кабинета.
– Первое и главное: моя профессия, вопреки общепринятому мнению, не ограничена рамками профессиональной тайны. Вы лучше меня знакомы с Уголовным кодексом и наверняка знаете содержание статьи 226–13. В отличие от врачей, мы освобождены от ее действия. Но я в рамках служебного поручения, пусть и временного, обязана хранить тайну своих клиентов.
Делестран едва справлялся с нетерпением. Клер почувствовала его досаду, но продолжила:
– Это была преамбула. Теперь перейдем к главному. В ситуации осведомленности о преступлении все довольно просто: Уголовный кодекс требует снятия тайны. Без вопросов. Проблема возникает, когда никто не находится в опасности. Тут вступает в действие статья 223–6: «Серьезная опасность, то есть угроза жизни, неминуемая и постоянная».
Лоб Делестрана разгладился. Она разбудила его любопытство. Да, мадам Рибо – чертовски хорошо подкованный психолог!
– Будем считать, что в контексте ваших исчезновений эти три условия соблюдены. Закон требует, чтобы я получила разрешение поделиться или раскрыть секрет, взвесив пользу и издержки для клиента. И тут я застреваю.
– В каком смысле? – спросил Делестран, распрямив спину и снова нахмурившись.
– А в таком, майор, что люди, которые могли бы дать мне разрешение, не способны это сделать… Они исчезли.
Делестран покачал головой, потом потер лоб.
– Подведем итог. Если я все правильно понял, господин Пивто поделился с вами секретом, касающимся его жены, но вы не можете раскрыть его мне, поскольку она исчезла. Все верно?
Клер закрыла глаза в знак согласия.
– И вы считаете, что эта тайна может иметь какое-то отношение к ее исчезновению?
Она снова прикрыла глаза.
– Ясно… Полагаете, я этим удовольствуюсь?
Тон Делестрана сделался угрожающим, и Клер напряглась.
– Предупреждаю, я не уйду из вашего кабинета, пока мы не решим, как выбраться из этого… клубка противоречий. Должен быть способ обойти правила.
Страх в глазах психолога сменился опаской маленького зверька, почуявшего гипотетическую опасность. Она приняла оборонительную позу и отступила. Долгое время оба размышляли молча, избегая встречаться взглядами, потом нож гильотины упал…
– Вот что вы сделаете, мадам Рибо. Свяжитесь с господином Пивто, как только я покину ваш кабинет. Вы психолог и знаете нужные слова. Убедите его прийти сюда как можно скорее и рассказать то, что сами не можете мне раскрыть. Я должен все знать.
– Сегодня утром?
– Да, как можно скорее.
– Все не так просто. Вдруг я не дозвонюсь?
– А вы постарайтесь. Когда копаешься в головах, умеешь заставить людей делать то, что нужно.
– Думаете, это так работает?
– Я ничего не думаю, просто прошу вас постараться.
– Ладно, ладно… Я попробую, но ничего не гарантирую.
– Я на вас рассчитываю. Уверен, вы сумеете. Потом позвоните мне… Очень красивые цветы. Видите, мы нашли общий язык.
Это было произнесено с такой безусловной искренностью, что Клер растрогалась, хоть и не привыкла к принуждению. Она нашла номер и позвонила Филиппу Пивто.
* * *
В длинном коридоре, ведущем к кабинету, Делестран почувствовал облегчение. Ему показалось, что произошло нечто новое, что-то щелкнуло. Они еще не всё знают. От них что-то скрывают, не позволяя видеть яснее. Не имеет значения, в чем именно заключается секрет, одного его существования достаточно, чтобы начать действовать… Он понятия не имеет, что это может быть, но скоро узнает. Однозначная реакция психолога убедила его в возможных последствиях для расследования.
Он налил себе чашку кофе, оставив в кофейнике достаточно черной жидкости, чтобы не пришлось мыть посуду. Бомон подошла, надеясь услышать, состоялась ли «встряска». Ее беспокойство рассеял веселый взгляд шефа. Он вкратце пересказал ей состоявшуюся беседу, уделив больше внимания секрету, который любым способом требуется узнать.
– Думаешь, дело в супружеской измене?
– Это первое, что приходит в голову. Но мне не хочется обременять мозг гипотезами. Скоро мы всё узнаем. Я жду звонка от Клер и – главное – прихода Филиппа Пивто, на этот раз без пивного скандала!
– Вот, значит, как – она больше не психолог, а Клер!
– К чему ты это сказала?
– Да так…
– Думаю, она может нам пригодиться.
– Только и всего?
– Не совсем так. Я вижу, ты верна женской солидарности. Но со словами действительно нужно быть осторожнее. Скажем так: я подумал и, возможно, изменил… предубеждение касательно ее присутствия в отделе. Устраивает такая формулировка? Ты довольна?
Виктуар кивнула и вышла из кабинета, оставив Делестрана наедине с собственным признанием. Оно было явно не в его стиле.
* * *
Сыщик не мог просто сидеть и ждать звонка психолога. Нужно воспользоваться порывом вдохновения. Он посмотрел на часы – 09:30, мгновение колебался, потом решительно снял трубку и набрал прямой номер заместителя прокурора госпожи Делерман. Она собиралась на встречу с судьями, чтобы обсудить события, случившиеся за выходные. Они с майором хорошо знали друг друга, в разговоре быстро переходили к сути дела, и Делерман поняла, что раз Делестран звонит рано утром в понедельник, значит, на то есть веская причина.
– Слушаю вас, майор.
– Как дела с запросом о снятии профессиональной тайны в Национальный центр доступа к данным личного происхождения?
– В конце прошлой недели я получила рапорт вашей коллеги, лейтенанта Бомон. Сначала она позвонила. Я немедленно направила обоснованный запрос руководству Министерства здравоохранения. Он в стадии обработки, колесики закрутились, майор, но вы, как и я, знаете, что в разных ведомствах по-своему понимают срочность.
– Потому-то я и звоню вам, мадам. Можете надавить на них?
– У вас появились новости?
– Нет, мадам. Вам я сообщил бы первой.
– Тогда к чему подобная спешка?
– Это непросто объяснить. Знаю, ваше время драгоценно, но дело вот в чем. У нас в работе еще одно расследование, объединяющее три подозрительных исчезновения, первое случилось в середине марта. Мы проводим повторные следственные действия по поручению, выданному судьей Ролланом.
– Да, я помню, вы коротко об этом упоминали. Все еще буксуете?
– Есть шанс узнать семейную тайну, касающуюся одной из пропавших женщин, что поможет нам перестать пробуксовывать, как вы выразились.
– Шанс?
– Недавно