— Давай, перевезу тебя в другую клинику, — уговаривал он в одно из своих очередных посещений. — Здесь нет нормальных врачей, одни костоправы. Ни хрена не делают, ты скоро коньки отбросишь.
— Не знаю, — я была в безразлично-апатичном состоянии и тупо сверлила потолок. — Как хочешь.
— Я хотел сопли развести, — пытался шутить он. — Поухаживать за тобой. А вместо этого рвоту убираю. Ну что за жизнь такая, полная жесть!
— Говорила же, беги от меня, пока не поздно, — вяло улыбнулась ему и снова склонилась над тазиком. Я кажется все свои внутренности вырвала с едой за месяц. Поэтому рвало чистой водой.
— Врач это козел недобитый, предлагает аборт, — сказал он тихо.
— Нет, — я замотала головой. — Потерплю.
— Завтра поедем в другое НИИ, — пообещал он. Чистяков за месяц похудел и осунулся, разрываясь между больницей, стройкой и подыхающей автодохлятиной, которую купил ради меня. Я чувствовала его усталость и как ни уговаривала прекратить набеги ко мне, ничего не добилась.
— Отстань, — продолжал сидеть он рядом и пялиться виноватыми глазами. — Маму попросил помочь, она мне чуть волосы не вырвала, когда узнала, что ты беременна. Завтра примчится помогать.
Так что перевозили меня как на похороны — целой толпой. Полина Сергеевна постоянно пинала сына и ругала так, что у меня сердце съеживалось.
— Он тут ни при чем, — пыталась защитить его, но меня никто не слушал.
Через месяц валяния в другом НИИ на узи выяснилась причина токсичной беременности.
— У вас тройня, — диагност удивленно почесал голову. — Эко делали?
— Нет, — расплакалась я, а негодяй, сидевший рядом, заржал как конь.
11.1
— Ты знаешь, почему это случилось? — спросил Паша, когда мы покинули кабинет УЗИ, и он потащил обратно в палату.
— Потому что ты — балбес, — с раздражением ответила я. — Предохраняться не умеешь.
— Умею, просто месяц голодовки, клетки взбесились, порвали резинку и ринулись наказывать тебя. Это единственный перерыв в моей жизни. Долгий такой, а устроила его ты. Что будет, когда твоя блевота прекратиться, даже не представляю, — ухмыльнулся он. — Повторная беременность.
— О чем это ты? — нахмурилась я и остановилась. — Размечтался, опустись на землю. Мы в разводе. И ты помогаешь, чтобы совесть заткнуть.
— Мне кажется, трое детей не простят тебе отсутствие отца, — сказал Паша. — Реального. Неужели увезешь их в деревню и повесишь на шею матери? На ней итак больной отец, не упрямься.
— Что это за намеки? — всполошилась я. — Говори прямо, не юли.
— Какие намеки? — обиделся Чистяков. — Давай поженимся и будем растить карапузов. Вон их столько. Не торопись с ответом. Ты упрямая, сразу порешь горячку. Подумай, — настоятельно посоветовал он.
— Хорошо, мы будем жить вместе, но без росписи, — предложила я. — В гражданском браке. Если меня что-то не устроит, уйду.
— Что например? — зачесал он голову. — Мать души в тебе не чает, дом есть, деньги есть, живи себе и не парься. Я буду рядом.
— И твои проститутки тоже будут рядом, — уточнила я. — Не надо мне этого. Хочу нормальную семью.
— Да нет у меня никого, — обиделся он. — Ну было бы, не приставал бы. Ты же выгнала всех.
— Ну за тобой не заржавеет новых найти, — не унималась я.
— Это да, — улыбнулся он, но тут же спохватился. — Слово бойскаута, никого! Вот те крест, — демонстративно перекрестился.
— Ты же не веришь? — насмешливо спросила я. — Так что лучше на колени упади, убедительнее будет.
И идиот упал. Вернее встал на колени и обнял мои ноги, как в первый раз:
— Соглашайся, — умоляющим голосом произнес Чистяков. — А то я сдох уже без секса.
— Собака ты, — улыбнулась я. — Только об этом думаешь. Никакой романтики.
— Ты сама отказалась от цветов и на свидание не пошла, — не согласился он, вскакивая. — А сейчас валяешься тут, когда и где мне сопли распустить? Поздно уже. Надо растить детей и не ссориться. Хорошо? — Паша рассуждал как пятиклассник, я вздохнула. Сложно вести беседу с человеком, который никого не любит.
Наверное, он прочитал на моем лице все, чтоя о нем думаю, и поспешно добавил:
— Ты мне нравишься, очень сильно. Ну правда. Стал бы я столько терпеть и бегать за тобой. Заставляешь унижаться, — произнес с раздражением. — Не вру я, смысла нет. Не хочу, чтобы ты одна маялась где-то с кем-то и с моими детьми.
— Значит ради детей все? — спросила я, затаив дыхание.
— Не только, — он с ненавистью уставился на меня. — Ну что ты пытаешь? Я искал тебя, сама умчалась. А теперь виноват, блин. И сейчас я один! Потому что мать сторожит как тюрьме! Да и некогда! Скоро сдохну, не могу, честно, заканчивай с этой рвотой, и давай обниматься. Какой смысл просить хранить верность и отказывать в сексе? Ботва конкретная, — он открыл дверь палаты. — Я на работу и мамулю обрадую. Оптом внуки, — засмеялся Паша. — А ты подумай.
Но подумать мне не дали. На следующий день Чистяков примчался с кольцами, бросил на кровать:
— Вот глянь, вечером заскочу, — умчался, я не успела ничего сказать.
Днем позвонила Полина Сергеевна и стала озвучивать список гостей, которых она собиралась пригласить на свадьбу, но вдруг запнулась, услышав, что я молчу.
— Если тебе не нравится, никого не позовем, посидим сами, — предложила мне, и я поняла, что принимать решения без женщины — это нормально и у Кораблева, и у Чистякова.
— Свадьбы не будет, гражданский брак, — твердо сказала я. — Эт не обсуждается.
— А кто обсуждает? — удивилась она. — Я все понимаю, и сына своего знаю. Но хочется праздника. Я так рада, что будет много детей! Вы просто наденете кольца, и мы повеселимся. Без загса. Хорошо?
Я опешила. Странное предложение. Свадьба без росписи.
— И вы согласитесь на такую “свадьбу”? — не поняла, решив уточнить на всякий случай.
— Я соглашусь съесть свои туфли, лишь бы он жил с женой и детьми, — печально заметила Полина Сергеевна, и мне вдруг стало искренне жаль ее. — Паша хороший, просто буйный, — повторила она слова моей мамы. — С тобой успокоится, я это чувствую. Дети тоже приструнят.
Я не стала с ней спорить, потому что не очень верила в усмирение черта.
— Если без росписи, тогда пожалуйста, — пошла на попятный.
К обеду пришел тот, кого я совсем не ждала, и даже растерялась, увидев в дверях. Кораблев не изменился. Сиял аристократизмом и благородством за километр. Он явился с огромным букетом роз и долго сидел молча, разглядывая меня, а потом стал смеяться. Я не удержалась, мы хохотали громко.
— Хотел убить его, — сказал он в конце концов. — Но я люблю Пашу. Как брата. Сегодня час переваривал данные о том, что у вас будет трое детей, — северный рыцарь улыбнулся. — Паша предложил сыграть наши свадьбы в один день, но сам побоялся сказать тебе. Меня послал. Что скажешь?
— Ты не сердишься на меня? — спросила я тихо.
— Уже нет, хотя когда пропала, прижало. Сильно, — он стал разглядывать свои руки.
— Мы без росписи, обменяемся кольцами, поживем пока так. Сам понимаешь, с твоим другом сложно что-то планировать, — сказала я честно.
— Значит ты не против? — Кораблев улыбался без остановки. И внутри меня что-то отпустило. Какое-то нервное напряжение, которое скручивало последние месяцы.
— Ему бы отказала, — улыбнулась я. — А тебе нет.
Наверное, это узи было волшебным, или срок моих мучений подошел к концу, но через 3 дня токсикоз стал сходить, а вместо него накатил жор. Все, что я потеряла, набирала с огромной скоростью. И выписывали меня из больницы с почти нормальным весом.
— Твою подругу предупредил, — сказал Чистяков, усаживая меня в машину. — Вещи забрал, все ждут дома. Маленький праздник.
— Кто все? — не поняла я.
— Ну твои и моя мама. Я их состыковал, — он виновато улыбнулся.
— Если ты изменишь мне, уйду навсегда, — предупредила я черта.
— Понял я все, — обиделся он. — Опять завела свою пластинку. Я плохой, а ты святая.
— Я нормальная, а ты — козел, — ответила ему с достоинством. — Так что про секс я еще подумаю.