— Я люблю вас, — он выделил последнее слово. — Тебя. Отца. Эту пигалицу, наш дом… ледяной ветер, когда стоишь в драккаре, а он несется под парусом прямо в небесные сполохи. И я люблю драться за все это. Рубиться.
— Рубиться… — устало вздохнула мать, прислоняясь к его груди. — А смотри, как с сестрой играешь? Своих тебе надо… Семья должна быть большой! И сильной. Вот твои братья все торопились — только бы не стать обычными свеями, только бы в постели не умереть и к Хель не попасть! Все думали, Валхалла их ждет… А забрала всех — вода. Ну, и что теперь? Ты тоже в Валхаллу навострился? Думаешь, там рай для бабников?
Арн в раздражении отошел и отвернулся. Ему было жалко мать, враз потерявшую троих сыновей, когда драккар утопила буря, но перспектива пропадать возле ее или жениной юбки, его возмущала.
— Нет, мать, все — разговоры закончены. Отец стар, братьев нет. Мне есть кого и от чего защищать. И будь я проклят, если не сдержу слова…
*
— Открой глаза, Северянин, — требовательный голос выдернул Арна из забытья.
Вампир подчинился и прямо перед собой в нескольких дюймах увидел лицо колдуна, но в каком-то странном ракурсе, уже через секунду сообразив, что сам он распростерт на каменном полу гостиной, а Эгиль левитирует над ним.
Арн резко поднялся и… тут же был схвачен за плечи железными пальцами скальда, потому что большое тело викинга по какой-то причине решило снова принять исходное положение.
— Это что было? — пересохшими губами поинтересовался вампир.
— Это значит, что мое проклятье наложилось на твое собственное. Ты проклял сам себя, конунг. Поэтому дальше — сильный, смелый, справедливый воин и любящий сын — превратился в Эйрикера Кровавую Секиру…
Эгиль усадил Северянина на диван.
— А еще это значит, что тебя, как и Оливию, да и всю вашу команду, пора обучать. И прежде всего — взаимодействию и сотрудничеству. Способностей у вас — завались, а вот делиться ими между собой или правильно расходовать энергию не умеете. — Ты когда последний раз ел?
— Имеешь в виду — пил кровь?
— Да. И я имею в виду — нормальную дозу взрослого вампира, а не сексуальную приправу, — жестко произнес скальд.
— Не помню, — отрезал Северянин. — Да мне и не хотелось. У нас полно синтетики в подвале.
— Забудь ты это г…но. Я вообще не понимаю, как вы — пьющие кровь — могли купиться на то, что это единственная разработка! — искренне возмутился древний необращенный вампир и негромко позвал, повернувшись к дверям в сад, — Подите к нам, красавицы!
Двустворчатые остекленные двери растворились, и в гостиную вошла Олив, за плечами которой стояли Кристин, Эмбер и Тина.
— Эгиль, я все сделала так, как ты просил. Но уже почти утро.
Олив чуть прошла вперед, и викинг снова был изумлен (хотя на этот раз, приятно): все женщины были великолепны — в вечерних нарядах, прическах и драгоценностях. Заглянув им за спину, вампир увидел, что по периметру бассейна и вокруг беседки в кованых светильниках горели масляные лампы и свечи. Только теперь он обратил внимание, что во всем доме царила темнота, не работал ни один электронный прибор или светильник.
Останавливая одной рукой Олив, рванувшуюся было к своему возлюбленному вампиру, другую Эгиль, не оборачиваясь, протянул в сторону ладонью вверх.
— Рассвет подождет. Крис, подойди ко мне.
Сверкнув из-под ресниц сапфиром, рыжая взглянула на Олив, шагнула вперед и вложила свою белую руку в крепкую бронзовую ладонь колдуна. Эгиль сжал ее пальцы, поднося к губам, но вовсе не для поцелуя. Развернув к себе запястье девушки, колдун втянул носом воздух и слегка лизнул кожу. Кристин вздрогнула, нахмурилась, глаза ее потемнели. Но руки не отняла
— Что скажешь, Оливия? — все также не оборачиваясь, задал вопрос скальд.
— Я… прошу тебя, Кристин, — Олив запнулась и взглянула в глаза, обернувшейся к ней кровной сестре. — Ты же теперь понимаешь меня и без слов… Пожалуйста.
— Да, — кивнула рыжая, — да, я согласна.
Эгиль отпустил ее руку, и только тут Кристин поняла, как крепко удерживалась им.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Прости.
Светлая зелень его взгляда, в которую она окунулась, полностью растворила боль. Губы скальда, наконец, коснулись ее пальцев, а потом и запястья — легко и прохладно.
— Я волновался.
— Отчего? — удивилась Крис.
— Ты могла отказать, — внимательные глаза колдуна не отпускали ее взгляд.
— Отказать Лив? — как завороженная пробормотала вампирша. И тут же встряхнулась — Нет, не могла. И ты это знаешь.
— Знаю. Но ты могла отказать Северянину, — Эгиль наконец перестал буравить девчонку глазами. — Тебе ведь не за что его любить.
Кристин усмехнулась, глаза стали холодными:
— Не провоцируй меня, колдун. Я люблю Олив, поэтому я не могу ненавидеть Северянина. Ты понял ли?
— Ну ладно, прости еще раз. Оставляю вас. Он должен выпить около пинты.
— Чегооо? — девчонка наморщила брови и сложила в трубочку яркие губы.
— Того, — хмыкнул Эгиль, которому она все больше нравилась, — около полулитра твоей крови. И вот еще что, — он приблизил губы к ее уху, — Олив не давай его поить ни под каким видом. Зови меня, если что.
— Разберемся, — Кристин обошла ухмыляющегося скальда, взяла за руку поникшую Олив и тихо, но выразительно сказала через плечо остальным — так, как будто всю жизнь об этом мечтала:
— А теперь, дорогие родственники, пошли все … в сад!
Пятая Руна. Глава 20.
Даже очень старое и очень сильное дерево
нуждается в воде и солнце.
В полумраке комнаты, освещаемой только сполохами угольев в камине, на мягком светлом диване перед ним сидели трое: большой уставший мужчина и две женщины, одна из которых была похожа на красивую ведьму, с огненной гривой, другая — на Снежную королеву. Все трое молчали, хотя со стороны могло показаться, что они ведут между собой странный бессловесный разговор. Время от времени они поглядывали друг на друга — кто с интересом, кто с вызовом, кто с усмешкой…
— Ну, хватит, — нарушила тишину Кристин, тряхнув кудрями и усаживаясь в пол-оборота к Северянину.
Коленями она уперлась в его бедро, одну руку закидывая на подушки дивана за спиной вампира, другую придвигая к его лицу ладонью вверх. При этом Кристин прижалась к плечу викинга грудью, что вызвало у вампира знакомое приятное ощущение. Арн поднял на девчонку свой драконий взгляд, и увидел в ее глазах вызов — она сидела в той же самой позе, в которой когда-то в прошлом он «воспитывал» ее в своем кабинете.
Северянин усмехнулся, и устало спросил, убирая от лица ее руку и продолжая удерживать своей:
— Считаешь, сейчас самое время, девочка?
Олив откинулась на подушки, из-под опущенных ресниц наблюдая за этой сценой. Арн с удивлением отметил, что его фея не сердится и не ревнует. В их триаде устанавливалось какое-то странное, и пока не очень понятное ему равновесие.
— Самое время — для чего, Арн? — Кристин облизывала карминные губы, переводя взгляд с него на Олив, которая начинала проявлять нетерпение.
— Играть в игры, детка.
Вампир выпрямился, отрываясь от диванных подушек и привлекая к себе обеих женщин. И не было в этом движении ни власти, ни сексуального напора — только осторожная уверенность сильных мужских рук и спокойное удовлетворение от того, что обе они подчиняются.
Потому что так и должно было быть.
Три лица оказались рядом — щека к щеке. Прикрыв веки, вампир блаженно улыбался обычной человеческой улыбкой. Без клыков. Его сильные ладони удерживали золотую и рыжую головки, а длинные пальцы зарывались в шелк ароматных волос, бесцеремонно разрушая вечерний стайл. Триаду стал обволакивать сладкий горячий аромат: амбра, смола, старое дерево, дубленая кожа…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что это? — восхищенно прошептала Кристин.
— Это наша кровь, — ловя ее расфокусированный взгляд и пытаясь сдержать сердце, одними губами произнесла Олив. — Еще чуть — и я подставлю ему шею…