— Ну будет вам, миссис Уэллс. Я не хочу, чтобы вы были с ней излишне строги. В конце концов, в этом есть и моя вина тоже. Я был в таком восторге от ее блестящей учебы и целеустремленности. Подобное восхищение нетрудно принять за флирт — особенно столь неопытной девушке, как наша Элис.
В мое сердце будто вонзается сотня ножей одновременно.
— Мама, — обретаю я голос, — ты не можешь поверить ему…
— Ты считаешь, что он правда пытался домогаться тебя?
Я стискиваю на коленях кулак.
— Да. Он пытался… он прикоснулся ко мне…
— И я прошу прощения, — виновато улыбается Мэтерс, — за то ободряющее объятие.
— Ободряющее объятие? — Мой голос становится тихим. — Вы так это называете?
— Достаточно, Элис, — рявкает мама. Наклоняется ко мне и шепчет, чтобы Мэтерс не слышал: — Как ты посмела поставить под угрозу свое обучение в университете?
Меня тошнит. Я хочу, чтобы меня вырвало прямо здесь, на его красный ковер. Потому что моя мать заняла его сторону, а не мою.
Он добрался до нее раньше, чем я смогла рассказать ей правду. И убедил в своей правоте благодаря их профессиональной связи, а она поверила ему, заглотила наживку, потому что всегда так и рвется найти повод, чтобы обвинить меня. В том, что не выбрала ее альма-матер. В том, что недостаточно хорошо справляюсь сама. В том, что отец ушел. Она хочет контролировать мою жизнь, причем полностью. Как в старшей школе. И звонок Мэтерса — прекрасный предлог, чтобы его вернуть этот контроль.
— Ты поверишь человеку, которого видишь первый раз в жизни, а не родной дочери? — произношу я громко, четко и медленно. Мама откидывается на спинку стула, взгляд у нее такой, словно я грожу ей ножом.
А я чувствую, как меня одолевает темная печаль.
— Все эти годы я очень старалась, чтобы ты меня полюбила, — начинаю и смеюсь над собой. — Я думала… думала, что смогу заставить тебя гордиться мной, если буду стараться. Но ты… Неужели ты так и не полюбила меня после всего этого времени и всех этих попыток? Ты до сих пор даже… не доверяешь мне?
Вытираю мокрые от слез глаза.
— Как ты можешь? После всех твоих правил, которым я безоговорочно подчинялась. Я же делала все, что ты хотела. Все, что просила. Пропускала все вечеринки, отказывалась от ночевок. Никогда не пила алкоголь и в жизни не прикасалась к наркотикам, а ты относишься ко мне так, будто я перепробовала все сорта! Ты ставишь меня на одну ступень с моими сверстниками, но я не такая! Я так старалась быть… лучше их! Чтобы ты мной гордилась!
Мама молчит, а вот Мэтерс вдруг заговаривает. Что не очень умно с его стороны.
— Элис, твоя мать просто хочет помочь тебе…
— Замолчите. — Я встаю во весь рост, голос становится властным. — Закрой свой рот, мерзкий червяк.
Мэтерс отшатывается. А мама тоже встает, ее взгляд холоден, как арктический лед.
— Вы сейчас же проявите немного уважения, юная леди.
— К нему? Или к тебе? Что важнее, о дражайшая мать? — интересуюсь я.
Она ощетинивается, глаза становятся похожими на два узких осколка льда.
— Да как ты смеешь? После всего, что я сделала для тебя… После всего, чем пожертвовала… — распыляется она, набирая обороты, чтобы после обрушиться на меня со всей высоты своего гнева. — Я столько сделала, а ты превратилась в лгунью, в наглую манипуляторшу! Этого не произошло бы, если бы послушалась меня и согласилась поступать в Принстон…
Я смеюсь. Громче, дольше и резче, чем когда бы то ни было. Запрокидываю лицо и позволяю смеху исходить из самой глубины живота. Мэтерс и мама смотрят на меня так, будто я спятила. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но в дверь кабинета стучат, и я замираю. Мэтерс не приглашает визитера войти, но тот все равно врывается внутрь.
Темные кудри, золотисто-зеленые глаза и гибкая, подтянутая фигура. Черная кожанка. Черные джинсы.
Раник.
Он смотрит на нас, весело ухмыляясь.
— Привет! Не помешал?
Его взгляд фокусируется на мне, на моем заплаканном лице. И мой смех, вызванный его нахальным вопросом, тает, словно сахар в воде. Потому что его глаза пронзают меня, читают, как открытую книгу, и все понимают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мэтерс встает и указывает на дверь, его лицо вмиг багровеет.
— Убирайся.
— Воу, воу, воу. — Раник вскидывает руки вверх. — Я же только пришел. Элис, не желаешь познакомить меня с этой красивой пожилой леди? Мистер Слизняк в представлениях не нуждается.
Мэтерс рычит. А мама заметно вздрагивает при слове «пожилая», и у нее оскорбленно перекашивается лицо.
— Раник, это миссис Александра Уэллс. Моя мама, — говорю я.
Раник улыбается ей.
— Вы хорошо потрудились над Элис, миссис А. Ей досталась и ваша внешность, и ваши мозги.
— Кто ты вообще такой? — вопрошает мама.
Раник подходит к столу Мэтерса и бросает на него свой телефон.
— Да просто парень, который пришел доставить посылку. — Он небрежно пожимает плечами и подмигивает мне из-под кудрей. — Кстати, возможно, вам стоит посмотреть первый видос у меня в галерее.
Мэтерс фыркает.
— Что за идиотизм? Сейчас же убирайся из моего кабинета.
Мама хмурит брови.
— Что на видео?
— Фиг его знает, — пожимает плечами Раник. — Посмотрите сама.
Кошусь на Раника. Для человека, который увидел мою мать в первый раз, он удивительно хорошо играет на ее слабостях. Если и есть одна вещь, перед которой мама не может устоять, то это ее собственное любопытство. Поэтому она берет телефон, открывает первое видео и включает его.
Пока она смотрит, Раник отходит и встает передо мной. Его ладонь сжимается и разжимается за спиной — просит вложить в нее руку. В ожидании он ухмыляется мне через плечо. Наконец я вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы, и он их крепко сжимает.
— В этом нет ничего особенного, сэр.
— Не глупи. Каждый семестр мои лекции посещают сотни студентов, но таких самоотверженных и талантливых, как ты, Элис, я еще не видел. Ты на самом деле удивительная девушка.
Голоса легко узнаваемы. Это я. Это Мэтерс и я.
Смотрю через руку Раника на экран — на нем видео, снятое через дверную щель аудитории.
— С-спасибо, сэр.
— И всегда такая вежливая.
Рука Мэтерса скользит с моих плеч вниз по позвоночнику и останавливается на пояснице.
Мама прикрывает рот рукой. Ее пальцы дрожат. Мэтерс же, не видя снятого, но слыша звуки, все больше и больше погружается в ужас.
А затем видео обрывается. Ровно перед появлением Раника.
Меня сразу охватывают облегчение и замешательство. Первое — от радости, что он все заснял, а второе — от непонимания, для чего он это сделал. Но времени, чтобы спрашивать, у меня нет, потому что Мэтерс наваливается на стол, пытаясь достать телефон.
— Отдайте его! Быстро отдайте!
Мама поднимает телефон выше и уводит его в сторону, подальше от Мэтерса. Раник смеется.
— Не беспокойся, старик, у меня куча копий. Попозже скину тебе.
Мои пальцы в его руке напрягаются, и он оборачивается. Берет мои щеки в ладони, выглядя чрезвычайно обеспокоенным.
— Эй, ты в порядке?
Хочу кивнуть, сказать «да», но лишь трясу головой и издаю сдавленный звук. Раник укоризненно фыркает и прижимает меня к груди, обвивая сильными руками.
— Теперь все в порядке, принцесса. Беспокоиться больше не о чем.
— Элис, — ровно говорит мама. — Элис, посмотри на меня.
Краешком глаза смотрю на нее. Ее лицо еще никогда не выглядело настолько серьезным, и поскольку я хорошо знаю ее, мне не составляет труда разглядеть под ее бледной кожей холодную ярость.
— Извини. Это явное доказательство того, что я была не права. — Она обращает свой взгляд на Мэтерса. — И что единственный лжец и манипулятор здесь — это вы, Мэтерс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что ж, — весело говорит Раник, забирая у мамы свой телефон, — теперь мы, пожалуй, пойдем. Нам с Элис хочется подышать свежим воздухом.
Мама кивает, не отрывая разъяренного взгляда от Мэтерса.
— Да, идите. Думаю, дальше я справлюсь сама. Позже я зайду к тебе, Элис. Сходим в то кафе, про которое ты говорила.