину. Рука ударила наотмашь, полоснув ножом по воздуху и открывшемуся противнику. Громила отпрянул, схватился за горло. Меж пальцев тут же потемнело. В глазах блеснуло недоумение, а потом полился ужас с тем же напором, что и кровь.
— Мать твою! Что ты наделал⁈
Ро поднялся с колен и стал пятиться, выставив перед собой нож. Долговязый посторонился, не смея приблизиться. Здоровяк остался на месте, и в его взгляде разгоралось немое осознание неотвратимого. Рана плохая. Быть может не смертельная? Но были ли шансы выжить у бродяги? Заштопать, наверняка, некому, да и выхаживать никто не станет.
Юнец с кулачищами, что пушечные ядра, лихорадочно задрожал, кашлянул кровью. Тёмная струя потекла по губам.
Стоять и смотреть виновник не мог, потому бросился наутёк, стуча подошвами по настеленным доскам.
Последние годы он только и делал, что яростно сопротивлялся алуарским порядкам и образу мысли. Ро искренне считал, что одержал победу, но каждый прожитый в Халасате день говорил об обратном. Четыре года кадета учили убивать и не думать. Одолевать врагов без сомнений и сожаления. В чём-то сородичи преуспели, но не добрались до сути. До того, что предавало Ро сил в самую отчаянную минуту, но при прочих обстоятельствах делало уязвимым. Если он и мог позволить себе какую-то свободу, так только свободу мысли. Но порой бесхитростное счастье в том, чтобы не задаваться вопросами и не думать.
А над городом толкались тучи и бранился гром, а дождь пытался