— Это могло бы стать подходящим моментом для очередного урока, — начинаю я. — О том, как спать с парнем в одной постели. Мне мог бы пригодиться этот опыт.
Раник молчит. Я вздыхаю.
— Ладно. Я понимаю. Ты больше не мой учитель.
Раник уходит в ванную — молча, что так на него не похоже… Слышу, как включается душ, и, дико уставшая, падаю на кровать. Простыни пахнут хвоей и табаком, пахнут им.
Оставшись наконец-то одна, наконец-то узнав, что Раник больше не хочет иметь со мной ничего общего, что я потеряла одного из своих немногих друзей, я зарываюсь лицом в подушку, чтобы спрятать свой плач.
Я думала, что у меня получается.
Думала, что меняюсь в лучшую сторону, становлюсь более раскованной и открытой — девушкой, которая может понравиться Тео, может понравиться всем. Но, видимо, я напридумывала себе эту чушь. Может, это был просто сон. Может, я брежу.
Наверное, я никогда не смогу измениться.
Наверное, это моя судьба: навсегда остаться девочкой-роботом. Закончить учебу и стать нейробиологом, как того хочет мать.
А ведь я так старалась, даже поступила в этот университет, чтобы оказаться подальше от своей былой жизни.
Но теперь я понимаю: мне не суждено измениться. Мне суждено быть одной.
Слышу стук в дверь. Вытираю глаза и прочищаю горло.
— Входи.
Раник заходит, принося с собой чистый и теплый аромат душа. Вокруг его стройной талии обернуто полотенце.
— Штаны возьму, — шепчет он. — Извини.
Киваю, и он уходит к комоду. Пока он там роется, я смотрю на его спину, на татуировку в виде крыла на лопатке. Это самая замысловатая и великолепная татуировка, которую я когда-либо видела. Она меня так завораживает. Не осознавая, что делаю, я подхожу к нему. Он здесь. Я не одна. Пока нет.
Касаюсь крыла, обвожу кончиком пальца его перышки и изгибы.
— Так красиво.
Его плечи вздрагивают, все мускулы напрягаются. Я поглаживаю самое нижнего перышко, и по его телу проходит легкая дрожь. Не успеваю я отстраниться, как он разворачивается и прижимает меня к стене. Его полуголое тело настойчиво льнет ко мне, глаза за спутанными влажными волосами странно блестят.
— Это урок, — говорит он мне в шею. — Я все еще твой учитель. Поэтому получай свой урок.
Он целует мою шею, неспешно спускаясь ниже к ключице. Проводит по косточке языком и запечатлевает в центре мягкий поцелуй. Мое сердце ускоряется, бьется сильно и быстро под грудью. Раник кладет руки на мои плечи и раскрывает широкий ворот рубашки. Чуть отодвинувшись, окидывает жадным взглядом мою обнаженную, охлажденную воздухом кожу, потом снова целует в местечко, где плечо соединяется с шеей. Оно оказывается настолько чувствительным и щекотливым, что я извиваюсь.
— Прости меня. — Раник кладет голову мне на плечо. — Прости, что в тот день на тебя рассердился. Ты этого не заслужила.
— Заслужила, ведь я переступила границы…
Раник прокладывает дорожку из поцелуев вниз, попутно стягивая мою рубашку. А когда она падает на пол, притягивает меня к себе и крепко обнимает.
— Ты все сделала правильно, принцесса, — шепчет он мне в волосы. — Ты не сделала ничего плохого.
Мое тело наливается тяжестью. Или оно всегда было таким? Его слова погасили бушующий в моем сердце огонь, превратив его в тлеющий пепел. А ведь я и не подозревала, что горю изнутри.
Не могу сдержать слезы.
Он не злится.
Я не потеряла друга.
Я не сделала ничего плохого.
Я не сделала ничего плохого.
Обнимая меня, Раник помогает мне лечь на кровать. А я плачу все громче и громче, как никогда в жизни. Как не плакала многие годы.
Позволяю себе приникнуть к нему, он гладит меня по волосам, прижимает ближе, и время перестает существовать.
***
Раник
Я смотрю на заплаканное лицо спящей Элис. Она только что отключилась. Ее золотистые волосы липнут к мокрым щекам, брови даже во сне в тревоге нахмурены. Я стараюсь нежно разгладить их большим пальцем. Помогает, но не особо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я облажался.
Жесть как облажался.
Сделал поспешные дикожопые выводы о ней с Тео, а потом испоганил все нахер.
Хотя испоганил я все сильно раньше, когда разозлился на Элис. Уж я-то мог бы и догадаться, что людям, которые впервые что-либо пробуют, ставить палки в колеса нельзя. Это приводит к плохим последствиям. Например, это дело начинает ассоциироваться у них с разочарованием. А последнее, что нужно Элис — это испытывать разочарование от одной только мысли о сексе.
Или обо мне.
Я позволил ревности ослепить меня. Как только подумал, что потерял ее навсегда, психанул и погрузился в какую-то другую девчонку. А отреагировал я так, потому что решил, что теряю единственную девушку, которая стала мне по-настоящему дорога.
Надо сказать Элис правду. Больше не могу ее сдерживать. Она разрушает меня.
И я расскажу ей, но не сейчас. Пусть она отдохнет.
Сворачиваюсь рядом калачиком, по-прежнему обнимая ее. А затем погружаюсь в сон под звуки ее мягкого, ровного дыхания.
Хочу, чтобы время остановилось.
Хочу остаться вот так с ней навсегда.
***
Элис
Медленно, блаженно я выплываю из самого глубокого и, кажется, самого спокойного сна, который у меня когда-либо был. Запах хвои и табака сразу сообщает о том, где именно я нахожусь — у Раника. И одновременно с ярким солнечным светом в сознание проникают воспоминания о вчерашнем.
Осматриваюсь: на мне только лифчик. Начинаю потягиваться, и мои локти натыкаются на что-то мягкое. Испугавшись, я отстраняюсь и осознаю, что это Раник. Его худощавое тело прижимается ко мне со спины. Он издает стон и, прежде чем я успеваю выбраться из его объятий, открывает свои золотисто-зеленые глаза. Застонав громче, он зарывается лицом в мои волосы.
— Ты хорошо пахнешь, — говорит.
— А ты — нет, — смутившись, рявкаю я.
Он смеется, и его руки начинают блуждать по моему телу — по животу, потом под грудями. Я вскрикиваю и отталкиваю его от себя.
— Извини, извини, — хмыкает он. — Просто мне жутко нравится тебя трогать.
— Я думаю, ты меня путаешь со своей вчерашней подружкой.
— Нет. — Раник прижимает меня к себе, трет ладонью бедро. — Это точно ты, Элис. Всегда одна ты. Даже во сне.
Мое сердце ускоряет темп, когда его рука, минуя мое бедро, скользит к шортам. Он расстегивает пуговицу и тянет язычок молнии вниз. Эти действия, видимо, его возбуждают, потому что в мой копчик упирается кое-что твердое. Он что, в полусне? Думает, что я ему снюсь?
— Ты ведь понимаешь, что это не сон, да? — спрашиваю его.
— В моих снах ты каждый раз так говоришь, — вздыхает он. Каждый раз? Сколько снов обо мне ему снилось? Его пальцы пробираются под мой лифчик, начинают нежно тянуть за сосок, и я ахаю от электрических искорок, бегущих по венам.
— Э-эй!
— Что? — Он невинно посмеивается. — Остановиться?
Только я открываю рот, чтобы велеть ему прекратить, как он проскальзывает другой рукой в мои шорты. В два быстрых движения она оказывается у меня в трусиках и начинает лениво гладить меня.
— А-а, Раник…
Он сильнее крутит сосок, осыпает поцелуями мою шею.
— Вчера вечером я привел сюда ту девчонку, потому что хотел тебя, — бормочет он. — Все время, пока трахал ее, я думал о тебе, Элис. Я хочу сделать тебя счастливой. Я хочу… черт, я хочу чтобы ты была счастлива. И мысль о тебе с Тео…
Я невероятно мокрая, мои биологически процессы горячо откликаются на каждую его ласку. Но это больше, чем просто биология. Это Раник. Его красивое лицо улыбается мне. Раник Мейсон хочет меня. Мечтает обо мне. Желает, чтобы я была счастлива.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я краснею, по всему телу расходится жар. Раник, колеблясь, проводит пальцем по моему входу.
— Я буду нежным, принцесса. Честное слово.