эти Лаймы с Иварами, потому что показания твои в деле имеются. Кроме того есть шофёр Икаруса, как его…
— Янис, — уточнил я.
— Во-во, Янис — он подтвердит, что ты никак не мог оказаться на озере в момент преступления. Всех и делов-то. Ещё по одной?
А может оно и верно, подумал я — всё сложное, если разбить его на мелкие составляющие, становится гораздо проще.
— А что насчёт концерта? — закинул я напоследок удочку.
— Это дело непростое, надо посоветоваться с товарищами, — лениво отвечал Борис.
— Зайти на недельке? — продолжил цитату из фильма я.
— Во-во, а ещё лучше через пару неделек.
* * *
Ладно, а у нас Франкфурт слева по борту… справа, впрочем тоже, вот такой вот
Центр Франкфурта, конец 80-х
Выгрузились мы на главном вокзале города, они у них тут во всех городах одинаково называются, Хауптбаннхоф, а тут и до банковского квартала рукой подать.
— Ну как тебе Германия? — осведомился я по дороге у Любы.
— Да ничего особенного, — улыбнулась она, — в Москве почти так же, говорят разве что на непонятном языке. О, а это стрипиз-клуб — в Москве такого пока что нет. Зайти бы?
— Нравится смотреть на раздевающихся женщин? — спросил я.
— На женщин не очень, но на мужиков посмотрела бы.
— Не сейчас, — ответил я, — а в следующую поездку обязательно.
— А она будет, следующая-то? — с грустью спросила она.
— Это зависит от коммерческой успешности этой поездки — хорошо расторгуемся, тогда точно второй раз будет. А может и третий с четвёртым.
Глава 24
А мы там временем перешли по подземному переходу оживлённый хайвэй и направились вглубь города, который неожиданно изменил застройку с традиционной кирпично-старо-немецкой на модерновую из стекла и бетона.
— Ничего себе, — удивилась Люба, разглядывая небоскрёбы, — я такие пейзажи видела только в американских фильмах про Нью-Йорк.
— В войну, говорят, американцы тут всё раздолбали подчистую, — вспомнил я такой факт, — и немцы решили не восстанавливать этот квартал, а сделать всё по-новому. Вышли такие вот стеклянные дуры. А нам, кажется, сюда, в Дойче банк, — и я направил Любу во вращающиеся двери одного из двух стеклянных шпилей.
Прочитал наименования организаций, которые квартировали здесь, название «Пинкомвбанк» обнаружил с припиской «3-d floor», мы и направились туда на лифте. А там нас ждал сюрприз, надпись на экране банкомата фирмы «Оливетти» гласила «Out of service».
— Придётся обслуживающий персонал искать, — быстро въехала в ситуацию Люба.
Слава тебе господи, нашелся и персонал, который даже говорил по-русски. И персонал этот согласился обналичить нашу карточку за символические пять процентов. Вышли мы из здания Дойче-банка, нагруженные тремя тысячами марок.
— А теперь и на рынок пора, — сказал я, посмотрев на часы.
— Может поедим чего-нибудь? — жалобно предложила Люба, — после аэрофлотовской курицы есть хочется особенно сильно.
— Давай, только по-быстрому, — решил я, и мы зашли в первую попавшуюся кафешку.
— Пиво будешь? — спросил я у Любы, изучив меню.
— Нам же за руль скоро, — задумчиво ответила она.
— Во-первых, не так уж и скоро, часа через два, а то и больше, а во-вторых — когда и где ты попробуешь традиционный немецкий напиток непосредственно посреди носителей немецкой культуры?
— Уговорил… мне вот это, тёмное… и сосиски, говорят, немцы только их и едят.
— А я светлое возьму и тоже сосиски. До вечера хватит.
Пиво оказалось выше всяких похвал… название у него было трудновыговариваемое, да и не в названии дело. Сосиски тоже неплохими были.
— Ну всё, — скомандовал я, — перекур окончен, вставайте, графиня, нас ждут великие дела. Идём на линию Ю-5.
— Спасибо за графиню, — улыбнулась она. — Ю-5 это метро?
— Не совсем, подземный трамвай, они тут интегрированы с метро в одну сеть. Едем практически до конца.
Подземный-то он конечно подземным был, трамвай этот, но очень скоро на поверхность вылез — вне центра города земля сильно дешевеет, поэтому немцы сэкономили и на этом.
— Выходим, — сказал я, когда мы подкатили к остановке «Бисмарк-штрассе», — оно здесь где-то, то, что нам нужно.
Типичный авторынок в Германии где-то на рубеже 80-х и 90-х
И точно, оно буквально за двумя поворотами оказалось, это Автокино — огромное поле, огороженное сеткой типа «рабица». А внутри с десяток хлипких домиков из сайдинга и необозримое пространство, заполненное немецким автопромом. За вход денег не взяли.
— А как их выбирать-то? — задала логичный вопрос Люба, — я в машинах не слишком разбираюсь.
— Значит так, запомни два ключевых слова… нет, даже три — первое это «пробег», по-немецки «километрстанд», второе «цена» — «прайс», ну и третье «скидка» — «раббат». Поняла?
— И каким должен быть этот километрстанд? — поинтересовалась она.
— Чем меньше, тем лучше. Больше ста тысяч не рассматриваем, а меньше пятидесяти здесь наверно ничего и нет. БМВ… тебе же ведь эта марка нужна?… они сейчас выпускают такие расхожие модели — самая простая Е12, покруче Е24 и самая наворочанная Е32, на эту у нас наверно денег не хватит.
— А сколько мы можем отдать? — решила уточнить она, — по полторы тыщи марок?
— Не так быстро — нам ещё через три страны ехать, бензин заливать и разные непредвиденные расходы могут возникнуть, так что максимум у нас на одну машину это 1300…
— Ясно, — вздохнула она, — пойду прогуляюсь и приценюсь. А потом ты поможешь, если что.
Я отпустил её в левые ряды, там в основном и стояли БМВ-шки, а сам пошёл направо, к Мерсам и Ауди. Лично мне всегда нравилась модель 190, не самая новая на этот момент, но как бы это выразиться… вечная что ли. У нее и очертания классические были, и надёжность выше всяких похвал. Вот я и выбрал такую штуку, серо-стального цвета с пробегом в 75 тыс, выпущенную пять лет назад в городе Штутгарте. Ценник на нём стоял в две тыщи марок с хвостиком, но после непродолжительной торговли я его сбил до 1350.
Сказал владельцу подождать, а сам метнулся к Любе — она, когда я нашёл её, оживлённо торговалась с хозяином простенькой Е12 радикального красного цвета.
— Под цвет кофточки подбираешь? — подколол я её.
— Как ты догадался? — огрызнулась она. — Лучше бы помог цену сбить — упирается, зараза.
Немец, низенький беленький дедок в чёрном джинсовом костюме хлопал глазами, ничего не понимая из нашей беседы. Поди под Сталинградом в наших ребят стрелял, гнида, подумал я, причём в такой же чёрной форме, но вслух сказал все немецкие слова, которые вспомнил:
— Кумпель, гип нах, штих нихт.
Дедок заржал