Улыбашка управился с задачей без труда.
Как Локен и говорил, если инсектоиду оторвать голову, из всех выделяемых жидкостей только секрет будет прозрачным. Я собрала секрет на листья растения, которые могли сойти за емкость, и поторопилась вернуться к орионцу. Зарубки на деревьев так и не пригодились, и без них Улыбашка привел меня к Локену.
Чем ближе мы подходили, тем тяжелее мне давался каждый шаг. Как же я боялась, что, вернувшись, обнаружу орионца мертвым! К счастью, он дышал. К несчастью, дышал со страшными хрипами.
Аккуратно уложив листья с секретом возле орионца, я раздела мужчину до нижнего белья, попутно ужасаясь тому, как его трясет, и начала обрабатывать секретом, начиная с лица. При первом же прикосновении секрета орионец дернулся, как от ожога, и привстал так резко, что чуть не боднул меня лбом в нос.
Тхайн зарычал и ощерился: «Что этот самец себе позволяет?»
— Т-с-с! Это свой.
Пес рычать так и не перестал: ему не нравилось присутствие еще одного человека.
Мои пальцы все были в секрете, и я усердно размазывала его по груди, животу орионца, по его рукам. Не уверенная, можно ли людям принимать секрет инсектоидов внутрь, я не осмелилась мазнуть им по губам Локена. Обмазав орионца, я велела тхайну стеречь его, а сама пошла за водой. На это мне пришлось потратить не так уж мало времени…
Вернувшись с полной фляжкой, я с радостью обнаружила, что Локен уже не такой раздутый, да и краснота начинает спадать. Присев рядом, я уложила его голову себе на колени и капнула немного воды ему на губы. Локен не облизнул их, и не среагировал никаким другим образом.
«Ничего, главное сделано, — успокоила я себя. — Дальше его организм справится сам. Надеюсь, что справится».
Начало темнеть. Улыбашка, который долгое время сидел спокойно, решил подобраться к нам поближе и развалился своей весомой тушей практически на мне. Сделал он это из инстинктивного желания оставить на мне свои пахучие метки. Я посмотрела на его изломанную распухшую лапу. Как жаль, что я ничего не знаю о том, как ему помочь. О переломах и тем более методах их лечения мне мало что известно, ведь центаврианские кости весьма и весьма крепки. Чтобы такие сломать, нужно очень постараться…
Лапу пес долго укладывал, осторожно, но никакая поза не могла избавить от боли. Боль его осела и в моем сознании горьким осадком.
— Потерпи, милый, — сочувственно проговорил я. — Когда вернемся на станцию, зоологи вылечат твою лапу.
Пес и головы не поднял, но ему нравился мой голос. Хотя бы потому, что это был мягкий женский голос, столь сильно отличающийся от голосов Нигая и других «самцов».
Высоко над нами что-то прожужжало.
Мы с Улыбашкой задрали головы.
— Спокойно, — сказала я тхайну, зная, что его мой голос успокаивает. — Это аэрокар. Военные нас, должно быть, высматривают.
О, Звезды… Если они заметили нас по приборам, увидели какие-то следы? Я похолодела. К новой встрече с Нигаем я пока не готова, да и Улыбашка тоже… Несколько мучительно долгих минут мы с псом сидели тихо-тихо, напряженные до боли в мышцах… Жужжание стихло. Аэрокар удалился от нас.
Эти несколько минут напряжения лишили меня остатков сил. Я привалилась спиной к дереву и закрыла глаза. Сейчас я способна только на сон…
Меня разбудило недоброе рычание. Открыв глаза, я обнаружила, что Локен во сне умудрился от меня отползти, а Улыбашка стоит возле него в чрезвычайно угрожающей позе и не менее угрожающе рычит.
— Тихо, — приказала я.
Тхайн замолк, но позу не переменил. Если Локен сейчас сделает какое-то резкое движение, тхайн его убьет, и меня слушать не станет. Я подползла к Локену и коснулась его лица. Горячий… И по-прежнему выглядит скверно. Ужасающая неестественная краснота спала по большей части, но тело оставалось опухшим. Меня тревожило, как быстро дергается жилка на шее мужчины, и то, что он весь в поту.
— Локен, — позвала я, не надеясь, что он отзовется.
Но он меня услышал. Не открывая глаз, проговорил слабо:
— Воды…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я отвинтила крышку фляжки, придержала голову орионца и дала выпить воды. Он с трудом сделал несколько глотков и скривился:
— Теплая…
Обрадованная, что он в своем уме и даже капризничает, я сказала:
— Радуйся и этому. Скажи спасибо, что мы тебя, расиста и хама, вообще спасли.
— Мы? — Локен открыл глаза, затуманенные от лихорадки.
— Я и Улыбашка.
— Улы… кто? — не понял он.
— Проехали, Локен. Еще пить будешь?
— Нет… — он закрыл глаза и поджал ноги к животу.
Я вздохнула. Что еще нужно сделать, чтобы ему помочь? Еще раздобыть секрета? Пожалуй, пока хватит. Если Локен и умирал от острой интоксикации, то секрет ему уже помог. Сейчас главное его не тревожить, дать поспать, согнать жар.
Интересно все же, что с ним случилось?
Хотя… глупый вопрос. Гебумианские джунгли не место для людей. Все здесь может быть для нас опасным. Возможно, Арве свалил какой-то шустрый паразит, или он наступил на ядовитую колючку, или же все-таки угодил в слизь инсектоидов. Вариантов много, и любой этот вариант может привести к смерти. «К смерти»… Дома, на Ланмаре, в смерть не верилось. Да и как в нее поверить, если центавриане живут около шести-семи сотен лет, а то и дольше, практически не старея, без болезней? Такая жизнь дает ложную иллюзию бессмертия и неуязвимости. Но здесь, на Гебуме, я уже десять раз успела вспомнить, что смерть существует и даже может быть внезапной. Однако какая мрачная тема! Лучше подумать о жизни и о том, что нужно для этой самой жизни — о воде, например.
Я устроила орионца в кустах так, чтобы его голова находилась в правильном положении и не запрокидывалась, и поднялась. Нужно и о себе позаботиться: размяться, пройтись немного, раздобыть еще воды и фруктов. Я начала делать простые упражнения, чтобы разогнать кровь в затекших конечностях.
Улыбашка зарычал.
— Успокойся.
Тхайн не желал успокаиваться. В его сознании давно укоренилось, что люди, а особенно люди-самцы, обладающие вполне определенными признаками и запахами, это враги. Жесткая дрессура Нигая дала о себе знать…
Уверенный, что Локен — враг, Улыбашка никак не хотел понимать, зачем мы сидим рядом с ним вместо того, чтобы, например, оторвать ему голову, как недавнему невезучему инсектоиду.
Я подошла к псу и тронула его рукой между ушами, чтобы успокоить. Тхайн качнул резко головой, сбрасывая мою руку, и припал на задние лапы. Я скорее взяла его под свой контроль, изумилась тому, сколько ненависти умещается в сознании пса, и отправила его добывать себе еду.
Когда Улыбашка ушел, я обессиленно присела рядом с Локеном и дала себе мысленный зарок никогда больше не пытаться обращаться с тхайном так, словно он уже приручен. Улыбашка управляем эмоциями почти так же, как и люди. Когда я полностью не держу его под контролем, он может быть опасен.
«Все, с кем я имею дело в последнее время, опасны», — подумала я и впервые очень сильно пожалела о своем решении полететь на Гебуму. Все вышло не так, как я планировала. Какой жених, какая любовь, какой брак?.. Мне бы остаться после всех этих приключений психически здоровой… да и просто — остаться живой.
Глава 15
Весь день я провела возле орионца, охраняя его беспокойный сон и в силу своих возможностей заботясь о том, чтобы этот сон не стал вечным. Локен периодически шевелился, подавал голос, требуя воды (в чем я не вижу смысла, ибо когда я давала ему воду, он ее пил неохотно, кривясь, морщась и половину выплевывая), после чего снова погружался в сон.
Я не нашла поблизости того растения, листьями которого Локен меня обкладывал, когда я мучилась от отравления, а далеко отойти боялась: а ну как умрет, в самом деле, а я пропущу? К тому же, мне и самой было нехорошо; будучи «второй кровью» (то есть обладая слабым здоровьем), я не отличалась выносливостью и натурально страдала в джунглях от неудобств, тревоги и голода. Дождевая вода, полная неведомых микробов, и фрукты Гебумы, составляющие мой рацион, голод не утоляли, сил как будто не прибавляли, зато вызывали диарею и дикие рези в желудке… «Приятным» бонусом ко всем этим прекрасным проявлениям шла угнездившаяся в висках головная боль. Приходилось следить одновременно и за состоянием орионца, и за настроением Улыбашки, и за тем, не приблизились ли к нам инсектоиды, военные и прочие нежелательные элементы.