Я злилась на Кораблева, что он не понял, что все кончено, и стал изображать из себя Отелло. Злилась, что он опять надавил на “дружбу”, и Паша потерялся в моих глазах. Упал так, что никогда, наверное, не поднимется.
Привстала, почувствовав, как закружилась голова. Арсений полез помогать, но я отстранилась.
— Мне кажется, вам пора на работу — сказала в пространство, не обращаясь ни к кому. — Устала, посплю немного.
— Я позвоню тебе, — принц встал и бесцеремонно вытолкал из комнаты Чистякова, и опять ничего. Паша не подошел проститься. Их дружба была тем невидимым куполом, который не даст нам общаться и строить отношения, если с этим животным вообще возможны каике-то отношения. На некоторое время я поверила, что да. Ночью. А сейчас видела, он будет смотреть Кораблеву в рот и делать все, что скажет “старший брат”. А я кто — никто. Приз получил, так что можно и потерпеть мордобой.
Провожая взглядом его спину, чувствовала, как ненависть сжигает все то, что появилось ночью. Напрочь.
Сдав хозяйке ключи от квартиры и расплатившись по коммунальным платежам, я поняла, не смогу показаться на глаза родителям в таком душевном состоянии. Они поймут, как мне плохо, и начнут волноваться.
— Надо где-то отлежаться, — позвонила я Оксане и поехала к подруге, поливая слезами стекло автобуса. Или это дождь шел за окном. Мне казалось, дождь идет во мне и не закончится никогда. Будет капать печалью всю жизнь.
В дороге пришла смска от Паши: “Я вечером позвоню”. Прочитав текст, задумалась, а потом вытащила из телефона сим-карту. На остановке зашла в ближайший салон сотовой связи, попросила скопировать все телефоны, и сменила номер. Тех, кто мне нужен, найду сама. А со всем остальным надо рвать окончательно.
Оксана была дома, усадила на кухне угостить чаем, но я и тут не утерпела, зарыдав и сквозь слезы рассказывая, что случилось с Кораблевым, свадьбой, испарившейся беременностью и разбитой вдребезги кулаками Арсения любовью к Паше. В одночасье.
— Мне кажется, ты спешишь, — сказала она задумчиво. — Я понимаю Чистякова, вы должны встретиться и поговорить.
— Нет, хватит болтовни, — покачала головой. — Он до сих пор не признался матери в обмане. Есть какой-то предел бесчеловечности и равнодушия к моим чувствам, он его переступил.
Кораблева я не люблю и не собираюсь перед ним извиняться до конца жизни. Лучше не общаться, быстрее забудет, — я пыталась пить чай, но губы дрожали от невыразимой боли и отчаяния.
— И что ты теперь будешь делать? — Оксана обняла за плечи. — Бедная ты моя. Поживи у нас, шумно, зато отвлечешься.
— Домой не хочу, мама разволнуется, останусь, — кивнула я благодарно. — Буду искать новую работу.
Отоспавшись три дня, я обнималась с телевизором, смотрела мелодрамы и ела мороженое, конфеты, булки, печенья, торты и все, что могло поднять настроение химическим путем. Потому что никаким другим образом оно не поднималось. Не отвлекали ни Оксана, ни ее добродушный муж Алексей, ни дети, которые без конца дергали, заставляя играть с ними в догонялки, прятки и петь песни. Депрессия засасывала окончательно и бесповоротно. Я позвонила домой и с наигранной бодростью рассказала, что нахожусь в поисках работы. Как только, так сразу приеду и заберу вещи, найду компаньонку, потому что снимать квартиру одной не хотелось. Одиночество угнетало. Да и работы не было. Пока. Я знала, что быстро найду ее.
И нашла. Меня взяли не просто рядовым менеджером, а руководителем регионального отдела. Бодрый старикашка Сан Саныч, директор компании, пожаловался на падение продаж, текучку кадров и смотрел как на спасительницу. Мне понравилась должность руководителя приемной. Поэтому региональный отдел казался чем-то заманчивым и руководимым. И зарплату он обещал отличную. В самых радужных мечтаниях я прибежала в свой первый рабочий день, чтобы тут же расстроиться. Бухгалтерия и отдел кадров — пожилые женщины, региональный отдел — два выпускника автовуза, то есть фактически никого, и московский отдел — дородный Марк Шлиссер, еврей, умный, расчетливый, держащий руку на пульсе, но даже он и его команда из 3 калек не могли спасти тонущее судно. Компания находилась на грани банкротства, и теперь я поняла, почему так легко получила должность руководителя. Руководить было некем, так как студенты ничего не умели, отдел продаж состоил из меня самой и двух недоперышей, которых предстояло научить продавать машины.
Я немного приуныла, но выхода не было, потому что на аренду квартиры даже с компаньонкой пришлось стрельнуть денег у Оксаны. Так что махнула рукой и впряглась, пытаясь сдвинуть дело с мертвой точки.
Спустя три дня до меня дозвонилась мама, она была сердитой.
— Паша звонил, потом позвонил Арсений, а потом еще какие-то женщины, ты сменила телефон, теперь они сюда звонят, — пожаловалась она. — Он такой хорошенький — стала уговаривать отреагировать.
— Мама, меня нет ни для кого. Ну пожалуйста, — взмолилась я.
— Этот не отстанет, долбит 3 раза на дню, — услышала я на дальнем фоне голос отца.
— Не слушай его, — вздохнула мама. — Если ты не хочешь ни с кем общаться, значит не надо. Но Пашка — лапочка.
Ну да лапочка и лапать умеет, с грустью подумала я, опять навалилась депрессия.
— У меня все хорошо, — соврала ей. — Работаю, перспективы, коллектив маленький, но очень душевный.
Я не стала сообщать ей, что в коллективе работают люди без опыта, и компания скоро потонет как “Титаник”, а я ведь не Кейт Уинслет, и никакой Ди Каприо не спасет, когда придет пора возвращать долг и платить за квартиру. В общем, надо держаться. К черту прошлое, я о нем забыла. Забуду. Так точнее. Работа лучше всего отвлекает.
Чистяков донимал звонками почти месяц, и даже снова приехал к родителям, пытаясь вытрясти, где я. Они оборону выдержали, я перевела дух, когда пошел второй месяц, и мама сказала, что он наконец-то угомонился.
Рома и Игорь, работавшие у меня, пока только въезжали в процесс, а я начала трясти свои контакты с прошлой работы. Надо как-то поднять это дырявое корыто и продержаться на плаву хотя бы до первой зарплаты.
Марк сидел рядом, благо все находились в одной комнате, подбадривал и меня, и своих сотрудников, и себя.
— Сейчас рынок везде упал, — вещал он. — Доллар вырос, автор теперь — роскошь, кредиты дают под высокий процент, так что у нас еще все неплохо.
Я вздохнула, слушая его гипнотические самоуспокоения, и понимая, что успокоят они только на время.
На обед подошел Игорь и, покраснев как рак, сказал, что у него есть два билета в кино.
— Я хочу конфеты, — обнаглела вконец, в последнее время только сладкое поднимало настроение. — Сбегай за коробкой. А кино потом. Как-нибудь.
А сама подумала, кина не будет. Ни с кем, а тем более с подчиненными. Пусть и условными, это неважно. Буду как серверный воин — стойкой, трудящейся и асексуальной. И до 12 ночи сидела в офисе, вкалывая и проклиная себя за то, что дура. И почему я такая дура, непонятно.
Арсений маме позвонил один раз и сразу же перестал. И это вот “ сразу перестал” наверное больше всего раздражало. Борись ты, если что-то нужно, нет, дал задний ход. А то, что Пашу побил, ни в какие ворота не лезло. Идиот ведь любил его как брата, зачем же злоупотреблять? Я тряхнула головой, понимая, что сижу и опять мусолю прошлое.
Но конфеты не успела съесть. После обеда прибежал Сан Саныч и выстроил всех женщин по линейке, сделав круглые глаза:
— Ну что это такое, как вы одеваетесь, что за колхозный вид!? — причитал ни с того ни с сего, бегая между мной и двумя бабушками, потом остановился напротив и обратился с мольбой в голосе. — Надя, выручай. Нашел инвестора, он спасет нас, но пока уперся и давит такие условия, что просто невмоготу.
— Я должна провести переговоры? — не поняла его намеки.
— Да нет, он баб любит, по глазам видно, — Саныч нервно хрустел руками и смотрел на меня как на Марию Магдалину.
— И что это все означает? — грозно нахмурилась я.