Председатель. – По этому вопросу у г.г. членов комиссии нет вопросов?
Соколов. – Когда, в бытность вашу московским градоначальником, разрабатывался у вас план борьбы с городским движением, то привлекались к обсуждению этого плана военные лица, так что этот план вырабатывался совместно градоначальством со штабом округа?
Климович. – Этот план вырабатывался таким образом. Полиция имела два предложения…
Председатель. – К какому времени это относится?
Климович. – Это в бытность мою московским градоначальником. План был такой. Полиция, в случае беспорядков, сводилась в команды полицейских чинов, потому что разумелось, что во время беспорядков, врозь, единично, полицейский на посту, в сущности, держаться не может, так как его собьют. Или, по второму плану, – полиция сводилась на первый пост, соединялась для безопасности, а следующие посты совершенно снимались.
Председатель. – Это так называемое третье положение?
Климович. – Я не помню по номерам. Сводились городовые в команды. А затем, следующее положение, – это приглашались войска и каждой воинской части придавался наряд полиции. Вот тут были весьма серьезные суждения вместе со штабом округа о том, какие пункты должны быть заняты войсками. Город был распределен на районы, и в каждом районе полицейский чин ознакомлял военных чинов с расположением казначейств, банков и прочих учреждений, которые подлежали охране, особенно военных складов, а также тех, если можно выразиться, дефиле, занятие которых должно было бы препятствовать чрезмерному скоплению толпы в одном месте. Конечно, система сводилась к тому, чтобы по возможности, пользуясь реками, в Москве – Москвой и Яузой, разделить и избежать большого скопления толпы в данном месте.
Соколов. – Эти совещания происходили в градоначальстве или в штабе округа?
Климович. – Знаете, я даже хорошо не помню… Мне кажется, я только в одном совещании принимал участие.
Соколов. – Может быть, были там ваши помощники? А со стороны штаба – офицер?
Климович. – Да, был командирован мой помощник.
Соколов. – А со стороны штаба – начальник штаба, а может быть, дежурный генерал?
Климович. – Может быть, дежурный – я не помню.
Соколов. – Вам не знакома фамилия жандармского генерала Гордона в Петрограде?
Климович. – Я совсем такой не знаю.
Соколов. – А не жандармского генерала с такой фамилией вы не знаете?
Климович. – Видите, что касается жандармского, я могу почти с уверенностью сказать, что такого не знаю. А не жандармского – я не знаю, но кажется, был Гордон.
Председатель. – Командир Преображенского полка?[*] Нет, это не то.
Соколов. – Вы сказали, что раньше в Петрограде тоже вырабатывался такой план?
Климович. – Этот московский план довольно тщательно был продуман в Москве и послан для сведения петроградскому градоначальнику.
Соколов. – А разрабатывался он как?
Климович. – Я слышал, что разработка какая-то здесь была, но ни участия в ней я не принимал, ни осведомлен не был.
Соколов. – А ваши сведения о том, что военные власти разрабатывали план по поводу беспорядков, к какому времени относятся?
Климович. – Я ясно этого не помню, не могу сказать.
Соколов. – Это в вашу бытность директором департамента?
Климович. – Не помню.
Соколов. – Но доходили до вас сведения, что план разрабатывается, и вспоминаете вы, что как будто штаб разрабатывал?
Климович. – Как будто.
Соколов. – Принимали ли вы в соображение настроение войск? Не возникали ли у вас предположения, что войска могут перейти на сторону народа?
Климович. – Нет. Я считал бы, что если войска переходят, то это конец.
Соколов. – Были ли какие-нибудь сведения о том?
Климович. – У нас в Москве сведений никаких не было.
Соколов. – А в Петрограде сведения были?
Климович. – А в Петрограде эти сведения поступали относительно гвардейских городовых,[*] но они были совершенно нелепы. Эти сведения касались преимущественно вопросов династического переворота. Такого они характера были, собственно говоря. Очевидно представляли собою измышления плохо осведомленных лиц, потому что теперь можно сказать, что собственно, о династических переворотах в войсках и речи не было.
Соколов. – Сведения относились к солдатскому или офицерскому составу?
Климович. – Мне кажется, что эти сведения, чуть ли не поступали из правых кружков или так называемых диллетантских осведомленных[*] и, если обращать внимание на них, то надо прекратить деятельность департамента полиции, так как тогда невозможно разбираться, где истина, где ложь…
Соколов. – Какие у вас были органы наблюдения за настроением в войсках петербургского гарнизона и Балтийского флота в Кронштадте?
Климович. – Видите ли, я в данном случае попрошу не смешивать. Я не буду защищать департамент полиции, вин на нем лежит много. Но нельзя приписывать ему того, что ему не принадлежит. Есть организации, которые работали параллельно… Вы, г.г. члены Комиссии, изволили указать, что на Путиловском заводе рабочие принимали провокаторов как-то… Я совершенно убежденно говорю, хотя предположительно, но убежденно вполне, что это была совершенно другая организация, не имеющая никакого отношения к департаменту полиции. То же самое, что касается настроения войск. Собственно мы, по отношению к внутреннему району, конечно, имеем кое-какие сведения, в зависимости от того, насколько наша агентура партийная соприкасается с воинскими частями. Я помню, что было возбуждено относительно флота в Кронштадте судебное дело, указывающее – в деталях я не могу сейчас сказать – на участие, на совершенно определенную партийную ячейку… Но в общем, – я резюмирую все имевшиеся в то время в моих руках сведения: настроения войск, в смысле обработки их под углом революционным, так мы привыкли называть партии конспиративные, было весьма благополучно, т.-е. в смысле старого режима. И если этот акт произошел, то вам, конечно, лучше судить, потому что я уже 20 дней изъят совершенно из воли, но мне кажется, мое убеждение, что это явление чисто стихийное и основанное на общей, на полной дезорганизации правительства и на полной потере веры и уважения к нему, которые вкоренились в широких слоях населения; а вовсе не плод партийной агитационной работы. Это мое убеждение, и мне кажется, что эти войска, которые теперь переменили строй, будь немножко возглавлены кем-нибудь другим, явились бы ярыми защитниками порядка. Войска распропагандированы не были в широких массах, в прямом смысле этого слова. Только, мне кажется, они не верили больше в того, веру в кого им приказывали защищать.
Соколов. – Вы упомянули об этом деле в Кронштадте, во флоте, которое было поставлено на суд. Откуда сведения об этой партийной революционной ячейке проникли к вам?
Климович. – Это было в общем порядке. Поступали сведения в местное жандармское управление. Оно сообщило, если я не ошибаюсь, командующему Балтийским флотом, тот произвел соответствующие обыски и аресты.
Соколов. – Меня интересует вот что. Вы уже упомянули, что сведения о жизни партий вы получали от некоторых членов этих партий, которые соответственно вознаграждались за такие сведения о вредных организациях. Об организациях матросов вы получали эти сведения от сотрудников, которые были матросами и входили в эти организации?
Климович. – Я должен сказать, что уже по существу, с довольно давних времен, лет 8 тому назад, если я не ошибаюсь, в бытность Курлова, а потом и Джунковского, последовало распоряжение, дабы среди военных не иметь совершенно сотрудников военной агентуры. С тех пор, по существу, жандармские офицеры перестали приобретать агентуру среди военных.
Председатель. – Но имел такую агентуру департамент полиции?
Климович. – Т.-е. розыскные органы департамента полиции.
Председатель. – Вы не считались с тем, что должны иметься агенты в ведении других учреждений?
Климович. – Т.-е. вы разумеете контр-разведку, может быть?
Председатель. – Да, контр-разведку. Попытку Сухомлинова через Мясоедова устроить агента под видом лица, которое заведует шпионажем в армии.
Климович. – Т.-е. контр-шпионаж. Я не заведывал этим, но в последнее время меня это обстоятельство стало тревожить…