— Они должны быть здесь, — тихо сказала я.
— Ты сама ощущаешь что-то? — спросил Локен.
— Да, — кивнула я, прислушиваясь к себе.
Орионец перестал за меня цепляться и присел на корточки, заметив обрывок какой-то тряпицы. Рассмотрев ее, мужчина задал еще один вопрос:
— Что чувствует тхайн?
— Нервничает, — без колебаний ответила я.
— Мы опоздали, Унсури. Гибридов забрали.
— Почему ты так решил?
Орионец посмотрел на меня снизу с плохо сдерживаемым раздражением, даже со злостью. Уже по одному эту взгляду, полному еще и жгучего разочарования, я поняла, что мы упустили гибридов.
— Все это время я видел следы, — объяснил Локен, — какие-то намеки на то, что они шли. В этом месте следы обрываются; тхайн остановился здесь; ты чувствуешь страх и беспокойство. Все указывает на то, что гибридов выследили, — орионец задрал голову и посмотрел вверх.
— Аэрокар не может сесть в лесу, — поняв, куда он ведет, закончила я. — Поэтому их заставили подняться по дереву вверх и забрали оттуда.
— Да. Кто-то из них оставил нам подарочек, знак того, что они были здесь, — Локен скомкал обрывок ткани и швырнул на землю. Поднявшись, мужчина тыльной стороной ладони стер с грязного лица пот.
— Что теперь? — спросила я.
— Находиться в джунглях больше не имеет смысла. Уже не важно, кто нас заберет. Нужно подать сигнал, где мы.
Я ощутила холод в груди. Локен прав — если мы потеряли гибридов, наше приключение должно подойти к концу, и мы должны показаться военным. Но… тогда снова я буду вынуждена пребывать в стрессе, защищая себя, оправдываясь… Я нервным движением откинула упавшую на глаза прядь и посмотрела на Улыбашку. Псу тоже лучше не возвращаться.
— Ты хорошо лазаешь по деревьям, Унсури?
Неожиданный вопрос Локена застал меня врасплох. И не только вопрос, но и то, как он внимательно осмотрел мое тело. Растерянность вдруг отступила, и я почувствовала, как под кожей начинает разливаться характерное тепло…
— Что? — резко спросила я, стараясь не думать о том, почему под взглядом орионца мне становится жарко.
— Лазаешь хорошо? Руки крепкие?
— Да и да.
— Тогда лезь на самый верх и внимательно осмотрись. Аэрокары должны периодически пускать, чтобы нас выглядывать.
Я мысленно приказала Улыбашке охранять нас и быть настороже, а сама подошла к дереву и подняла руки. Было, за что уцепиться, и я смогла приподняться, подняла ногу. Руки орионца легли на мою крепкую центаврианскую попу и самым наглым образом подтолкнули попу вверх. Я опешила и замерла.
— Лезь, Унсури, — подтолкнул меня повыше Локен, и я, очнувшись, последовала его совету. Руки мужчины сползли на мои ноги. В его прикосновениях не было никакого подтекста, он лишь подталкивал меня. Но… почему же я так разогрелась? Почему взмокла, а ладони стали скользкими? Как могло случиться такое, чтобы я возбудилась от прикосновений грубого, грязного мужчины, орионца, варвара?
— Карабкайся быстрее, Унсури! — подстегнул меня грубый грязный варвар. — Что зависла? Ты не легкая лирианочка, чтобы невесомым созданием перемещаться с ветки на ветку!
— Если хочешь помочь, молчи, — раздраженно, как и он, огрызнулась я и полезла по стволу вверх, надеясь, что скользкие ладони не станут причиной падения. Чем дальше я оказывалась от орионца, тем лучше получалось лезть, и тем крепче становилась хватка моих рук. Чувствуя, как напрягаются мышцы, я испытала радость по поводу того, что последние злоключения не лишили меня сил и не перечеркнули мои старания в спортзале. Мое тело работало, как хорошо отлаженный механизм. Я лезла выше и выше, замечая, как становится светлее. Дерево-гигант, по которому я лезла, позволяло мне уже свысока поглядывать на полог леса и нижние ярусы джунглей. Я не боялась высоты, но все же моя голова закружилась, когда свежий ветер шаловливо взлохматил мои волосы, и я увидела верхний ярус — зеленое море. Вот тогда я и перестала карабкаться выше, крепче ухватилась руками за одну из веток и стала вглядываться в выцветающее перед дождем полотно гебумианского неба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Какое-то время я внимательно смотрела по сторонам, с трепетом ожидая увидеть черные точки аэрокаров, но замечала только, как все более хмурым становится небо, и что ветер уже ведет себя дерзко и недружелюбно, хлестко бросая пряди волос мне в лицо.
Будет дождь, возможно, гроза, а при таких условиях они летать не станут.
Еще раз окинув взглядом открывающиеся просторы, я стала спускаться. Спускаться сложнее, чем подниматься: не очень хорошо видно, куда ступать, да и постоянно поглядывать вниз волнительно. Одно неловкое движение, и… О том, что будет, если сорвусь, я заставляла себя не думать. Мы, центавриане, крепкие люди, и меня не убьет падение даже с такой высоты. Если, конечно, я сильно не ударюсь головой…
Занятая вредными размышлениями о том, что меня может убить, а что нет, я спустилась к Локену. Он сидел, привалившись спиной к стволу, и даже не поднялся, когда я, взмокшая, расцарапанная, взъерошенная, наконец, ступила на сравнительно твердую поверхность.
— Ну? — лениво проговорил мужчина.
— Ничего, — кратко сообщила я.
— Ясно. Подождем здесь. К вечеру они отправят аэрокары снова.
— Хорошо.
Вскоре, как и я предполагала, вверху сердито загрохотало, и начался ежедневный ливень. Мы переместились под надежную крышу широких плотных листьев некоего кустарника, чтобы не намокнуть. Улыбашка отошел в другое место, его не было видно, но я ощущала, что он близко, и меня это успокаивало.
Локен дремал, прикрыв глаза. Я сидела напротив, подтянув к животу колени, и смотрела на мужчину. Долго, жадно смотрела, сама не понимая, что именно меня привлекает. Впрочем, ответ на поверхности: Локен хорош собой, а на красивых людей всегда приятно посмотреть. Успокоив себя такой мыслью, я продолжила изучать орионца. Резкие черты лица, крупное, с хорошей мускулатурой тело, грубые ладони, жесткая копна светлых волос, щетина на лице… Щетина особенно меня заинтересовала, ведь у людей старших рас волосы не растут нигде, кроме головы. У нас безволосые гладкие поджарые тела — изящные, совершенные, как произведения искусства.
Мужчина приоткрыл глаза и сонно проговорил:
— Никак не можешь налюбоваться?
— У тебя пробивается растительность на лице. Это омерзительно.
Зевнув, орионец поменял позу и небрежно провел ладонью по лицу.
— Колется? — спросила я.
— Что, интересно? — усмехнулся он. — Хочешь потрогать?
— Нет, это мерзко, — отказалась я и для убедительности передернула плечами, но мои руки предательски зачесались. Локен заметил, что я борюсь с любопытством, и стал подначивать:
— Ну же, Унсури. Пока я разрешаю. Когда еще тебе выдастся возможность потрогать мужскую щетину? Или трусишь передо мной?
Как можно стерпеть обвинения в трусости? Я приблизилась к орионцу и коснулась его лица, провела так, чтобы улучшить тактильный контакт. Щетина действительно оказалась колкой. Желание еще потрогать лицо Локена, очертить линии его скул, подбородка, стало таким сильным, что я поспешила убрать руки и спросила:
— Часто тебе приходится бриться?
— Часто.
— Если не бриться, то обрастешь?
— Да, весьма сильно обрасту. Видела когда-нибудь бородатых мужчин, Унсури?
— Нет.
Я внимательно посмотрела на Локена, чтобы прикинуть, как бы он стал выглядеть с бородой, но обычно довольно богатая фантазия на этот раз отказала мне, и вместо того, чтобы представить его с бородой, я посмотрела на губы — единственное, что в его лице было мягко — и ощутила вспышку желания.
Да что со мной?! Я не могу позволить себе рассматривать Локена как сексуальный объект, это безумие! Необходимо как можно скорее справиться со всеми симптомами влечения!
— Знаешь, Унсури, — вкрадчиво произнес Локен, — «волосатые» люди младших рас куда темпераментнее и эмоциональнее людей старших рас.
— И что с того?
— То, что, как минимум, в сексе мы лучше. И, в целом привлекательнее, чем вы.