совсем не понравится – как вид того матроса, с которым ему предстояло завтра отправиться в Мор-Кахол. Но раз он всё равно не понимает правил – почему бы не попробовать сыграть?
– Хорошо, – сказал Ум-Тенебри. – Тогда скажите мне, почему вы здесь, в Доме Радости, вы ведь… не больны?
– А вы случайно не доктор? Или сомневаетесь, уж не рехнулись ли вы сами, раз не можете сходу распознать психов? – не удержался Верлин и тут же сам себя перебил, примирительно поднимая ладони: – То есть хорошо-хорошо, если это действительно тот вопрос, который вас интересует больше всего, то у меня, например, где-то в их карточках записан диагноз «дислексия», а у Долоры – «резистентная депрессия». Считайте, что сейчас у нас период ремиссии, если вам так спокойнее. Если не знаете какое-то из этих слов – посмотрите в словаре, мне лень объяснять.
Для убедительности он даже зевнул, и Унимо решил, что он хочет скорее услышать другие вопросы.
– Что такое реальнейшее? – спросил он.
– Это слова… очень много слов. И все они не на своих местах, но можно попытаться немного упорядочить их. Даже не знаю, как объяснить. Слишком сложно, – покачал головой Верлин.
– Это бездна скорби, тёмное-тёмное бесконечное небо, космос. Это когда думаешь о том, что жизнь в этом мире когда-нибудь – и, по настоящим меркам, очень скоро – прекратится, и везде, где бы она ни начиналась – прекратится, а потом забудешь о том, что ты когда-то, ещё в детстве, уже смирился с этим.
– Это люди, много людей, которым нужна помощь. Всегда нужна помощь, а ты иногда можешь им помочь, а иногда – нет. И тогда ты чувствуешь себя полным ничтожеством, тогда ты ненавидишь всех этих людей.
Унимо внимательно посмотрел на Тэлли, пытаясь понять, что она имеет в виду. Он слышал, что все они говорят правду, и что он должен как-то обдумать всё это. Возможно, он поймёт позже.
Верлин тоже посмотрел на Тэлли:
– Тебе ведь нельзя об этом говорить? – удивлённо спросил он.
– Да, конечно, – преувеличенно резко сказала она. – И что, пожалуешься Айл-Форину? Ты-то ведь можешь не только говорить.
Верлин казался смущённым:
– Нет, что ты… я вовсе не… я просто не думал, что ты…
Поскольку Мастер Слов не нашёл слов, чтобы продолжить, Унимо решил задать следующий вопрос:
– Чему может научить меня Айл-Форин?
– Всему, чему ты захочешь научиться, – без промедления ответила Тэлли.
– Согласится ли он учить меня?
– У нас тут не клуб оракулов, – отозвался Верлин.
Унимо задумался. Ему казалось, что спрашивать больше не о чем. Точнее, нет ничего, что он хотел бы узнать прямо сейчас. Но нельзя было упускать такую возможность. Мельком взглянув на Тэлли, он спросил, смотря на Верлина:
– Айл-Форин – хороший человек?
– Что за дурацкие вопросы, – пробормотал Верлин.
Но Долора ответила:
– Если следовать вашему вопросу буквально, тому, что вы в него вкладываете – то, вероятно, нет. Совсем нет. Но, на самом деле – да, он очень хороший.
– Понятно, – саркастически усмехнулся Унимо, отдавая должное такому прекрасному ответу.
На самом деле, его вопрос был подготовительным для следующего.
– Почему Айл-Форин и Тэлли поссорились? – спросил он, и Тэлифо впервые посмотрела на него ненавидящим взглядом, от которого у него почти потемнело в глазах и неприятно заныло где-то в солнечном сплетении.
– Из-за того, что она нарушила правила реальнейшего, – нехотя сказал Верлин.
– Из-за того, что Тэлли слишком хорошо к нему относилась, – это Долора.
– Тэлли, не злись на меня. Я хотел помочь тебе – точнее, хотел узнать, смогу ли я помочь тебе. Ты не сердишься? – спросил Унимо, понимая с ужасом, что это выглядит как самая примитивная месть, хотя он совсем этого не хотел. – Тэлли, пожалуйста…
Тэлли красноречиво промолчала, поднимаясь на ноги. Все поднялись следом за ней и побрели в сторону зданий Дома Радости, которые уже светились окнами в упавших на сад фиолетовых весенних сумерках.
Когда Унимо с Тэлли уже выходили из Дома Радости, они снова встретили врачевателя Грави Эгрото.
– Был рад убедиться, что ты здорова, тари Тэлифо, – учтиво сказал он, приподнимая шляпу. – Хотел бы, чтобы ты заходила к нам чаще.
Тэлли от этих простых слов передёрнуло, и она вышла за ворота так быстро, что Унимо с трудом поспел за ней.
К булочной они подошли уже в полной темноте. Ближайший фонарь находился за пару кварталов, так что Тэлли долго искала в своей сумке ключ и пыталась открыть замок.
Унимо, окружённый враждебной темнотой, чувствовал себя ужасно: ему казалось, что он страшно виноват перед Тэлли, с которой ему вот-вот предстояло проститься, может быть, навсегда.
Но когда они молча поужинали и стали пить чай, Тэлли вдруг засмеялась и сказала:
– Ну что, как тебе понравился Дом Радости? Не страшно?
Унимо облегчённо вздохнул и рассказал всё, о чём думал во время их разговора с Верлином и Долорой.
Так они болтали до самой полночи, пока Тэлли не сказала строго, что Унимо пора спать, поскольку завтра его ждёт важный день.
3.1.2 Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas27
Первый советник короля Голари Претос, профессор логики и древних языков, в условленный час вошёл в зал преподавателей кафедры логики и грамматики столичного Университета. Он очень хотел остаться незамеченным, но это ему не удалось: казалось, вся кафедра собралась специально, чтобы его поприветствовать, и даже сам ректор Мэлл – полный, добродушный на вид профессор грамматики – пожаловал к приходу Первого советника.
– Я не покривлю душой, если скажу, что вы, дорогой друг – самый успешный из ныне живущих мастеров нашей скромной гильдии торговцев звёздами и морскими раковинами! – излишне торжественно провозгласил ректор Мэлл, когда нескладная фигура Голари появилась в дверях.
Выражение страдания на лице профессора логики и древних языков только усилилось, когда остальные профессора со смехом затянули старинную величальную песенку «Когда наш храбрый друг отправился служить королю». Ни слова не говоря, он с мрачным видом налил себе чая и уселся в свободном кресле, взяв в руки недавно отпечатанный «Вестник Тар-Кахольского университета».
– Вот, полюбуйтесь, друзья: трёх дигетов не прошло, как нашего коллегу назначили Первым советником, а он уже сторонится нашей компании, – насмешливо заметил маленький и едкий профессор математики Нумт.
– Смею заметить, что вы сами, мои драгоценные коллеги, настояли на том, чтобы я предложил свою кандидатуру. И поэтому мне странно видеть на ваших лицах это, не побоюсь такого слова, злорадство, – ответил Голари, поднимая свой вечно уставший взгляд от «Вестника».
– О, ну что вы, профессор, – мягко сказала лири Даннис, высокая, статная дама – профессор логики, – мы вовсе не имели ни малейшего желания вас уязвить. Вы же знаете, как учёные бывают неловки и непоследовательны в выражении простых человеческих чувств. Мы действительно гордимся вами и собрались здесь исключительно в вашу честь. Представляю, как утомительна эта королевская служба, – сочувственно заметила она, ласково оглядывая всего Голари