class="p1">– Да, я сама до сих пор не верю.
Минуту все молчали. Тишину разбавлял только звук работающей кофеварки и звон посуды. Парень выбирал кружки для себя и Саши.
– Ма, кстати, мои письма не сохранились?
– Письма? – женщина натянула брови высоко, а потом закивала. – Точно. Сохранились, конечно. Сейчас принесу.
– Я сам. Скажи где.
– На антресолях, скорее всего. В красной коробке такой, картонной.
Парень исчез в коридоре. Мать и сестра продолжали изучать Сашу пристально. Ей хотелось чем-нибудь закрыться, обрасти панцирем, например, или хотя бы хитиновым покрытием.
– А куда ты пропала тогда? – спросила Серафима Антоновна.
– Мы переехали, – Саша виновато поджала губы. – И я пошла в другой садик.
– Вот так встреча.
Золотов вовремя вернулся с коробкой. Внутри лежали пожелтевшие тетрадные листы с косыми линиями и детским почерком. Буквы лежали неровно, не на разметке, а как попало. Орфографические ошибки бросались в глаза.
– Наконец-то, достигли адресата, – засмеялась женщина.
– Спасибо, – Саша не сразу решилась взять их, но любопытство взяло верх, как обычно.
Она выложила всю небольшую стопку на стол и раскрыла каждый листок. Золотов разливал кофе по чашкам. Лила, сидевшая рядом, тоже стала вчитываться в текст и периодически усмехалась. Письма лежали не в хронологическом порядке, но все были об одном.
«Жэна я больше не буду тебе писать. Я обидился».
«жэна ты где?».
«Жэна я научился писать чтобы написать тебе. А ты умееш?»
«жэна я скучаю кродя тоже а ты не отвечаеш мы ждем».
«жэна это последнее писмо. Не ответиш я с тобой ни буду играть болше».
Саша бы расплакалась, если бы была одна. Так трогательно это вышло. Сердце заколыхалось отчего-то, от безудержной тоски по упущенному времени или тому, чего с ней раньше никогда не случалось – кто-то по ней скучал и страдал без нее, кому-то она была нужна, пусть и давно.
– Блин, это так мило, – протянула с улыбкой.
Мать с сестрой тоже заумилялись. Золотов поставил кофе перед Сашей и чмокнул в голову.
– Забирай.
– А можно?
– Конечно. Я же тебе их писал.
– Спасибо, – девушка прижала письма к груди и зарумянилась. Смаковала теплоту, которую они дарили.
Все выдохнули. Всем стало как-то спокойнее. Саша уловила взгляд Серафимы Антоновны, ласкающий, почти материнский. Тревожность в ней как будто поубавилась, прибавилось надежды. В этом взгляде читалось многозначительное послание, которое девушка не смогла расшифровать.
– Ну, че можно есть, наконец-то? – воскликнула Лила и схватилась за пирог, уже нарезанный на равные куски.
– Да, конечно, приятного всем аппетита, – очнулась женщина и придвинула большое блюдо к центру, чтобы всем было удобно до него тянуться. – Сашенька, он из безглютеновой муки, так что вкус, наверное, тебе странным покажется, но…
– Пусть сначала попробует.
Золотов поухаживал за Сашей, отвалил ей кусок на тарелку и выдал вилку.
– Обалдеть! – восхитилась девушка, отведав пирога. – Действительно, отменный вкус.
Следующим надкусом она захватила сразу половину своей доли, набила щеки и долго жевала, наслаждаясь палитрой вкусов. Было в начинке много нежности, чуть-чуть жирности, чуть-чуть чесночной пикантности, чуть-чуть сладости.
Серафима Антоновна порозовела и скромно покачала головой. Сама не ела, только пила бесцветный чай. Лила тащила второй кусок, ни на что не отвлекаясь.
– А давно вы встречаетесь? – спросила женщина, дав Саше дожевать съеденное.
– Нет, только… – девушка торопилась ответить, но Лила ткнула взглядом в брата, и тот ее перебил.
– С прошлых выходных. Я как раз с ней зависал, – он погладил Сашу по голове.
Она податливо закивала.
– Ааа, хорошо, – Серафима Антоновна глотнула чай. – Очень хорошо. Сашенька, чувствуй себя здесь как дома. Мы очень тебе рады.
– Спасибо.
Саша улыбнулась и посмотрела на Золотова, как будто спрашивала у него разрешения или подтверждения. Тот глядел в коричневую воду в чашке. Девушка провела глазами круг по кухне и остановилась на мужском портрете в деревянной рамке. Из-под стекла смотрел Золотов, такой же красивый и скупой на эмоции, только постарше, будто Саша глядела в будущее. Фотография делалась как для паспорта, но на фоне цветочных обоев.
– Это наш папа, – пояснила Серафима Антоновна с красными глазами. – Героически погиб семь лет назад.
Девушка закивала, не решаясь ничего говорить. Опять посмотрела на Золотова. Тот жевал пирог лениво, на отца не оборачивался. Лила прочистила горло и выпила чай, насыщенно-черный.
– А я татуху себе придумала, – воскликнула девчонка и достала телефон из-под себя.
Все прильнули к центру стола. На экране появилось переполненное деталями изображение красного дракона с длиннющим хвостом и острыми крыльями, который изрыгал пламя вверх. Он извивался дугой, как раз идеально ложился на шрам, который Саша видела у Золотова.
– Разумеется, дракон, – усмехнулся парень и оценил. – Ну, ниче так. А я вот такую себе хочу.
Он тоже достал телефон и показал картинку с черно-белой остроносой рыбой, выпрыгивающей из морской волны. Нос был настолько длин и тонок, что ассоциация напрашивалась невольно. Лила ее озвучила.
– Это че за Буратино?
Саша хихикнула, хотя смотрелось в целом неплохо. Рыба выглядела мощной, гладкой, серебрилась красиво на свету, и волна хорошо обыграла бы шрам.
– Это черный марлин, – Золотов смерил сестру спесивым взглядом, – самая быстрая в мире рыба.
– Ааа, – протянули все три одновременно и засмеялись.
– Мне нравится, – добавила Саша. – Обе идеи.
На отвлеченные темы разговаривать было гораздо легче. Гостья быстро влилась. Лила, молчавшая до этого, стала самым активным участником беседы. Серафима Антоновна больше слушала и смеялась, но иногда задавала Саше вопросы, на которые та охотно отвечала. Говорила о своих родителях, об учебе, о профессии и планах на жизнь, в которых пока еще не было Золотова. Он им все равно никак не мешал.
За пару часов такой беседы пирог был съеден до последней крошки, а Саша, действительно, почувствовала себя как дома. Совсем расслабилась. Перестала ужиматься. Хохотала во весь рот на пару с Лилой. Девчонка много рассказывала из детства, то, как они с братом воевали за территорию, когда еще жили в другой квартире, как проводили лето в деревне, как уплыли на надувном матрасе в соседнее село и как потом добирались оттуда пешком. Удирали от собак, ловили ежа и чуть не провалились в яму. Часть пути брату пришлось тащить уставшую сестренку на собственном горбу.
Саша слушала с горящим любопытством. Ей нравилось узнавать о Золотове что-то новое, даже если этого было слишком много за раз. Она все впитывала с жадностью.
С Лилой они заболтались. Та рассказывала о своей учебе на медицинском. Мечтала стать диетологом. На Сашин вопрос «Почему?» ответила откровенно:
– Ну, я всю жизнь толстая и прыщавая. Все из-за плохого обмена веществ, – девчонка насупилась, а потом бросила