— Возможно, — осторожно согласилась она, — Кроме того, они даже и не знали, что Стерис вообще сидела с нами.
— Совершенно верно. Но… с другой стороны, эта гипотеза может оказаться достаточно умозрительной. Понимаете? Я запросто могу придумать еще тысячу иных причин, по которой выбор похитителей пал именно на Стерис. Дело в том, что невозможно свести всю историю происхождения алломантов к одному только поиску кровнородственных связей в высшем обществе, так как при этом упускаются из вида другие немаловажные факторы.
— Я тут подумал, что в сущности, если мы берем за основу идею о том, что похитители были заинтересованы исключительно в похищении алломантов, то вся гипотеза оказывается достаточно хрупкой. В конце концов, если собираешься тренировать бойцов, зачем тебе тогда похищать одних только женщин? Да и вообще, откуда взялась такая потребность в алломантах, когда у тебя и без того достаточно сил и средств, чтобы украсть целую кучу алюминия? Они бы вполне могли удовлетвориться и этим, став богачами. И наконец, я вообще не могу с точностью указать на что‑либо, что могло бы дать мне возможность с уверенностью говорить о том, что все остальные похищенные женщины тоже были алломантами.
"Они похищают только женщин", — подумала Мараси, глядя на длинные списки вдоль наследственных линий, сходящихся к Лорду Туманнорожденному. Самому сильному алломанту из числа когда‑либо существовавших. К этой почти что мистической фигуре, кто владел одновременно всеми шестнадцатью алломатическими силами. Насколько же далеко простиралось его могущество?
Внезапно, все это обрело смысл.
— Пыль и прах, — прошептала она.
Ваксиллиум посмотрел на нее. Он, возможно, дошел бы до всего своим умом, если бы не усталость, навалившаяся после бессонной ночи.
— Алломантический потенциал передается по наследству, — сказала она.
— Да. Именно поэтому так много алломантов среди людей, перечисленных в этих списках.
— Наследственность. Похищения женщин, и только их. Ваксиллиум, разве вы не понимаете? У них вовсе нет намерения создавать армию, состоящую из алломантов. Вместо этого они хотят вывести одного. Именно поэтому они и похищают женщин с кровью алломантов, причем именно тех, чей род идет непосредственно от Рожденного Туманом.
Ваксиллиум пристально посмотрел на развернутый перед ним лист бумаги, потом моргнул.
— Копье Выжившего… — прошептал он, — Что же, по крайней мере это означает, что Стерис не подвергается непосредственной опасности. Она остается ценной для них даже в том случае, если сама не является алломантом.
— Да, — сказала Мараси, чувствуя дискомфорт, — Но если я права, то это значит, что над ней нависла другая угроза.
— Действительно, — ответил Ваксиллиум упавшим голосом, — Я должен был понять это. Уэйн никогда не простит меня, как только все узнает.
— Уэйн, — сказала она, понимая, что за все время ни разу не спросила о нем, — А где он?
Ваксиллиум глянул на свои карманные часы.
— Он должен скоро вернуться. Я послал его на одно дельце, чтобы он навел там небольшой беспорядок.
Глава 8
Уэйн стоял на ступеньках участкового отделения констебелей Четвертого Октанта. Его уши горели. И почему это копы носят такие неудобные шляпы? Может, именно поэтому они и были столь ворчливыми все время, шатаясь по городу и цепляясь к добропорядочному народу. Всего после нескольких недель, проведенных в Эленделе, Уэйн уже имел хорошее представление о том, как ведут и что из себя представляют себя местные констебли.
Паршивые шляпы. Плохая шляпа может сделать человека несносным, это правда.
Он ворвался через двойные двери, громко хлопнув ими. Изнутри комната порядком напоминала клетку. Деревянное ограждение на входе, призванное отделить входящих посетителей от копов, расположенные в отдалении столы, предназначенные для приема пищи, отдыха и разговоров. Его приход слегка переполошил сидевших справа копов в коричневой униформе, некоторые из них потянулись к кобурам с револьверами на бедрах.
— Кто отвечает за это место! — ревел Уэйн.
Встревоженные копы уставились на него, затем резко вскочили, расправляя униформу и поправляя своих шляпы. Он и сам носил точно такую же униформу. Ему удалось выменять ее в участке Седьмого Октанта, где в качестве замены он был вынужден заложить отличную рубашку. Эта была вполне честная сделка, любой бы с этим согласился. Ведь, в конце концов, та рубашка была шелковой.
— Сэр! — откликнулся один из копов, — Вам нужен капитан Бреттин, сэр!
— Ну и где же он, черт его дери? — гаркнул Уэйн. Он быстро сориентировался и подобрал нужный акцент, вслушавшись в разговор всего нескольких копов. Люди обычно плохо понимали саму суть понятия "акцент". Они полагали, что это нечто, единое для всех. Однако в реальности дело обстояло совсем не так. У каждого имелся свой собственный непередаваемый речевой портрет, рождающийся из сочетания того, где человек жил, что делал, кем были его друзья.
Люди, даже знающие о его таланте, полагали, что он имитирует чужие акценты. Но это было неправдой — он целиком и полностью воровал их. Они оставались теми единственными вещами, какие он все еще мог позволить себе украсть — в своей новой жизни, где он стал хорошим парнем, сражающимся за добро и все в таком духе.
Несколько копов, все еще смущенные его появлением, указали на дверь в другой стороне комнаты. Другие отдали ему честь, словно это было тем единственным, на что они вообще были способны. Уэйн фыркнул в густые накладные усы и прошествовал к двери.
Он повел себя так, как будто собирается просто распахнуть дверь, но в последний момент сделал вид, что засмущался, и вместо этого предпочел просто постучать.
Бреттин запросто мог оказаться старше его по званию. Действительно паршиво, подумал Уэйн — вот я, уже двадцать пять лет как констебль, и до сих пор хожу с тремя лычками. Он же наверняка получил повышение много лет назад.
Стоило Уэйну только занести руку, чтобы постучать в дверь, как та распахнулась, открывая его взору постное лицо Бреттина. Он выглядел раздраженным.
— Что там за переполох?… — он застыл и посмотрел на Уэйна. — А ты кто такой?
— Капитан Гаффон Тренхарт, — сказал Уэйн, — Седьмой Октант.
Взгляд Бреттина скользнул на значок Уэйна, затем вновь остановился на его лице. Это был неловкий момент, и Уэйн прочел панику в глазах Бреттина. Тот пытался понять, должен ли он вообще помнить капитана Гаффона, или нет. Город отличался внушительными размерами, и, кроме того, из того, что удалось подслушать Уэйну, следовало, что Бреттин вообще никогда не отличался хорошей памятью на имена.