мог не позавидовать его беспечному отношению к жизни. Он опять заметил, что Пер его чем-то притягивает, что он чувствует себя с ним спокойнее и увереннее, чем с другими людьми. И в мотобанде, и у Енса с Гитте его не покидало ощущение своей разобщенности с остальными, хотя он всегда стремился к сближению, а с Пером ему было на удивление хорошо и спокойно. Пера он не боялся, тогда как всех остальных людей Хенрик, если правду сказать, побаивался.
— Сусанна сегодня спала со мной, — неожиданно сообщил он.
И тотчас пожалел о сорвавшемся с языка признании, но он не мог удержаться, он должен был кому-то рассказать. Пер, однако, от этой новости вовсе не пришел в состояние аффекта.
— Угу, — безучастно откликнулся он.
Хенрик ничего не имел против, чтобы Пер пробыл у него до конца дня, но Пер тоже вскоре ушел, чего уж ему так не сиделось, и Хенрик остался один в пустой квартире. Но его распирало от новых впечатлений, ему необходимо было с кем-нибудь пообщаться; он поднялся по лестнице и позвонил в дверь к Енсу и Гитте, но ему никто не открыл, либо они еще спали, либо куда-то ушли, и Хенрик ощутил мучительное одиночество. Он спустился вниз, вывел свой мопед и поехал кататься по улицам, но это ему скоро надоело, и он вернулся домой. Он не знал, куда себя деть и чем заняться, вообще-то надо бы приготовить уроки, но он все равно не сможет сосредоточиться. На всякий случай он сделал попытку, но нет, у него ничего не вышло, и тогда он лег на спину на кровать, лежал и смотрел в потолок, и ему казалось, что никогда еще воскресенье не тянулось так бесконечно долго.
В понедельник он встретил Сусанну по дороге на курсы.
— Привет, — бросила она ему, — ну как ты?
— Ничего, спасибо. — Хенрик вспыхнул. Он хотел добавить, что ему было очень приятно или что-нибудь в этом роде, но, пока он искал нужные слова, к ним подошли другие из их класса и слишком поздно было что-либо добавлять.
На уроке он сидел и смотрел на нее, но она к нему не оборачивалась, как раньше, и он не знал, что это может значить. На первой перемене он стал возле нее, ему это казалось таким естественным, а когда она через некоторое время направилась к одной из групп, он машинально последовал за ней. Но она разговаривала в основном с другими, а отдельно к Хенрику ни разу не обращалась, и он был несколько обижен и разочарован, но тем не менее продолжал держаться вблизи нее и на следующих переменах. Он следовал за ней по пятам, как верная собака за своим хозяином, но Сусанна, должно быть, не питает симпатии к собакам, потому что она вдруг сказала, повернувшись к нему:
— Ну чего ты таскаешься за мной хвостом?
Ее слова причинили Хенрику прямо-таки физическую боль, ему мучительно сдавило грудь, и он поспешно отвернулся, чтоб она не заметила, как он расстроен. Потом он подошел к одной из групп и старательно делал вид, что весьма заинтересован их разговором. Он не смотрел в ее сторону, он был оскорблен и раздосадован, но больше всего он был расстроен и не мог поверить в случившееся.
Он пытался себе внушить, что она не хотела его обидеть, он сам во всем виноват, не надо было так неуклюже себя вести, вполне понятно, что ей не нравится, когда он открыто, у всех на глазах, демонстрирует, что между ними что-то есть. Ему очень хотелось загладить свое неловкое поведение, но он не знал, как это сделать. В классе он все время сидел и смотрел на нее и совершенно не следил за уроком, а когда его вызывали, он понятия не имел, что отвечать. Он больше не отваживался обращаться к Сусанне, хотя сгорал от желания с ней поговорить, но однажды он купил ей в подарок украшение. Из простого металла, на кожаном шнурке, может, оно и не очень красивое, но Хенрик плохо себе представляет, что красиво на девичий вкус, он просто надеялся, что оно ей понравится, вот и все. После нескольких неудачных попыток он наконец подкараулил ее после курсов и проводил до остановки, и она разговаривала с ним как ни в чем не бывало, словно и не помнит об их размолвке, но, когда он вручил ей украшение, на лице ее не выразилось никакого восторга, скорее, наоборот.
— Спасибо, конечно, — сказала она, — но ты, по-моему, спятил.
Это не совсем те слова, которые человек надеется услышать, преподнося подарок своей возлюбленной, и Хенрик соответственно не воспринял их как ободрение и призыв продолжать в том же духе. Ему стало ясно, что, видимо, он чего-то недопонял и опять, как обычно, выступил в роли шута. И он замкнулся в себе и решил, что больше ни за что не будет унижаться.
После этого он держится подальше от Сусанны и старается никогда не вступать с ней в разговор. Ему теперь даже неохота делать вид, что он входит в какую-то из групп, не все ли равно, он просто стоит на переменах один, отдельно от всех, и ни на кого не обращает внимания.
Но ему тягостно каждый день видеть Сусанну и запрещать себе даже приближаться к ней, посещение курсов становится для него мукой, и как-то раз по дороге туда он вдруг принимает отчаянное решение и поворачивает совсем в другую сторону, невмоготу ему в этот день сидеть на уроках, до того все опротивело. За первым прогулом следует второй, потом третий, он все реже и реже появляется в классе, вместо этого он слоняется по улицам или уезжает куда-нибудь за город, садится на скамейку и размышляет о том, как самым безболезненным образом покончить жизнь самоубийством. Однажды ему вдруг приходит охота побывать в зоопарке, и он бродит между клетками и вольерами, разглядывает зверей, угощает их своими бутербродами, вспоминает детство и чувствует себя одиноким и несчастным. Его мучают угрызения совести, он говорит себе, что так дальше жить нельзя, и опять начинает ходить на курсы, но больше двух-трех дней не выдерживает и снова пускается в странствия по городу. Однажды он натыкается на Пера и останавливается с ним поболтать, спрашивает, что он здесь делает. Пер отвечает, что он здесь живет, и Хенрик взбирается к нему в мансарду. Комната красотой не блещет, вся обстановка — несколько матрасов, лежащих прямо на полу, один из дружков Пера валяется на своем матрасе, но он