Рэй с любопытством покачала головой, но не выглядела удивленной.
— Правда?
Настала моя очередь пожать плечами.
— Честно говоря, у меня никогда не было девушки, так что…
На этот раз она удивилась.
— Подожди. В тот вечер… в «Яме»… я видела тебя с девушкой. И подумала…
Я покачал головой, одновременно отвечая и вытесняя из памяти образ Тэмми.
— Это было не так. Она…
Я огляделся вокруг себя, чтобы убедиться, что никто из покупателей не находится на расстоянии слышимости.
— Она не была настоящей девушкой. И не очень мне нравилась, и почти уверен, что нравился ей только за… то, что я делал, и…
Стыд поднялся из-за воротника моей рубашки с длинными рукавами и плотно обвился вокруг моей шеи. Мысли о том, что Тэмми могла бы сделать со мной, будучи под кайфом от таблеток, которые я ей дал, заполнили мою голову. Воспоминания о том, что я делал с ней в благодарность. Казалось, что все это было так давно — целую жизнь назад, но из-за бисеринок пота, усеявших мой лоб, все это казалось вчерашним днем.
Как я мог быть таким? Это был не я. Никогда не хотел быть таким, так почему же, черт возьми, я это сделал?
— Все в порядке. Прошлое больше не имеет значения, — сказала Рэй, словно прочитала мои мысли. — Мы сходим на нормальное свидание, и я покажу тебе, как это здорово.
Она сказала это с такой уверенностью и решительностью, что я задумался, для кого это было сделано — для меня или для нее.
* * *
Через три дня, в ту пятницу, Ной остался в доме бабушки и дедушки, а я прошел тринадцать шагов от своего крыльца до крыльца Рэй. Держал в руке букет подсолнухов, который купил у городского флориста, и постучал в ее дверь. Когда она открыла, на ней было самое красивое белое платье, которое я когда-либо видел, поэтому был рад, что в последнюю минуту решил надеть рубашку и брюки, в которых был на Рождество с семьей Гарри.
— Посмотри на себя, — тихо сказала Рэй, прислонившись к двери и улыбаясь, пока глазами блуждала от моей макушки до самых ног.
— Я мог бы, но лучше посмотрю на тебя. — Я протянул ей цветы. — Это для тебя.
Ее улыбка стала шире, когда Рэй приняла их.
— Может, это и твое первое свидание, но ты первый мужчина, который принес мне цветы.
Я фыркнул и закатил глаза к потолку.
— О, да ладно тебе.
Рэй отошла от дверного проема и направилась на кухню, а я последовал за ней, закрыв за собой дверь.
— Я серьезно, — сказала она, встав на носочки и вытянув руку, чтобы дотянуться до пыльной вазы, стоящей на крышке холодильника.
Я протянул ей вазу, прежде чем она успела потянуться.
— Выпендрежник. — Ее глаза дразнили, а улыбка не сходила с ее лица.
Она взяла у меня вазу и поставила цветы на прилавок, после чего вымыла мутно-голубое стекло и наполнила его водой. Я терпеливо ждал, стоя у холодильника и наблюдая за ней в белом платье, усыпанном сотнями цветов. Оно подчеркивало ее изгибы таким образом, что заставило меня позавидовать, и мне приходилось заставлять свой член сохранить хоть какой-то самоконтроль.
У него его не было. Но если Рэй и заметила, то не подала виду, когда поставила цветы в вазу и повернулась, чтобы поставить их на стол.
— Я встречалась только с одним парнем, — призналась она, позволив своей улыбке немного померкнуть, когда расставляла большие желтые цветы. — И он никогда не был по-настоящему романтичным.
Она намекала на то, что я был романтичным, и я фыркнул.
— Я бы тоже не сказал, что романтик.
Улыбка Рэй вернулась, она посмотрела на цветы, потом на меня, и в ее глазах появился новый, совсем другой блеск.
— Возможно, ты этого не замечаешь, — сказала Рэй, поворачиваясь к открытой двери. — Но я вижу.
Я последовал за ней.
Я думал, что пойду за ней куда угодно.
* * *
Мы могли бы поехать в ресторан на ее машине, но решили пройтись пешком.
Я знал, что Рэй — это всего лишь прозвище, но, прогуливаясь рядом с ней, когда солнце освещало золотистые пряди в ее золотисто-каштановых волосах, в моей голове звучала старая, знакомая мелодия.
«Ты — мое солнышко, мое единственное солнышко…»
Это напомнило мне о маме, но еще больше это напомнило мне о ней. О Рэй. О прядях в ее волосах, таких же ярких, как лучи солнечного света, отбрасывающие тени на мир вокруг нас.
Все махали ей, когда мы проходили мимо. Все улыбались. Они смотрели на нас с нежностью, и я пытался представить, что они думали, видя нас вместе.
«Что она в нем нашла? Она могла бы выбрать намного лучше. Почему она опустилась так низко?»
Но… нет, наверное, нет. Их улыбки были слишком искренними, слишком обожающими.
«Посмотрите на них. Наши маленькие неудачники, которых свела вместе более добрая судьба, чем та, что была у них до этого. Они сделают друг друга лучше; они уже сделали это».
Затем, в порыве уверенности, наклонился и взял ее за руку. Из-за разницы в росте это было немного неловко, но быстро переросло в нечто более приятное, когда я переплел наши пальцы и крепко сжал, пока мы продолжали идти к ресторану.
Никогда раньше не держал девушку за руку вот так, и с сердцем, которое билось слишком громко, чтобы заметить, что кто-то из зрителей ахнул или захихикал, я надеялся, что Рэй не отпустит руку. Ее пальцы приятно чувствовались между моими, ее ладонь, мягкая и маленькая, хорошо прижималась к моей. Идти рядом с ней, словно мы были настоящей парой в мире, было комфортно и тепло, как от солнечного света. И, Боже, я молился, чтобы ее не смутила моя смелость и она не отпустила меня.
И я с радостью могу сказать, что она этого не сделала.
* * *
Когда мы добрались до ресторана, нас усадили в самом конце. На мгновение я усомнился в мотивах официантки, прищурив глаза. Может быть, она пыталась успокоить других посетителей изолировав преступника? Может быть, официантка сама не хотела, чтобы я был виден с ножом для стейка? Но, разложив на столе меню, она подмигнула Рэй и сказала, что это самый приятный столик в этом заведении.
— Здесь гораздо тише и романтичнее, чем вон там, — сказала официантка, толкнув плечом мою спутницу. Затем она посмотрела на меня, ее улыбка сияла ярче, чем любой свет в этом месте. — Приятного вам ужина, ребята.
Может быть, пришло время мне перестать предполагать, что все думают обо мне самое худшее.
— Вы друзья? — спросил я, отодвигая стул Рэй — ведь именно так поступают парни на свиданиях, верно?
Она села, кивнув.
— Она часто приходит в библиотеку. Она учится на преподавателя.
Я занял место напротив нее и открыл меню.
— Каким учителем?
— Думаю, английского языка.
Образ миссис Хендерсон всплыл в памяти, затуманив мой взгляд на список закусок и напитков. Насколько я помнил, она была единственной учительницей, которая мне нравилась, единственной, кто заботился обо мне. Возможно, в моей юности было больше, но это было не то время в моей жизни, когда это имело значение. Тогда мне нужна была доброта, нужно было сострадание, и она дала мне его — даже если в тот момент это прозвучало глухо.
Потом я вспомнил, что Рэй училась в той же школе, и спросил:
— У тебя была миссис Хендерсон в старших классах?
Она улыбнулась, мгновенно вспомнив.
— О Боже, да! Вот это да! Да… Я не вспоминала о ней целую вечность. Она была такой милой.
— Была, — согласился я. — Я был в нее влюблен по уши. Но думаю, что отчасти это было потому, что она была так добра ко мне, когда никто другой не был.
Рэй мрачно кивнула. Ее меню по-прежнему лежало на столе перед ней, не тронутое. Я был в центре ее внимания. Было приятно чувствовать себя таким важным, и мне хотелось, чтобы Рэй чувствовала то же самое.
Поэтому я отложил меню и сказал:
— Она — дочь Гарри. Я когда-нибудь рассказывал тебе о Гарри?