Я торопливо хлебал горячий борщ прикуску с ядрёным чесноком и старался не клюнуть носом в тарелку. Сытин хлопотал вокруг меня, как мать вокруг невесты.
— Смотри, Немой! Вот тебе зеркальце, как обещал. Не разбей — вещь казённая.
Ух ты, бля! А игрушки в нём есть?
— Магического заряда хватает на пять часов разговора. Попусту не трать.
А как тут звонить? Где телефонная книга?
— Представь себе того, до кого хочешь дозвониться, — сказал Сытин. — Если у него есть зеркальце — он услышит твой звонок.
Я тут же представил Глашку. Само собой, голую.
Через секунду Глашка в мыльной пене возникла в зеркальце.
— Немой?! Это ты?
Я радостно замычал.
— Я перезвоню! — крикнула Глашка и отключилась.
— Ох, Немой, бля!
Сытин ржал, как княжеский конь, которому насыпали овса. То есть, во всю глотку.
— Доедай! А я пока на тебя следящее заклятие наложу.
Э, ипать! Что ещё за заклятье?!
— Васька, дай парню поесть спокойно! — ворчливо вмешался дед Миша.
— Ничего! Ему колдовством аппетит хрен перебьёшь! — ответил Сытин и принялся водить руками над моей башкой.
Я опасливо покосился вверх.
— Не крутись! — тут же сказал Сытин. — Ну, вот! Теперь я смогу видеть твоими глазами. Если встретишь огненную змею — немедленно перемещусь к тебе. А пока займусь более важными делами.
Сытин тоже плюхнулся за стол и принялся за остывший борщ.
— Ты не думай, Немой, что я тебя сдуру одного посылаю. Просто другого выхода сейчас нет. Сколько от твоей Заречной до Старгорода?
Я прикинул и показал Сытину два пальца. Средних.
— Два дня пути, — невозмутимо кивнул Сытин. — Уходят они от Старгорода, понимаешь?
Я подумал и кивнул.
— Твоя главная задача — не найти их. А проследить, чтобы с княжеской деревней ничего не случилось. Ну, а если уж наткнёшься случайно — тут я к тебе присоединюсь.
Сытин наклонился ко мне.
— Только очень тебя прошу — не выдумывай ни хера! По лесам и болотам не шастай. Проверь деревню, побудь там пару дней. Если всё спокойно — мигом назад. Да, Немой! По пути заскочи к одному моему приятелю. Он там, в лесу живёт. Сам ты его не найдёшь. Но я ему сигнал подам — он тебя по дороге встретит.
Сытин доел борщ и отодвинул тарелку.
— Я знаю, у тебя в Заречной много с кем счёты остались. Закрой их на хер. Понял? Разберись, и живи спокойно. Я ещё поэтому тебя туда отправляю.
Сытин встал из-за стола, подошёл ко мне и хлопнул по плечу.
— Иди, поспи! Ты же всю ночь с кузнецами куролесил. А я пока к Фоме сгоняю — подберу тебе пару дружинников в провожатые.
Когда я поднялся в свою комнату, на моей кровати сидел Мыш.
— Здорово, Немой! А ты не знаешь, где княжич?
Я почувствовал, как моё лицо вытягивается от удивления.
Охренеть! Это ж тебя к нему сторожем приставили, любитель Камасутры!
— Я только ненадолго отлучился, мышку одну проводить, — виновато сказал Мыш. — Вернулся — а его в комнате нет. Я весь терем обыскал. Пропал княжич.
Выспался, бля!
* * *
Вместе с княжичем пропали два его дружка — Федот и Данила. С конюшни исчезли восемь коней. Конюха нашли у задней стены в крапиве с перерезанным горлом.
Дружина перевернула Старгород вверх дном.
Стучали в ворота. Если хозяева не открывали — выламывали двери к чертям собачьим и обыскивали дом за домом.
Накрыли два воровских притона. Убегавших разбойников расстреливали из арбалетов.
Шутки кончились.
Князь Всеволод сам скакал во главе дружины. Глаза его горели безумным огнём. Шапку князь где-то потерял. Седеющие русые волосы путались и лезли князю в лицо. Он, не замечая, отплёвывал их.
Мы с Сытиным и Фомой ни на шаг не отставали от князя.
— В Литву он бежал, сучёнок! — повторял князь. — В Европу захотел, сучий выкидыш!
Убедившись, что княжича в Старгороде нет, Фома отправил дружину к литовской границе по двум дорогам. Князь хотел скакать с ними, но Сытин его остановил.
— На кого город бросишь? — негромко, чтобы не слышали посторонние, спросил он князя.
— А ты на что? — упрямо вскинул подбородок князь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Бояр надо собирать. Деньги искать. С вооружением решать. Это — княжеские дела. Дружина своё дело сделает и без тебя. Ты своё сделай.
Всеволод растерянно покрутил головой и остановился глазами на мне.
— Вот так, Немой! — криво улыбаясь, сказал он. — Это мне наказание за…
Он не договорил и махнул рукой, подзывая дружинника.
— Посылай гонцов к боярам. Через два часа чтобы все были у меня!
Десяток дружинников помоложе тут же поскакали в разные стороны, дробя копытами деревянную мостовую.
— Не знаю, кого к Хворобе послать, — медленно сказал князь.
— К Хворобе я сам заеду, — пообещал Сытин. — Давай, соберись, княже!
Князь сгорбился в седле и медленно поехал в сторону терема. Дружина по сигналу Сытина потянулась за ним.
— Ещё одна забота, бля! — сплюнул Сытин, глядя вслед князю. — Этого Хворобу хрен уговоришь князя поддержать!
Нормально! Ну, и на кой хер такой боярин нужен?
— Его род постарше княжеского. Двоюродный прадед Хворобы сам князем был. Только рано погиб и сыновей не оставил. Вот и ушло княжество из их рук.
Бывает, чо! Передел собственности, обычное дело.
— Хвороба — ершистый старик. И колдунов ненавидит люто. Окружил себя монахами и сидит в гнезде, как сова.
Я вспомнил сову, которая залетела в сад к Михею, и поёжился.
— Может, тебя домой отпустить? — с сомнением сказал Сытин. — Поспишь пару часов?
Не херово бы! Меня уже в седле качает. И жопу натёр с непривычки!
Я с надеждой кивнул.
— Нет, — мотнул головой Сытин. — Поедем вместе. Чуйка у меня странная.
Ну, вот, бля!
Мы подъехали к высоким деревянным воротам. Долго стучали.
Наконец, ворота заскрипели и приоткрылись. В щель высунулась бородатая голова в зимней шапке с отвисшими ушами.
— Хуле надо? — спросила голова.
— Скажи, Сытин к боярину по важному делу приехал, — ответил Сытин, соскакивая с коня.
Я перекинул ногу через седло, лёг на брюхо и тоже сполз на землю.
— Ща! — ответила голова и скрылась.
Ждать пришлось больше получаса. Сытин зло прохаживался вдоль забора.
— Убью, на хер! — бормотал он себе под нос.
Я плюнул, сел прямо на землю и задремал, прислонившись к воротам.
* * *
Мне снится, что я стою посреди тронного зала. Передо мной на троне сидит пожилая женщина с худым, властным лицом.
Мать. Княгиня.
Рядом с ней на позолоченном стульчике примостился брат Севка.
Не люблю я этот терем! Мне в нём душно и тесно. То ли дело — в лесу, или в поле.
Стану князем — снесу на хер! И построю новый.
— Ваня! Хвороба говорит, видел большого медведя в лесу возле Заречной. Крестьяне боятся, что скотину задерёт.
Я бросаю взгляд на Хворобу. Он странно изгибает шею, словно высокий ворот ему натирает. Откашливается.
— Да, княжич! Огромный медведь, шкура седая. С лошадь величиной будет!
Старый медведь — это хреново. Охотиться он не может, жир к зиме не нагуляет. Пойдёт разорять деревню, а то и за людей примется.
— Съезжу, — говорю я, — поохочусь! Хвороба, ты со мной?
— Не могу, — мнётся уже пожилой боярин. — Отец заболел, просит с ним побыть.
— Побудь. Отца бросать нельзя.
Бля, если Хвороба выглядит старым, то сколько же лет его отцу? Столько не живут.
Своего отца я не помню. Он погиб в стычке с литвинами, когда я был маленьким.
— А ты, Севка? Поедешь? Разомнёмся!
Брат послушно привстаёт со стула, но мать тяжёлым взглядом осаживает его назад.
— Всеволод пусть со мной побудет. Что-то я себя нехорошо чувствую. Спину ломит. И кашель.
Она несколько раз сухо кашляет в платок.
— А ты поезжай, Ваня. Тебе после меня княжить, привыкай княжество беречь.
Слова падают, словно холодные тяжёлые капли. В них ни любви, ни заботы.