В. В. Брусянин
На лыжах
Спешим на предвыборное собрание младофиннов [1]. Идём узкой лесной дорогой на лыжах. За все эти дни, там и тут, то и дело встречаешь на больших дорогах и на узких лесных дорожках людей, идущих на лыжах. Всё взрослое население Финляндии — мужчины и женщины — в движении: собираются по деревням, спешат на предвыборные митинги, ходят друг к другу и обсуждают один для всех близкий вопросы: кого выбирать депутатом в сейм?
И мы идём на лыжах по узкой лесной дороге и спешим на предвыборное собрание. Впереди меня идёт Пекко Лейнен, мой приятель страны лесов и туманов.
Он — низенький коренастый человек, с широкими плечами, прекрасно говорит по-русски, на собрании рабочей партии говорит с увлечением и его всегда охотно слушают. В своём рабочем районе Пекко особенно популярен, в особенности среди своих единомышленников. Старофинны и младофинны его ненавидят за его резкие нападки на «буржуазные» партии.
Пекко Лейнен только вчера вернулся домой после недельной командировки в соседние приходы, где он выступал в роли «выборного агитатора» от рабочей партии. Он немного охрип и жалуется на переутомление. На предстоящем собрании младофиннов говорить не предполагал, потому что его сменил другой выборный агитатор, и идёт со мною только из желания быть моим спутником и переводчиком.
Скользя на лыжах, мы спустились в лощину, перебрались через мостик и выбрались на холм с большими красностволыми соснами. На этом холме расположена небольшая финская деревушка, обитатели которой заняты рыбной ловлей на соседнем озере Вамильярви.
В этой деревушке Пекко должен познакомить меня со своим товарищем Иоганом. Впрочем, они теперь уже не товарищи, хотя по-прежнему не прерывают сношения, но видятся уже реже. Об Иогане Пекко говорит:
— Иоган с ума сошёл!.. Бросил нашу партию и сошёлся с «христианскими» рабочими.
— Почему же так? — спрашиваю я.
— Не нравится ему тактика социалистов.
— А программа?.. Разве он и программе изменил?..
— От программы он никуда не уйдёт, — хмуро заявляет Пекко. — Ведь он сапожник как и я… Земли у него тоже, что и у меня: усадьба да луга все в каменьях.
Иоган — высокий, стройный, с худощавым лицом. Глаза у него утомлённые, говорит вяло. Здороваясь, он крепко пожал мне руку и улыбнулся только глазами, как умеют улыбаться только финны. А исчезла улыбка в глазах, и опять в этих глазах — немного хмурое выражение.
Идём втроём вряд по широкой улице. Солнце светит ярко, по земле стелется снеговая дымка, «позёмка», как говорят у нас в России. Шуршат по снегу лыжи, и в их шорохе ухо улавливает что-то успокаивающее. Тихо на улице деревни, безмолвно в лесу, когда мы свернули с широкой дороги и вышли под зеленеющие своды елей и сосен.
Я попросил Пекко втянуть Иогана в разговор на тему о партии «христианских рабочих». По-русски Иоган, что называется, ни слова, так что Пекко пришлось говорить с ним и за себя, и за меня, и со мною за своего товарища. Иоган весьма охотно рассказал и о себе, и о своих соображениях, благодаря которым перешёл в партию «христианских рабочих», изменив социалистам.
Он, действительно, по-прежнему разделял программу рабочей партии, особенно экономические её параграфы, но его, как передал мне Пекко, «напугало поведение социалистов в сейме». Он боится изменения выборного закона после ряда роспусков сейма и боится нового неведомого закона, который может лишить его права на голосование. Иоган сослался даже на черносотенный петербургские газеты, в которых будто бы уже заговорили о перемене выборного закона в сейме.
Своей новой партией «христианских рабочих», как оказалось, он также недоволен, потому что она будто бы слушается «господ» из партии старофиннов. В заключение Иоган сказал, что снова подумывает о том, чтобы примкнуть к рабочим-социалистам.
— Почему же, — спрашиваю я Пекко, — христианские товарищи не понравились товарищу?
Пекко лукаво улыбается и отвечает:
— Что же, — говорит он, — они только о христианстве думают и кричат…
…
Припоминаю лозунги на избирательных бюллетенях в тех участках, где выставлены были кандидатами в депутаты сторонники партии «христианских рабочих». На одном участке г. Выборга партийный лозунг заменён патетической фразой: «Христианская рабочая партия». И ни слова больше, что бы избиратель мог ожидать от этой партии. На другом участке [2] лозунг выражает как раз то, во что не верит Иоган: «Победа рабочего вопроса на христианской подоплёке» [3].
* * *
В народный дом мы явились уже в разгар собрания. За обширным чёрным столом заседал комитет местной организации младофиннов, остальная, большая часть обширной комнаты была уставлена скамьями. На скамьях вплотную друг к другу были размещены слушатели. Тут были и старики, и старухи, и молодые женщины с ребятами, и степенные финны средних лет с серьёзностью в лицах. Слушателями были заняты и проходы по обеим сторонам ряда скамей, стояли финны и у стены, и в выходных дверях, и в дверях в соседнюю комнату. Было и жарко, и душно, но публика с большим вниманием слушала речь оратора-младофинна. Оратор — прилично одетый, высокий господин в очках. Как потом я узнал, это был учитель гельсингфорсской мужской гимназии, командированный центральным младофинским комитетом в качестве оратора по Выборгской губернии.
Говорил он не спеша и не волнуясь, а так, как будто перед ним были юные ученики, которым что ни скажи, во всё уверуют. Ни жесты, ни повышенная страстность голоса не сопровождали его речи. И на лицах слушателей было отражено бесстрастие, почти равнодушие. Но речь оратора оживилась, когда он приступил к критике программ партий справа и слева.
Подчеркнув симпатию к партий шведоманов [4] как к партий конституционной оратор оговорился, что национальные вопросы всё же разъединяют младофиннов и представителей шведской народной партии.
— Но всё же, — закончил оратор, — мы вместе со шведской народной партией будем оберегать конституцию.
Старофиннов младофинн-оратор упрекал в узком национализме и консерватизме и добавлял:
— Ваша уступчивость в сенате и излишняя боязнь в сейме — символы вашей слабости, вашей дряхлости… Уступите же место в сейме представителям молодой и энергичной партии младофиннов как зрелым детям молодой Финляндии.
В глазах оратора вспыхнул огонёк возбуждения, когда он перешёл к критике программ демократических партий, а в особенности рабочей партии.
— Наша рабочая партия, — говорил он, — свято хранит параграфы своей программы, но не умеет охранять нашей конституции. Это — политическая незрелость! Политическая слепота!… Вот наша «аграрная» партия! Она тоже объединяет трудящихся людей, но почему же она умеет и охранять конституцию?.. Потому, что смысл своей программы она подчиняет интересам родины. Но, аграрная партия — партия незрелых людей и в смысле просвещения, и в смысле понимания интересов финляндской конституции. Членам аграрной партии ещё нужна политическая школа… А посему, граждане, голосуйте за нас, за молодую и зрелую политически партию младофиннов…
В положительной части своей речи оратор всё время призывал население согласовать своё поведение с основными законами страны, потому что «только эти законы дадут землю трудящимся на земле и улучшат положение трудящихся на фабриках и заводах».
— На суд и основные законы надейтесь, граждане! — восклицал он. — Законы улучшат суд, а суд даст всем равноправие перед законом и справедливостью.
Далее оратор говорил, что только законность и корректность в поведении населения страны оберегут финскую конституцию. Законы же помогут стране решить и вопрос о воинской повинности… все вообще вопросы, связанные с цельностью страны и с сохранением её конституции.
Последние фразы своей речи оратор сказал с большим подъёмом. Но странно, слушатели не реагировали на эту речь ни возгласами одобрения, ни аплодисментами, ни шиканьем, так я и не узнал, какое впечатление было от этой речи. Такое равнодушие часто мне приходилось наблюдать в стране озёр и туманов.
Следующим оратором выступил старофинн, человек лет 50, с лицом пастора. Речь его была кратка, вяла и произвела на меня такое впечатление, как будто и сам оратор не знал, для чего он собственно говорит?
Оратор-старофинн в своей речи не превзошёл рамок «общих мест». Говорил он и о том, что «Финляндия — для финнов». Говорил и о том, как бы хорошо было, если бы улучшить жизнь отечества и общества, и что общественное желание должно победить все препятствия.
— Мы, старофинны, — продолжал он, — заботимся об обществе. Земледельцам желаем земли! Рабочим — тишины и лучшей жизни!.. Желаем мы, чтобы наши законы охранялись всем народом, и чтобы все законы писались на евангельском начале…