Соколов. – Но значит, я правильно понял первую часть вашего показания, что в организации, в период вашего директорства, вы ничего такого, что по нашему старому укладу почиталось бы преступным, не замечали?
Климович. – Да, кроме именно выступления отдельных лиц.
Соколов. – Чем вы тогда можете объяснить арест этой группы?
Климович. – Арест этот произошел приблизительно через 5 месяцев после моего ухода; но я не знаю, удовлетворит ли вас то, что мне рассказывали, как слух. Мне говорили, что она выпустила определенное воззвание, преступное, с точки зрения старого строя. Но я его не видел и не знаю.
Соколов. – Вы не знаете, было ли это до вас?
Климович. – Я был так счастлив, что я устранился от должности директора департамента полиции, и мне было не до того. Я старался забыть все это по возможности скорее.
Соколов. – Сыскное отделение было в ведении департамента полиции?
Климович. – Оно было, строго говоря, в ведении губернаторов и полициймейстеров, но подчинено департаменту полиции. Департамент полиции имеет к нему относительное отношение, непосредственного руководства нет, так как там руководит прокурорский надзор – представители права. Так что департамент ограничивается соответствующими средствами и личным составом.
Председатель. – А разве не было сделано попыток централизировать сыскную работу?
Климович. – Попытки такие были, очень благие попытки, но только – с точки зрения старого строя, не с точки зрения какого бы то ни было строя государственного. Это была попытка организации центрального регистрационного бюро. Словом, поднято это дело было потому, что оказалось, что все сыскные отделения автономны, и преступник, переехавший из одного города в другой, теряется.
Председатель. – Следовательно была попытка централизации?
Климович. – Ныне эта попытка реализована до известной степени, не скажу, чтобы она достигла блестящих результатов, но заведено центральное бюро…
Соколов. – Во всяком случае, начальники сыскных отделений числились по департаменту полиции. Они были в вашем ведении, в личный состав вы их назначали, вы их увольняли, вы представляли их к наградам?
Климович. – Начальник сыскного отделения – штатная должность. Назначение начальника сыскного отделения производилось губернатором, по соглашению с прокурорским надзором.
Соколов. – Сыскному отделению, которое создано для розысков по уголовным преступлениям, давались поручения для розысков по политическим делам?
Климович. – Нет.
Соколов. – По чьему повелению производились розыски по политическим делам?
Климович. – Я не знаю.
Соколов. – Вам известна деятельность Грегуса, начальника рижского сыскного отделения?
Климович. – Он был при мне предан суду, возникло это дело о нем…
Председатель. – По должности начальника харьковского сыскного отделения?
Климович. – Кажется. Но, в сущности, я не помню, не могу вам сказать, наверное…
Соколов. – О деятельности его в харьковском сыскном отделении, что вам известно?
Климович. – Я знаю, что там поднимался вопрос по поводу истязания. Был запрошен губернатор. Губернатор не отрицал этого факта. И он ответил, что уже возбуждено судебное следствие.
Смиттен. – Позвольте вам засвидетельствовать, что следствие еще не окончено и находится в производстве у судебного следователя.
Соколов. – Как фактически осуществлялся прокурорский надзор над деятельностью сыскных отделений?
Климович. – В сущности, так как деятельность сыскных отделений отличается от деятельности общеполитической тем, что, главным образом, туда идут специалисты, – устав уголовного судопроизводства…
Председатель. – Короче, если можно…
Соколов. – Если в том или ином сыскном отделении производится истязание, должно быть это известно прокурорскому надзору? Существовали конкретные служебные сношения между прокурором и сыскным отделением?…
Председатель. – Это уже общий вопрос.
Соколов. – По закону как фактически осуществлялся в деятельности тех сыскных отделений, которые вам известны, прокурорский надзор?
Климович. – Дело в том, что для того, чтобы было известно какое-нибудь нарушение, нужно, чтобы оно обнаружилось. Если люди позволяют себе какое-нибудь нарушение закона, то об этом сами не говорят прокурорскому надзору. Надо, чтобы последовала либо жалоба, либо заявление начальника полиции или полициймейстера об известном злоупотреблении, доложено было губернатору и губернатор дал бы этому ход. Мне кажется, что лица, которые служат в сыскном отделении, так тесно сплетаются с прокурорским надзором и полицией, что, если бы истязание было, они не долго оставались бы на службе.
Соколов. – Я перейду к другой области. Вы упомянули о том, что Елисавета Федоровна знала вас по московской вашей деятельности. Какой случай мог великой княгине напомнить о вашей деятельности?
Климович. – Помимо всяких случаев, я бывал у великой княгини, как частный знакомый.
Соколов. – Возникали у вас разговоры по поводу вашей деятельности?
Климович. – Она спрашивала меня: как в городе? Все ли благополучно? Я бывал у нее часто, так как я относился к ней с глубоким уважением и пользовался, с своей стороны, ее вниманием, чисто личным…
Соколов. – Вам не приходилось говорить с великой княгиней в период влияния Распутина на ход государственных дел?
Климович. – Приходилось.
Соколов. – Приходилось выслушивать мнение ее?
Климович. – Великая княгиня прямо мне не говорила, точку на i не ставила, но я совершенно определенно чувствовал крайне отрицательное ее, должен сказать скорбное, отношение, к тому явлению, которое называется «распутинщиной». Ведь она очень кроткая.
Соколов. – За вашу деятельность московского градоначальника были там домогательства со стороны союза русского народа по отношению к градоначальнику, вмешивались ли патриотические организации в деятельность градоначальника: представляли ли они свои донесения, требовали ли арестов?
Климович. – Простите, какие организации?
Соколов. – Союз русского народа.
Климович. – Нет. Вскоре, после моего вступления, явилась ко мне депутация с известным Орловым во главе. Поднесла хлеб-соль и этим дело ограничилось. Они рады приветствовать каждого нового градоначальника. Какого-либо ко мне обращения не было. Вот единственно там был какой-то Кедров или Кельцов,[*] который приходил несколько раз просить денег.
Соколов. – А таких указаний, что тех или иных лиц надо арестовать, что они являются революционерами, они не делали?
Климович. – Нет. В 1905 и 1906 г.г. это было. Ведь я начальником был в последнее время – с 1915 г.
Соколов. – В 1906 году вы где были? Вы были градоначальником в Москве?
Климович. – В 1906 году, я был начальником охранного отделения, а потом помощником градоначальника.
Соколов. – Меня интересуют ваши сведения за пребывание ваше в должности начальника охранного отделения в 1906-1907 году. Убийство Иоллоса было как раз в этот период?
Климович. – В 1906 году.
Соколов. – Что вы раскрыли по поводу этого убийства, кем оно было учинено?
Климович. – По поводу убийства Иоллоса я ничего не мог раскрыть, он был убит около 15 марта, а с 24 марта я уже не был начальником московского охранного отделения.
Соколов. – Об участии в этом убийстве союза русского народа или других подобных организаций вы ничего не знаете?
Климович. – Я должен сказать, что я об этом ничего не знаю. Я предполагал – и это предположение мое об участии этих правых организаций, – оно явилось пост-фактум в этом деле; я думаю, что это не без них, конечно, обошлось. Но таких реальных данных, которые могли бы служить доказательством их участия, я не имею. Я должен сказать, что в убийстве Иоллоса мне наиболее правдоподобной представляется та версия, в которой это убийство было изложено в газетах в 1907 году Бурцевым. Другой версии у меня нет. Убийство это представляется мне фееричным, уродливым: ведь выходит, что Иоллоса убил революционер по подстрекательству члена союза русского народа Казиницына.[*] Говоря откровенно, додуматься до такой комбинации, если бы мне не подсказали, я не мог бы. Об участии союза русского народа в этом убийстве мне стало известно после смерти Казиницына.[*] Для меня это был один из толчков, который меня решительно оттолкнул от правых организаций, заставил избегать общения с ними. До этого случая, должен сказать, что представители правых организаций у меня бывали, они на мой взгляд представлялись более ограниченными, чем кто-либо, потому что в мании своего бессмысленного сыска требовали прямо того или другого действия, по их указаниям, и отнимали у меня много сил и времени. Чаще других приходил ко мне Н.Н. Ознобишин.[*] Толковал все про династический переворот – это был его конек. Сколько мне нужно было сил, чтобы его убедить в том, что он говорит чепуху. Приходили ко мне люди и говорили, что там-то скрыты бомбы, оружие, это было во время вооруженного восстания: никогда почти сведения эти не подтверждались. С другой стороны, когда я отказывал им в обыске, они страшно обижались. Когда я жаловался на это тяжелое положение градоначальнику, в этот год, он мне дал жизненный практический совет: «А вы не слушайте их, но и не отталкивайте, потому что, должен сказать, правые организации в 1906 году были не те, что в 1908 году, они представляли собою известную идейность, а потом они выродились в чисто коммерческие предприятия».