о том, что фермеры Сэнд-Лейка видели неопознанную, но «поразительную» блондинку, проезжавшую по городу с известным страховым агентом. Согласно полученным следователями показаниям, этот человек исчез после обнаружения тела Хейзел Дрю, и в течение почти недели его местонахождение было неизвестно. Члены «Трой Меннерхор», немецкого общества вокалистов-мужчин, полагали, что видели его в Утике, штат Нью-Йорк, примерно в ста шестидесяти километрах к северо-западу от Трои, во время фестиваля Сэнгерфест, через три дня после обнаружения тела Хейзел. Неизвестный мужчина приставал к членам общества с расспросами об этом деле и даже посетил редакцию местной газеты в поисках соответствующей информации. Следователи были достаточно заинтригованы, чтобы разобраться в этом деле, но отказались назвать имя любопытного гражданина.
Был ли Фрэнк Долан тем человеком? Он жил в Олбани, но имел связи в Трое: в последующие годы он был членом тамошнего клуба верховой езды и совладельцем театра «Трой», в создании которого сыграл важную роль в 1922 году, почти через пятнадцать лет после смерти Хейзел. Щупальца Долана простирались и в Сэнд-Лейк: у него был летний домик на Кривом озере – он назвал его Кэмп-Килларни, – и он был достаточно дружен с семьей Мейбл Браун, чтобы устроить званый обед для ее сестры Лены по случаю свадьбы в октябре 1908 года.
Это было примерно через три месяца после того, как Мейбл Браун и Минни Клиффорд поднялись на свидетельскую трибуну на дознании по делу Хейзел Дрю. Первая заявила, что не говорила Уильяму Пауэрсу о каких-либо криках, доносившихся со стороны лагеря, а вторая не подтвердила, что к ней обращались какие-либо женщины, останавливавшиеся там.
Ни один из этих людей – Долан или братья Крамрат – не был публично опознан следователями как подозреваемый в убийстве Хейзел Дрю. Из троих только Генри Крамрат дал показания на следствии, чтобы защитить свою «честь».
В связи с этим возникает вопрос: почему О’Брайен так стремился, по-видимому больше, чем Генри Крамрат, не допустить, чтобы имена братьев попали в газеты?
Глава 9
Случай с Мэми Киллион
Каждый репортер в северной части штата Нью-Йорк помнил имя Мэми Киллион. Джарвис О’Брайен тоже. Из всех главных фигур в расследовании убийства Хейзел Дрю он единственный был замешан в деле Киллиона, одном из самых громких скандалов в истории Троя.
Утром в четверг, 16 июля, когда заканчивалась первая неделя расследования по делу Дрю, О’Брайен сидел в одиночестве в своем кабинете в здании суда в задумчивом настроении. Посреди стола громоздилась стопка газет, а его четырехпалая левая рука сжимала чашку обжигающе горячего кофе. Внимание хозяина кабинета привлекла статья на первой полосе «Олбани таймс юнион» под заголовком «Убийца, возможно, никогда не будет пойман: тайна Троя выглядит дубликатом дела Киллиан». О’Брайена в этом заголовке раздражало все. Он пристальнее всмотрелся в статью и поморщился, словно только что выпил сока кислых яблок. Они даже неправильно написали ее фамилию.
* * *
Мэми Киллиан на самом деле была Мэми Киллион – как и Хейзел Дрю, юной красавицей из Троя, чью жизнь почти семь лет назад оборвал убийца. Неприятным для О’Брайена, служившего под началом окружного прокурора Уэсли О. Говарда в качестве помощника, это воспоминание было потому, что убийца так и не был публично опознан или задержан. Преступление осталось нераскрытым, и О’Брайен был бы очень рад никогда больше не слышать имени Мэми Киллион.
Во время расследования распространились слухи о том, что к убийству причастен кто-то связанный с администрацией мэра Дэниела Конвея. Газеты по всей стране с энтузиазмом набросились на городских и окружных чиновников, утверждая, что имеет место всеобъемлющее сокрытие. Улики исчезли. Свидетелям было «рекомендовано» хранить молчание. Один из них, Джон Леннон, утверждавший, что видел мужчину, избивавшего женщину в ночь убийства неподалеку от того места, где в последний раз видели Мэми Киллион, просто исчез, когда пресса взялась за его поиски (в отличие от двух разных свидетелей по делу Хейзел Дрю). Репортеры подвергались преследованиям: на одного из них напал перед зданием мэрии полицейский, которого, как утверждается, видели в салуне с Мэми и другой девушкой в ночь убийства.
Все это дело было настоящей катастрофой – неизгладимым пятном на городе Трой и окружной прокуратуре округа Ренсселер, а также на всех тех, чья работа заключалась в привлечении преступников к ответственности. Не то чтобы репутация Троя как отправителя правосудия, свободного от политического влияния, с самого начала была безупречной: в конце концов, в этом городе в 1882 и 1883 годах были две враждующие полицейские силы, одна (существующая сила) – поддерживаемая демократами, а другая (недавно созданная) – республиканцами. Старые силы отказались сдать форму и снаряжение или освободить участки, они установили баррикады, чтобы отразить штурм новых сил, которые создали свой собственный запасной штаб в подвале мэрии. Это противостояние длилось четырнадцать месяцев, прежде чем окончательно разрешилось в суде.
Интересно, что всего несколькими десятилетиями ранее адвокат из Троя и газетчик по имени Уильям Л. Марси, занимавший пост губернатора штата Нью-Йорк с 1833 по 1838 год, придумал фразу «Трофеи принадлежат победителю» и создал систему политического патронажа (по крайней мере, так гласит легенда).
Политика, казалось, была живительной силой в крови города.
* * *
В среду, 4 сентября 1901 года, Мэми Киллион, работавшая на фабрике воротничков «Тим энд Ко» в Трое, словно исчезла с лица земли. Казалось, никто не знал, что с ней случилось. Друзья и родственники прочесали весь город в поисках девушки, но безрезультатно.
Три дня спустя двое молодых людей, Фрэнк Снайдер и Питер Грегори, в семь часов утра плывшие на лодке по реке Гудзон, наткнулись на изувеченное, одетое тело Мэми, частично погруженное в воду на песчаной отмели близ Бата, штат Нью-Йорк. Ее лицо зарылось в песок, одно плечо выступало из воды. Глаза у трупа вылезли, голова распухла. Двоим мужчинам удалось обвязать веревкой руки и отбуксировать тело к такому месту, откуда его можно было извлечь.
Доктор Уильям Файндер провел вскрытие (по какой-то причине в сарае). Мэми была одета в белую блузку и черную юбку. Из-за вздутия декоративная лента на шее лопнула, как крекер (то же потом случилось и у Хейзел). На теле не было ссадин, за исключением тех мест, где кожа растянулась из-за скопления газов в результате разложения. Язык и глаза выпали, а на лице отсутствовала большая часть кожи, которая, казалось, была стерта песком.
Мэми Киллион была признана самоубийцей: смерть наступила от утопления. Доктора Файндер и Уильям Л. Аллен из Ренсселера настаивали на том, что никаких признаков удушения не было. Как и в случае с Хейзел Дрю, раны присутствовали на затылке, но Файндер настаивал на том, что, по всей вероятности, они случились после того, как тело Мэми упало в