Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Георгий и Инесса отведали хлеб-соль, чокнулись и выпили пузырящееся в бокалах шампанское, разбили ловко подложенную под ноги тарелку. Инесса успела первой — ее острая шпилька угодила в самый центр, и тарелка разлетелась на куски. Значит, ей и предстояло верховодить в семье… Впрочем, Георгий был не против. Он влюбленно рассматривал молодую жену — в длинном белом платье, короткой фате, с распущенными по плечам волосами и в белых лодочках на высоченных шпильках она выглядела как киноактриса. Сослуживцы то и дело бросали восхищенные взгляды, но молодой муж не ревновал — ему даже нравилось, что мужчины обращают на неё внимание. Пусть завидуют!
Впрочем, офицеры с неменьшим интересом рассматривали и подружку невесты — блондинка в коротком белом платье с открытыми плечами и тоже в туфлях на шпильках выглядела не менее броско. Алла польщенно улыбалась и тоже откровенно рассматривала военных.
— Проходите, дорогие друзья, просим к столу, — после поздравлений, объятий и поцелуев стали приглашать гостей родители молодых.
Заскрипели по кафельному полу отодвигаемые стулья. Веселов приглашающе махнул рукой Алле, но та послала ему воздушный поцелуй и села рядом с капитаном Макаровым. Сергей испытал что-то похожее на сожаление: он думал, что свидетель и свидетельница будут вместе весь вечер. А может быть, и потом… И тут такой облом! Он почему-то вспомнил, как пахли ее волосы, когда они ставили подписи в журнале регистрации. Французские духи! И тогда, на Новый год, он тоже обратил внимание на ее терпкий, чуть сладковатый аромат… Интересно, откуда у студентки деньги на дорогой парфюм?
Молодые сели в центре, по обе стороны от них расположились родители. Яркая цветастая блузка Веры Петровны и видавший виды костюм Кузьмы Степановича с нелепым, давно вышедшим из моды галстуком-шнурочком резко контрастировали с одеждой остальных гостей. Впрочем, это их не особенно смущало: они не сводили с молодых умилённых взглядов: повезло дочери — Москва, муж перспективный офицер, со своей квартирой…
— Молодец, Оленька! — растроганно прошептала Вера Петровна на ухо супругу. — Всем деревенским девкам нос утерла!
— Только не нравится мне, что она имя поменяла, — сказал Кузьма Степанович. — Разве Оля — плохое имя? В честь бабушки назвали…
Супруга отмахнулась.
— Сам видишь: она знает, что делает…
Тамадой выбрали Макарова, который раньше был замполитом и в штабе обеспечивал линию воспитательной работы. Он быстро взялся за дело:
— Первый тост за молодых! Пожелаем им сибирского здоровья, кавказского долголетия, здоровых детей!
Только осушили рюмки и фужеры, как за стеклянной стенкой затормозила чёрная «Волга» с военными номерами. Это была машина главкома, и ошеломленные офицеры штаба, гремя стульями, встали.
— Ничего себе, кажется, Виктор Дмитриевич приехал, — растерянно сказал Балаганский и тоже стал подниматься.
Но из «Волги» молодцевато выпрыгнул высокий стройный капитан в тщательно подогнанной и отлично выглаженной повседневной форме. Георгий и его сослуживцы узнали Воронина — адъютанта главнокомандующего. Держа в руках букет алых роз, он уверенным шагом направился ко входу. Георгий встретил его у дверей.
— У меня поручение от генерала, — без особой сердечности сказал Воронин.
Он, мягко говоря, недолюбливал Балаганского, потому что расчитывал занять должность офицера по особым поручениям и имел для этого все основания, но место оказалось предназначенным для зеленого юнца, специально вызванного из глухой тайги!
Подойдя к столу, капитан вручил Инессе букет, щелкнул каблуками и даже поцеловал ей руку.
— От имени и по поручению генерал-полковника Толстунова Виктора Дмитриевича разрешите поздравить вас с бракосочетанием и вручить подарки! — торжественно произнёс он и протянул Балаганскому на ладони небольшой коробок с прозрачной крышкой, под которой, на синем велюре, лежали часы из желтого металла.
Георгий тут же вынул их и, подняв над головой, показал всем присутствующим. За столом одобрительный зашумели.
— Неужели золотые?
— Конечно, золотые! — авторитетно заверил Воронин, достал из кармана кителя другой коробок и, открыв крышку, преподнёс Инессе.
Молодая жена восторженно вытащила за цепочку часы-кулон в виде треугольника с откидывающимся зелёным стеклом.
— И это всё золотое! — сказал капитан, снял и положил на локоть согнутой левой руки фуражку, налил в чей-то фужер нарзану. — От имени главнокомандующего поднимаю этот бокал за здоровье молодых и их долгую счастливую жизнь!
Офицеры встали, все начали чокаться.
Капитана, видно, мучила жажда — он выпил фужер до дна, вытер губы отглаженным платком, снова надел фуражку.
— Желаю хорошо повеселиться! — сказал он и отдал честь.
— Может, вы с нами присядете? — спросила Мария Ивановна.
— Извините, служба! — Четко повернувшись через левое плечо, он чеканным шагом вышел из стекляшки.
«Волга» уехала.
Сослуживцы Георгия многозначительно переглянулись.
— Вам генерал когда-нибудь что-нибудь дарил? — спросил капитан Макаров.
— Да нет, не доводилось, — в один голос ответили товарищи — капитан Долгунов и старлей Фиников.
— А поздравлял с чем-нибудь?
— А то ты сам не знаешь…
— Вот то-то! — Макаров опрокинул внеочередную рюмку водки и закусил селедочкой.
— И что это значит? — хлопая ресницами, спросила Алла.
— То, что этот парень далеко пойдет! — Макаров погладил ее по колену. — Генерал его любит, как родного сына!
— Не всякого сына, — кисло заметил Долгунов.
— Во всяком случае, должность ему приготовлена полковничья, а там, скорее всего, и до генерала дослужится.
Рука Макарова скользнула вверх по бедру девушки, на середине пути она ее остановила. Расценив это как разрешенную границу, капитан там ладонь и оставил.
— А чего все какие-то сонные? — воскликнул он. — Горько!
— Горько! Горько! — загалдели гости.
Молодые поднялись, со вкусом поцеловались. И закрутилось колесо веселья. Застучали вилки по тарелкам, зазвенели бокалы, зазвучали тосты и крики «Горько». Если бы кто-то заснял на видео этот процесс и позже посмотрел при ускоренном воспроизведении — получился бы занятный фильм. Весь смысл торжества, судя по нему, сводился бы к молниеносному поеданию салатов, отбивных и жареных кур, быстрому наливанию и опрокидыванию рюмок и фужеров, вскакиванию молодых, соприкосновению губами и падению обратно на свои места… Две дородные женщины в относительно белых халатах выбегали бы из кухни, лихорадочно собирали пустые тарелки и бутылки и убегали обратно. Словом, фильм получился бы забавный.
Но видео никто не снимал. Даже обязательного для таких случаев профессионального фотографа не пригласили: свадьба офицера Главного штаба РВСН не является разрешенным объектом для фиксации. Тосты за молодых сменяли тосты за их родителей и снова — за молодых. Коллеги Балаганского красноречием не отличались, все их пожелания были единообразны, как и всё остальное в армии, и сводились к тому, что быть Георгию генералом. Это же касалось и гражданских гостей. Компенсируя отсутствие цветистости и оригинальности, каждый тостующий, комкая слова, торопился крикнуть: «Горько!», и когда всеобщее внимание переключалось на молодых, с облегчением выпивал. Но спиртное делало свое дело — лица краснели, градус веселья повышался, все уже хотели не слушать, а говорить, стало шумно, и управление столом было окончательно утрачено.
— Объявляю танцы! — громко выкрикнул Макаров.
Первый пригласил Аллу. Она прижималась к нему и громко, заливисто смеялась. Рядом Балаганский кружил Инессу. Подружки весело перемигивались.
Кавалеры подхватили и Веру, и Валю, и Марию Ивановну, а Кузьма Степанович оказался ревнивым и танцевал со своей Верой Петровной, то и дело наступая ей на ноги, не по сезону обутые в черные полусапожки. Через полчаса разгоряченные мужчины вышли на улицу покурить. Все просили Балаганского показать часы, восхищенно крутили головами, цокали языками, потом Веселов настоял, чтобы Георгий надел часы на руку.