При этом Магнер продолжал утверждать, что он понятия не имел, кто такая Хейзел, до того, как прочитал о ней в газетах, и не представляет, как его имя и адрес могли оказаться на клочке бумаги, найденном среди ее вещей.
– Я никогда не встречался с Хейзел Дрю и никогда не разговаривал с Хейзел Дрю, и я был бы признателен, если бы вы перестали приставать ко мне по этому поводу, – сказал он.
Как оказалось, Анна и Хейзел были знакомы по частым походам Хейзел за покупками к Фриру. Когда 22 июля репортер «Олбани Таймс Юнион» появился в магазине, чтобы расспросить Анну, она «смутилась и попросила провести интервью у нее дома» на Третьей улице, 190, в том же районе Саут-Трой, где жила Хейзел. В окружении родных она «хладнокровно отрицала», что знает Хейзел иначе чем клиентку. И все же она с негодованием защищала Хейзел от обвинений в том, что ее поведение было не вполне добродетельным.
Откуда ей это знать, если они были едва знакомы?
Проблемы с доверием Лабелль на этом не закончились. Она сказала «Таймс Юнион», что понятия не имеет, откуда Хейзел узнала имя и адрес Магнера, но впоследствии заявила, что сама поделилась с ней контактной информацией. Узнав, что Хейзел планирует посетить Нью-Йорк, Лабелль предложила ей заскочить к Магнеру и попросить его показать ей город.
Пытаясь разобраться во всем, что произошло, О’Брайен встретился с детективами Кеем, Мурнейном и Лоуренсоном, которые были его глазами и ушами в городе.
– Анна Лабелль, – сказал О’Брайен. – Не ее ли арестовывали пару раз за нарушение общественного порядка?
– Надеюсь, это не та Анна Лабелль, – сказал Мурнейн. – Та женщина сумасшедшая.
– Дьявольская вода, – добавил Лоуренсон.
– Знаете, – сказал Мурнейн, – не могу не задаться вопросом, были ли Анна Лабелль и Хейзел знакомы лучше, чем говорит Анна. Что, если они вдвоем провели некоторое время вместе с Магнером в Нью-Йорке в апреле прошлого года?
– Вот еще одна идея, – сказал Кей. – Что, если Анна Лабелль и есть та самая Белль, на которую ссылается Хейзел в своей открытке Хогардту? Этим летом я буду в Поэстенкилле с Белль.
– Возможно, – сказал О’Брайен. – Трудно представить, что к этому делу может иметь отношение еще какая-то Белль, не так ли?
В комнате воцарилась полная тишина. О’Брайен получил ответ.
* * *
В то время как расследование по линии Магнера застопорилась, детективы выследили другого проводника, Сэмюэля Лероя, которого они подозревали в том, что он мог быть автором одного из анонимных писем, найденных в вещах Хейзел. Письма, указывающего, что автор работал когда-то официантом в Аверилл-Парке. Тридцативосьмилетний Лерой действительно обслуживал столики в отеле «Аверилл Парк», когда был моложе. Десять лет назад он устроился билетером на Юнион-Стейшн и с тех пор не возвращался ни в Аверилл-Парк, ни к работе официантом. В конце концов его повысили до кондуктора поезда, как и Магнера. Теперь он ездил по маршруту между Олбани и Нью-Йорком. В описываемое время Лерой жил со своей женой Роуз на Седьмой авеню, 1621, в Трое – всего в нескольких шагах от брата Хейзел, Джозефа, и его жены Евы – с двумя сыновьями-подростками, Мартином и Гарольдом.
Лероя обнаружили дома и сопроводили в здание окружного суда, где он и его жена были допрошены утром в субботу, 25 июля. О’Брайен разделил супругов и допросил порознь. Запись допросов вел стенографист Луи Левенштейн.
Лерой признал, что знает Магнера, но только как коллегу-кондуктора, он никогда не ездил с ним вместе и не останавливался под одной крышей. Он отрицал, что когда-либо встречался с Хейзел Дрю или слышал о ней до того, как прочитал сообщения о ее убийстве.
– Расскажите нам о 6 и 7 июля, – сказал О’Брайен. – Это понедельник и вторник. Будьте внимательны.
– Чтобы подготовиться к поездке из Олбани в Нью-Йорк, я обычно выезжаю утром – либо на регулярном поезде в 10:40, либо на местном в 11:00 из Троя. Думаю, на один из этих поездов я и сел утром в понедельник, 6 июля.
– Продолжайте.
– Я выехал из Олбани в пять минут двенадцатого в понедельник днем, прибыл в Нью-Йорк в пятнадцать минут третьего и провел вторую половину дня в офисе компании. Потом вышел поужинать и вернулся в офис, где оставался до отъезда в половине первого. В Олбани я был в половине шестого, сел на первый местный автобус и приехал в Трой в семь часов.
Рассказы Сэмюэля и Роуз Лерой о том, как прошла оставшаяся часть дня 7 июля, практически совпадали. Сэмюэль провел это время, развалившись дома на диване и проспав почти до вечера. Потом они послали своего старшего сына, шестнадцатилетнего Мартина, в дом соседки, Элис Коулман, – спросить, не хочет ли она поиграть вечером в карты. Миссис Коулман ответила, что она не сможет, так как ей нужно помочь подруге подготовиться к запланированной на следующий день свадьбе. Поскольку их младший сын Гарольд заболел, Лерои в тот вечер остались дома, и Сэмюэль лег спать где-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами.
После допроса Лероя остановили у офиса О’Брайена, чтобы он ответил на вопросы вездесущей прессы.
– Поговаривают, будто ваша жена жалуется, что вы отвлекаетесь на других женщин. Что скажете на это? – спросил один из репортеров.
– Неправда. Это какая-то нелепость, – ответил Лерой, который был зол из-за всего происходящего.
– Так вы уверены, что никогда не встречали ни Хейзел Дрю, ни Анну Лабелль? – спросил другой репортер.
– Я не знаком ни с одной из них, – заявил Лерой. – Не встречал ни ту, ни другую и не разговаривал с ними.
Рассказ Лероев подтвердили многие, в том числе Элис Коулман и ее мать Эстер Прэнгли, которая жила с Коулманами. В конце концов О’Брайен отказался от своих подозрений в отношении кондуктора.
Однако этого не сделала «Вашингтон таймс». Газета откровенно намекала на то, что Лерой и есть убийца, хотя и не называла его по имени. «Таймс» сплела невероятно запутанную историю, утверждая, что Хейзел стала «жертвой козней женатого мужчины»: не зная, что он женат, она отчаянно надеялась сбежать с ним – «для нее это была заветная мечта, тогда как мужчина всего лишь устроил для нее западню». Газета утверждала, что эти двое встретились в Олбани в понедельник, 6 июля. Мужчина запланировал свидание на следующую ночь у пруда, но предполагаемое бегство обернулось убийством, так как он отчаянно хотел избавиться от девушки.
Представляя свою версию, «Таймс» придала большое значение тому факту, что Лерой использовал на работе особый тип карандаша необычного цвета и размера и Хейзел Дрю использовала такой же карандаш, судя по записям на клочках бумаги, найденных в ее вещах.
Лерой, которого журналисты в конце концов спросили об этом, объяснил, что, как и другие кондукторы поезда