— Так же, как предают остальных, — пожал плечами Тостиг. — Попы говорят, что мы созданы по подобию Божьему. Значит, все мы — его дети.
— Ты хочешь сказать, что Иисус?..
— Был человеком, — кивнул граф. — И не отрицал этого. Потому-то и не исцелял всех страждущих. Он хотел, чтоб люди сами добивались своей цели, а не ждали, что Божья благодать свалится им на голову.
— Не богохульствуй, Тостиг! — поморщился эрл. — Накличешь на нашу голову кару Господнюю.
— Хорошо, оставим эту тему, — согласился граф, снисходительно взглянув на собеседника. — Выпьем эля?
— Вот это другой разговор, — облегчённо вздохнул Сигевульф, потянувшись к кубку. Однако он едва успел отхлебнуть, как Тостиг огорошил его внезапным вопросом:
— Так что, друг, попробуем возродить былую честь эрлов? Или ты так постарел, что уже ни на что не годен?
— Это почему же я ни на что не годен? — вскинулся задетый за живое толстяк.
— Вот и я хотел бы знать — почему? — продолжал раззадоривать его собеседник.
Сигевульф отставил в сторону кубок и сердито взглянул на графа.
— Мы друзья, Тостиг. И только это...
— Ты говоришь — друзья? — перебил его Тостиг.
— Друзья, — подтвердил сбитый с толку эрл.
— Так помоги мне... — произнёс граф и, опустив голову, с болью добавил: — Я ещё никогда не был так унижен... И одинок...
— Э... — растерянно промямлил толстяк. — Я бы рад...
— Что ж мешает? — спросил Тостиг, не поднимая головы.
— Гарольд... — вздохнул Сигевульф.
— Он останется королём, — поднял глаза граф. — Мы просто заставим его считаться с нами. Что ты скажешь на это? Поддержишь меня, если я вернусь в Англию?
— Поддержу... — чуть помедлив, ответил эрл. — Если вернёшься один...
Тостиг холодно взглянул на него и откинулся на спинку кресла.
— Один, говоришь? — переспросил он. — Нет, Сигевульф. Если я вернусь один, со мной никто не будет считаться.
— Что ты задумал? — насторожился эрл. — Хочешь склониться на сторону Вильгельма?
— Почти угадал, — криво усмехнулся граф.
— Что значит — почти?
— Не склониться, а использовать Вильгельма, — пояснил граф. — Как-никак, благодаря моей жёнушке я его родственник. Я для вида обращусь к нему за помощью. И вот тогда Гарольд вынужден будет принять мои условия.
— Ох, Тостиг, не нравится мне твоя затея, — покачал головой Сигевульф. — Смотри — не увязни в этом болоте.
— Не увязну, — Тостиг, потянувшись к кувшину, предложил: — Что ж, выпьем за дружбу?
— Выпьем, — кивнул эрл. Он осушил кубок, обтёр усы и, с удивлением заметив, что Тостиг не пригубил эля, поинтересовался:
— Отчего ж ты не пьёшь?
Граф молчал, отрешённо глядя в кубок.
— Что с тобой? — встревожился Сигевульф.
— Ничего... — Тостиг, тряхнув головой, залпом выпил эль. Толстяк хотел было что-то сказать, но граф жестом остановил его, поднялся из-за стола и прошёл к окну. Постояв там с минуту, он, не оборачиваясь, произнёс:
— Светает...
— Да уж, засиделись мы с тобой, — вздохнул Сигевульф.
— Могу я рассчитывать на твою честность? — не отводя глаз от окна, спросил граф.
— Можешь, — не колеблясь, ответил эрл.
— А что ты скажешь Гарольду?
— То же, что говорил раньше. Он должен вернуть тебе графство.
Тостиг обернулся, с улыбкой взглянул на собеседника и с чувством произнёс:
— Спасибо, друг.
Глава 29
РОДСТВЕННИКИ
Сигевульф пробыл в брюггском замке три дня. На протяжении этих дней Тостиг не возвращался более к политическим разговорам, всё свободное время он проводил с гостем, был радушен и внешне спокоен. Когда же пришёл срок расставания, эрл попытался убедить Тостига не принимать скоропалительных решений и ещё раз взвесить все «за» и «против». Граф благосклонно выслушал его.
— Я подожду, — сказал он на прощание. — Если Гарольд одумается и вернёт мне Нортумбрию, я со своими хускерлами встану под его знамёна.
Тостиг сдержал слово — время шло, а он не предпринимал никаких действий. Лорд Копси и люди из окружения графа недовольно роптали, такой оборот их явно не устраивал. Особенно негодовала жена Тостига, она была не менее честолюбива, нежели супруг и имела на то основания. Её сестра стала норманнской герцогиней и в скором времени могла превратиться в королеву Англии, а что оставалось ей? Всю жизнь провести в постылом Брюгге? Этому не бывать, решила графиня и с жаром взялась за дело. Она взывала к честолюбию мужа, устраивала сцены и всячески Пыталась возбудить его уязвлённую гордость, но все её попытки казались тщетными, супруг был невозмутимо спокоен.
У графини опустились руки, но тут судьба пришла ей на помощь. Купцы, прибывшие из Англии, сообщили, что Гарольд узаконил Моркера в качестве графа Нортумбрии. Тостиг понял, что надеяться ему не на что, и его ярость не знала границ. Три дня он беспробудно пил, а на четвёртый отбыл в Нормандию.
* * *
Тостиг застал Вильгельма в его новом Лиллебоннском дверце, расположенном в нескольких лье от Руана. Узнав о приезде родственника, герцог прервал беседу, которую вёл с зодчими, занимавшимися отделкой дворца, выпроводил их и, мельком взглянув на стоявших у дверей оруженосцев, приказал:
— Сигурд! Передай графу, что я с нетерпением жду его!
Оруженосец кинулся выполнять поручение, а герцог обратился к его товарищу:
— Никого, кроме графа Тостига, не пускать!
— Даже аббата и епископа? — уточнил оруженосец.
— Я сказал — никого! Ты стал непонятлив, Ральф! — нахмурился герцог.
— Будет исполнено, монсеньор! — Оруженосец поспешно покинул покой.
— То-то же. — Вильгельм встал из-за заваленного свитками и фолиантами стола, опустился в массивное резное кресло и нетерпеливо воззрился на дверь.
В последнее время он пребывал в постоянном напряжении, а в последние месяцы оно резко возросло, ибо впереди замаячила английская корона. Узнав о воцарении Гарольда, герцог незамедлительно созвал Тинг. Съехавшиеся на него бароны выслушали пламенную речь герцога с плохо скрываемым равнодушием. Вильгельм не мог приказать своим вассалам отправиться вместе с ним в заморский поход, он мог лишь просить и убеждать.
Однако нынешние норманны, в отличие от прадедов, потеряли вкус к морским приключениям и резонно отвечали герцогу, что вассальная присяга не распространяется на военные действия, протекающие за морем. Обиды и политические претензии сюзерена мало их волновали. Положение Нормандии было прочным как никогда — внешние враги разбиты, торговля и ремесла процветают, вилланы трудятся не покладая рук. Всё это позволяло сеньорам проводить свои дни в праздности и забавах. Й вдруг их призывают покинуть родные очаги, и ради чего? Ради сомнительных выгод, которые сулило крайне опасное предприятие?
Плыть в Англию, защищённую морем и могучим флотом, воевать с саксами, которыми командует смелый и решительный Гарольд, — они что, сумасшедшие, чтоб лезть в эту авантюру? Как ни убеждали Вильгельм и его друг и советник, лорд-сенешаль Фитц-Осберн, как ни хитрили, всё оказалось тщетным — бароны наотрез отказались участвовать в походе и разъехались по своим замкам...
Всё было кончено, но Вильгельм не желал мириться с неудачей. Его вассалы отказались сегодня поддержать его, в следующий раз они могут выказать неповиновение. Этого нельзя было допустить. Но что предпринять? Что? Этот вопрос не давал ему покоя ни днём ни ночью.
Размышления герцога прервал Ральф.
— Монсеньор! — произнёс оруженосец. — Мессир Тостиг, граф Нортумбрийский, просит принять его!
— Пусть войдёт, — кивнул Вильгельм.
Ральф распахнул дверь, и в комнату, звеня шпорами, вступил Тостиг.
— Приветствую тебя, дорогой Вильгельм! — оживлённо произнёс он.
— Рад нашей встрече, любезный Тостиг, — откликнулся герцог.
Он поднялся, приобнял шурина и усадил напротив себя.
— Как здоровье твоей драгоценной супруги?
— Что с ней станется, — усмехнулся герцог. — У наших жёнушек крепкая порода.
— Да уж, что есть, то есть, — рассмеялся сакс.
Оглянувшись по сторонам, он восхищённо воскликнул:
— Твой новый дворец великолепен! В жизни не видел ничего подобного!
— Благодарю, — самодовольно улыбнулся герцог. — Немного вина с дороги?
— Не откажусь, — кивнул Тостиг.