Роуз молча вскинула скрещенные руки, поймала удар, напряглась, удерживая нож в считанных сантиметрах…
— Все, что захочешь. — одними губами повторила она и опустила руки.
— А если я хочу убить тебя?!
Но незавершенный удар так и остался висеть в воздухе, почти касаясь стальным жалом татуировки розы.
«Если»… Вот именно — «если».
— А я в это не верю. Я тебя знаю. Если бы ты правда хотел — убил бы. Ты бы меня легко нашел — твои связи позволяют. Ты бы меня легко убил — в прямом бою я слабее. Но ты не стал.
«Если».
— В тот момент это было единственное, что я могла для тебя сделать, пойми! И я… Я тоже многим пожертвовала, не думай, что для меня это прошло без последствий.
— Меня это не интересует.
— Знаю. Тебя интересуешь только ты сам. Но я готова рискнуть и предположить, что и я тебя интересую тоже.
Она опустила было взгляд, но тут же снова, будто одернув себя, посмотрела снизу вверх:
— Ну давай. Убей меня, и будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Или оставь жить… И я сделаю тебя самым счастливым на планете. Все, что ты захочешь.
Алекс скрипнул зубами и занес руку с ножом.
Роуз смотрела без страха и уже даже без вызова. Лишь надежда и вера.
Алекс ударил.
Нож воткнулся в стену в сантиметре от татуировки.
— Все, что ты захочешь. — выдохнула Роуз.
Она дернулась навстречу и остервенело впилась в губы. Толкнула, ловко подбив ноги, упала, утянув за собой, в голос рассмеялась и снова приникла к губам.
Алекс поднял голову:
— Я…
— Заткнись!
И она снова прервала его поцелуем. И все никак не могла оторваться.
Все, что захочешь…
Алекс закрыл глаза и ответил на поцелуй.
По коже потянуло ветром.
В квартире-то?..
Алекс открыл глаза.
Все пропало. Диван, стол, зеркало, записка на полу, сам пол. Под спиной снова — растрескавшаяся земля, а вокруг — клубы фиолетового тумана. Оставленный в стене нож перепрыгнул обратно в руку… И самое главное — Роуз! Она тоже здесь, она, черт возьми, не исчезла!
— Ты… Ты что, была настоящая?! А если бы я все же убил тебя?!
Она задорно улыбнулась, теребя жетоны на шее:
— Я же сказала, что не верю тебе.
Алекс выругался и мостиком сбросил ее с себя:
— Вот дура! Какая же ты дура!
— О, если бы я получала юнит каждый раз, когда слышу это от тебя!
Алекс потянулся к ее ноге, она проворно откатилась и захохотала. Алекс тоже улыбнулся против воли, но тут же взял себя в руки:
— Ладно, завязывай. Надо понять, что происходит. Веселье потом.
Роуз по-птичьи склонила голову к плечу:
— Что конкретно тебя интересует?
— Например, почему мы еще живы. И не мерещится ли мне все это.
Роуз улыбнулась и протянула руку:
— У меня есть ответы на все твои вопросы. Идем.
Алекс усмехнулся:
— Неужели? И почему я не удивлен…
Щелкнула зажигалка, Алекс прикурил и оставил нож крутиться в руке. В другую руку взял узкую ладошку Роуз:
— Ладно. Веди.
Через пару минут из фиолетового тумана выступили три силуэта — два повыше, один пониже. Он, бормоча, поливал длинную палу остро пахнущим алкоголем.
— Вы все же сбрендили, да? — осведомился Алекс. — Не лучше ли это выпить?
Пол замер:
— Ну, точно! Все сходится!
Мистер и дамочка переглянулись:
— Что сходится?
— Палка, вата, алкоголь, огонь! Клифф, Ради, я, Алекс! И Роуз? А Роуз тут как?.. Плевать, Корд, дай огня!
— За всех не скажу. — мистер полез в карман. — А вот Пол, кажется, все же тронулся.
Эльф отмахнулся и сунул в лицо Алексу арматурину, на конце которой капал алкоголем здоровый ком ваты.
— Ну!..
Алекс вздохнул и зажег на торце ножа лепесток пламени. Пол подпалил свой импровизированный факел…
И туман вспыхнул!
Кучей металлической пыли, облаком распыленного этанола!..
Вот странно, вроде бы людям в эпицентре объемного взрыва таких масштабов не полагается придумывать ему красивые эпитеты. Им полагается моментально и молча перестать быть.
Но никто не торопился умирать. Даже наоборот — тревожно озирались по сторонам, впервые за долгое время глядя друг на друга без фиолетовой пелены.
Все, кроме Роуз. Она задрала голову к небу, туда, откуда лилось молочно-белое сияние, и счастливо смеялась.
30
Клифф прикрыл глаза ладонью, рассматривая силуэт невысокой стройной женщины. Он лучился жемчужным светом, а контуры будто растирались в окружающем пространстве, так что нельзя было в точностью сказать, где он еще есть, а где — уже отсутствует. Черты лица незнакомки были мягкими и какими-то чересчур идеальными, настолько, что даже мысли не возникало о том, что это — живое существо. Не бывает таких идеальных людей, тем более светящихся.
И уж тем более не бывает людей с равномерно-белыми глазами. А еще на незнакомке не было ни клочка одежды. И ни единого волоса.
— Да ну… — тихо истерил Пол. — Да вы…
Он задохнулся эмоциями, понурился и махнул рукой.
— Я же говорила, что они справятся. — повторила Роуз и шагнула к силуэту, улыбаясь до ушей.
— У меня и тени сомнения не было.
Это нельзя назвать голосом. Это тысячи голосов сразу, миллионы. Но они каким-то неведомым образом не мешают друг другу, не перекрывают, не диссонируют. Если прислушаться, можно даже выделить каждый отдельный — от глубокого командирского до звонкого детского. И будто бы даже голоса родителей. Вот ведь какая штука — самих родителей память не удержала, а вот голоса…
— Алекс, убери, пожалуйста, нож. — продолжило существо. — Он тебе не понадобится.
— Да еще и не поможет. — поддакнула Роуз и попыталась забрать у Корда оружие.
— Тш! — Алекс дернул головой, будто сбрасывая оцепенение, отскочил, выставил вперед слабую руку, а вооруженную отвел назад. — Какого хрена тут происходит?!
Он даже не вспомнил, что на бедре висит пистолет.
— Здесь происходят… — незнакомка подняла взгляд к небу. — Удивительные вещи.
— Да к дьяволу ваши вещи!.. — Корд описал ножом нервную восьмерку. — Если я сейчас же!..
— Я тебя помню.
Ради сказала тихо, но услышали все. Ее голос тоже раздробился на тысячи других, меняясь, переливаясь, заполняя собой все вокруг. Не такой сильный и глубокий, как у незнакомки, но похожий, так же похожий, как похожа еще маленькая и нескладная дочь на взрослую красивую мать.
— Я тебя видела.
— Да, дитя. — кивнула незнакомка. — Почти пятнадцать лет назад. Тогда ты была еще ребенком, чистым разумом, открытым к познанию. Не совершавшим ошибок и не жалеющим о них. Все это тебя и спасло.
— Меня — да. А остальных? Родителей? Сестру? Ученых и солдат?! Все, кто был в первом пробое и всех, кто стал жертвами следующих?!
Казалось, вместе с Ради кричит вся планета. Тысячи людей тысячами голосов.
— А все те, чьи знания теперь живут в моей голове?! Все, кого я упорно пытаюсь забыть все эти годы, пытаюсь задвинуть на задворки сознания?! А ты в курсе, что мне теперь знаком каждый седьмой встречный на улице?! А ты знаешь, что я теперь в курсе такого количества грязных тайн и секретов, что самый желтый журнал покраснел бы от зависти?! Что умею управлять любым видом транспорта, что знаю наизусть каты всего мира?! Что мне приходится жить в них, потому что только там я могу не видеть людей, не давить в себе желание подойти и поздороваться с тем, кто меня видит первый раз в жизни?! Я не могу ходить по улицам, потому что вижу под ногами не солфальт, а туннели и штреки, вместо зданий — точка входов и выходов! Я даже не могу нормально вспомнить свою семью, потому что знаю все то, что они хотели бы скрыть от меня и друг от друга! И это — это! — ты называешь жизнью?!
Ради схватилась за хлыст.
Загудел воздух, громко щелкнуло — но кончик хлыста свободно прошел сквозь силуэт.
— И я даже не могу тебе ничего сделать…
Рука разжалась, хлыст выскользнул на землю. А следом — и сама Ради опустилась на колени и тихо заплакала, спрятав лицо в ладонях.