кладет трубку, он будто рядом, и я почти могу дать волю панике. Он останется спокойным, несмотря ни на что. Мы всегда уравновешивали друг друга: если один теряет голову, другой уже не может. Кто бы из двоих ни устроил истерику первым, у второго нет выбора, только держать себя в руках.
– Первый светофор на въезде в город. Я попала в… ох, канаву. То есть не в машине. Я сбежала пешком.
– Зачем ты бросила машину?
– Не знаю! Все так быстро произошло. Дай придумать отговорку получше.
– Сейчас приеду. Иди к машине.
К машине я не иду, но на цыпочках подкрадываюсь к углу здания и выхожу на дорогу. На дороге мигают огни: приехала полицейская машина и эвакуатор. Боже… меня посадят в тюрьму.
Кто-то замечает меня и показывает пальцем, инстинкт призывает нырнуть вниз и спрятаться, но негде, так что я просто приседаю. Что тюрьма! Меня ждет обитая войлоком палата.
По привычке ищу глазами золотистый «Мазерати», поэтому вышедшего из джипа Николаса замечаю не сразу.
– Николас! – громким шепотом зову я. Бесполезно. Машины ездят туда-сюда, меня не слышно. Я машу руками, точно регулировщик, но он не видит меня, направляясь прямо в гущу событий, взять ответственность на себя.
Проверяет брошенную машину и качает головой, а затем, забрав мою сумочку с водительского сиденья, захлопывает дверь. Обалдеть, я еще и сумочку забыла!
Вокруг Николаса собираются мужчины в форме. Закрываю лицо руками, чтобы не слышать унизительную историю собственного побега, которую наверняка сейчас и рассказывают. Кто-то кивает в моем направлении, и Николас оборачивается. Даже с такого расстояния я различаю странный блеск в его глазах и мысли над головой, точно в мультяшном пузырике:
«Так-так-так. Как тебе твой выбор сейчас, Наоми, что чувствуешь?»
Так себе, вот как я себя чувствую. Но я хотя бы стою на дороге с меньшей концентрацией полицейских. Он что-то говорит смотрящему на меня сотруднику. Личность подтверждает. Меня увезут отсюда в наручниках, цель «добиться удаления из фамильного дерева» будет выполнена на сто процентов.
Николас звонит кому-то и с минуту что-то говорит, затем передает телефон полицейскому, и он тоже что-то говорит, а Николас просто смотрит и смотрит на меня, и спрятаться от него негде. Он мой единственный союзник. И злейший враг.
Сейчас он идет по дороге прямо ко мне, в пальто, которое я называю пальто Шерлока Холмса. Это самый дорогой и красивый подарок, который я ему когда-либо делала. Он носит его с начала осени до самого конца весны, с небрежно завязанным петлей шарфом. То, что он еще не сжег его и не сплясал вокруг костра, кажется мне в моем нынешнем состоянии вызывающе доброжелательным жестом.
Ни мрачным, ни самодовольным он не выглядит: лицо не выражает ничего, только меж бровей залегла едва заметная морщинка. Беспокойство.
– Что случилось? – спрашивает он, подойдя ближе.
Качаю головой. Не могу об этом говорить. Я уже притворяюсь, что ничего не было.
– Меня посадят в тюрьму?
– Нет. – Он переводит взгляд на мою сумочку, которую по-прежнему держит. – Тебе нужно что-то в машине?
– Нет.
Он явно хочет еще что-то спросить, я же вижу. Окидывает меня долгим изучающим взглядом, а потом снимает пальто и укрывает меня. Касается верхней пуговицы, будто чтобы застегнуть, но опускает руку.
В джип он отводит меня без единого слова. Мимо полицейской машины и эвакуатора я резко ускоряюсь, почти ожидая, что кто-нибудь сейчас схватит меня. В сотый раз нервно оглядываюсь через плечо, и Николас усмехается:
– Расслабься.
Одно-единственное слово возвращает мне способность внятно изъясняться.
– Леону грозят неприятности? Я еще не меняла документы. Что случится с машиной? Она же не сломалась.
– Конечно, нет. А если бы сломалась, ты бы сама ее починила, – замечает он, покосившись на меня.
– Ох.
– Или нет. Как же тогда бедный Дейв из «Моррис Авто». – Он наблюдает за моим изумленным выражением и отворачивается, скрывая улыбку, но я все равно слышу ее в голосе. – Когда Дейв пришел ко мне удалять зуб мудрости, первое, что он произнес после наркоза, было: «Не говори дантисту о машине Наоми». – Он замолкает, и я понимаю, что меня подставили. От унижения хочется сжаться в комок, я вот-вот превращусь в Наоми карманного размера. Придет от «Моррис Авто» очередное «Оцените качество наших услуг!», точно все Дейву выскажу. – Как бы там ни было, эвакуатор отвезет машину к нам. Я мог бы сам сесть за руль, а ты повела бы джип, но вид у тебя был слегка взволнованный.
– Но там же механическая коробка, – пересохшими губами выдавливаю я.
– Знаю. Я умею ездить на механике.
Мир опасно накренился.
– Что? Правда?
– Угу. – Мой вопрос его явно позабавил, хоть он и старается этого не показать.
Я сажусь на пассажирское сиденье и запираю дверь, на случай если полицейские вдруг передумают.
– Мне не хватает сидений с подогревом.
– Я думал, ты «Мазерати» ненавидишь.
– Ненавижу. Ненавидела. Хотя сиденья с подогревом мне нравились. Это прямо как…
– Сидеть на коленях у дьявола, – заканчивает Николас за меня и, закинув руку за мое кресло, оборачивается к зеркалу заднего вида. Он так близко, что я ощущаю запах его лосьона для бритья, и сердце сжимается от чего-то вроде ностальгии. В последнее время он пользовался другим. А это – «Стетсон», мой подарок ему на Рождество. Я упаковала флакон в золотую оберточную бумагу, и он так долго хранил ее, что мне до сих пор слышится это шуршание.
«Мне о-очень нравится», – сказал он тогда с широченной улыбкой. Этот запах теперь всегда будет напоминать мне именно ту улыбку и обожание, которое я испытывала. А вдруг мой новый парень в будущем тоже будет пользоваться «Стетсоном», и, глядя на другого мужчину, мне придется каждый раз вспоминать Николаса и его улыбку? Никак от него не избавиться, слишком глубоко проник.
Потом, когда он уже открыл подарок, я с ужасом и стыдом увидела в его рабочем кабинете средства по уходу за собой: они были отличного качества и очень дорогие. По сравнению с ценой его одеколона мой