Геллан шевелит пальцами, напрягает мышцы, чувствуя, как постепенно возвращается чувствительность.
– Где все? – спрашивает, выглядывая в окошко.
– Да кто на воз перебрался, кто в наш фургон. Все живые и здоровые. Твоя девушка нам Инду навязала, – зачем-то наябедничала Дара. Злится. Раздражена. Как бы ему хотелось, чтобы… но лучше не думать об этом.
– Зир не моя девушка.
– Ну да. Я видела, – пробормотала Дара, отводя глаза.
– Многие вещи не такие, какими кажутся.
– Расскажи, зачем они стакеров ловят? – перевела разговор на другое. Геллан вздохнул.
– Это началось не так давно. Ты же знаешь: я бросал стакерство, чтобы вернуться домой. За год до этого, кажется, появились охотники. Мы – убийцы нежили – безмозглых тварей, которых порождают недра Зеосса, и, если не вынуждают обстоятельства, не убиваем разумных. Лучшие воины, и почти у каждого – больше, чем просто мускулы и хорошая реакция.
– Сила? – уточнила Дара.
Геллан кивнул.
– Ты же видишь: мы не носим сдерживающих камней. Нам запрещено. Может, поэтому. А может, братья отбирают нас, как гардии – сайн. Не знаю. Я никогда не хотел становиться стакером.
– А кем бы хотел? – сверкает глазами Дара. Хочется притронуться к пушистым прядям. что выбились из косы и падают ей на глаза.
– Не знаю, – отводит взгляд, – я не позволял себе думать об этом.
– Как же так? – искренне огорчается девчонка. – Всегда же о чём-то мечтается.
Геллан пожимает плечами.
– Я мечтал жить с мамой и сестрой. Чтобы у меня был настоящий дом, где звучит смех и никто никого не боится. Чтобы никто никого не унижал. Ни словом, ни силой. Я и сейчас хочу этого. Никогда не понимал и не принимал издевательств над деревунами или мохнатками. Они не лучше и не хуже людей. Они просто другие. Но разве можно их за это уничтожать?
– Да ты Робин Гуд, Геллан! – она неожиданно хватает его за руку. Ладонь горячая – он вздрагивает от её прикосновения. – Я всё голову ломала: зачем ты позволил им идти с нами? Этому скалящемуся Раграссу, мутной лендре и магу, у которого вообще непонятно что в голове и какие камни за пазухой. Причем парочку он точно для тебя готовил – зуб даю!
Он не знал, кто такой Робин Гуд, но знал: лучше не спрашивать. Поймал мыслеобраз и молча согласился: Дара всё поняла правильно. Фургон неожиданно тряхнуло, и Дара, не удержавшись, упала ему на грудь.
– Блин. Так и без зуба можно остаться! Вот оно: думай, что говоришь, а то сразу и сбудется. – хохочет Небесная, а он перестаёт дышать от её близости.
Дара отстраняется, и Геллан наконец-то втягивает в лёгкие воздух.
– Больно, да? – тревожится девчонка. – Прости, я не специально. Тряхнуло ж…
Геллан кивает, боясь, что голос дрогнет, если он скажет хоть слово.
– Так что там с охотниками? – спохватывается Дара.
– Я не знаю, откуда они взялись и какие на самом деле цели преследуют. Вначале это походило на какую-то чудовищную насмешку. Нас не так-то просто поймать. А победить – вовсе смешно. Но с самого начала охотились они с магическим оружием – ты видела.
– С мухобойками этими, что ли?
– Колотушками, – поправил Геллан. – достаточно зацепить – и всё. Парализует на время. Но этого достаточно. Я никогда не видел, но слышал о стакерах. что ни живы, ни мертвы. Они умеют только сражаться. По приказу. Но сражаются, не заботясь, выживут или нет. Главное – достичь цели, которую перед ними ставят. Такие – уже не стакеры, а слепое оружие.
– Зомбаки, короче, – вздохнула Дара. – А как ты догадался?
– Ты назвала их рыбоглазыми. Охотники особо не выделяются, чаще купцами прикидываются. В толпе на таких внимания не обратишь. Но у них есть особая примета – всегда выпуклые бесцветные глаза.
– Нехорошо это, Геллан, – девчонка поёжилась и обхватила плечи руками, словно замёрзла. – Кто-то создаёт армию. Мне так кажется.
Геллан нахмурился, пытаясь понять, что имеет Дара в виду.
– Ну, толпа воинов – это армия. Такие толпы сметут всё на своём пути. Будут убивать по приказу всех подряд. Войной пахнет.
Он недоверчиво покрутил головой:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Зачем? Мы живём разобщённо, соседи друг друга еле-еле знают. С кем воевать? С меданами? Мохнатки, деревуны, кровочмаки и так порабощены после последней войны.
Дара обняла Сильвэя. Кош заурчал, жмуря глаза.
– А что ты знаешь о последней войне, Геллан? У вас такая чехарда с историей – ничего не понятно. Какие-то отрывки, легенды, песни.
Он пока не мог понять, зачем ей эти сведения, но раз она просила, интересовалась, значит нужно рассказать.
– Война случилась лет пятьсот назад. После неё человек стал главенствовать, остальные расы подчинились. Маги выступали на стороне людей, а потом удалились на остров. После войны исчезли драконы – прародители всего живого на Зеоссе. И тогда появились дикие боги.
– Что-то не видела, чтобы вы тут кому-то поклонялись, – насмешливо протянула Небесная, – вы их даже не за каждым словом вспоминаете, богов ваших диких. Никаких церквей, молитв, ну, и всего того, что прилагается к вере. Кресты там, свечи…
Девчонку несло, она раскраснелась, шевелила пальцами, пытаясь вспомнить о вере из другого мира. Он не хотел слушать и понимать. Особенно не хотел спрашивать. Лучше увести разговор в другую сторону, чтобы не всколыхнуть, чего не надо. Тем более, что мыслеобраз Геллан ухватил.
– Говорят, но весьма неохотно, что до войны была другая религия. И наши боги не дикие, а есть всего лишь один – Старый бог. Но об этом предпочитают не вспоминать, а если вспоминают, то шёпотом или молча. Никогда не интересовался откуда что берётся. Принимал, как должное и не хотел вникать глубоко. А дикие боги – стихии. Им не молятся, а почитают. Для этого есть гардии в обителях, для этого существуют охранные знаки, которым учат муйбы в каждом поселении.
Дара фыркнула:
– Дикие, Старый, драконы… Запутались вы. Или вас запутали спецом. Каша какая-то беспросветная. Ничего не понимаю – честно. Не знаю, что происходит, но, кажется, что-то всё же подтряхивает Зеосс, как вот наш фургон на ухабах.
– Ну да. – Геллан кивнул и улыбнулся. – Иначе ты не появилась бы. Небесные грузы появляются накануне потрясений. И Жерель тоже. Источник силы.
Они помолчали, думая каждый о своём. У Дары – упрямо сжаты губы, а глаза сверкают сердито. Затем она моргнула и провела рукой по лицу.
– Я бы не хотела пережить ещё раз то, что случилось в таверне, – голос дрогнул, губы скривились. Кажется, тронь – и заплачет. Девчонка судорожно сглатывает, яростно мотает головой, будто хочет вытрясти воспоминания. – Но, похоже, у меня нет выбора. И впереди будет много всякого, да, Геллан?
– Я бы хотел, чтобы ничего не было, – тихо говорит он, осторожно проталкивая слова наружу.
– Думаешь, я дура, да? Думаешь, не понимаю? Хотеть и не будет – большая разница. Я испугалась, когда увидела тебя на полу этой дурацкой харчевни. Первая мысль: а что я буду делать без тебя? Вот такая эгоистка. Не о тебе, а о себе, любимой.
– Не наговаривай на себя, Дара.
Ему хотелось успокоить её. Прижать к груди. Соврать.
– Да чё мне наговаривать-то… правду говорю.
Ещё немного – и из-под ресниц блеснут слёзы. Он не хотел их видеть.
– Давай выбираться отсюда. Сядем на коней, проветримся. Скоро город. И запомни: я жив. И никогда не брошу тебя.
– Угу. Пока жив.
Её начинало подтряхивать. Видимо, выходил испуг. Слеза-таки покатилась по щеке. Девчонка с размаху стёрла мокрый след, злясь на слабость.
– Если говорю, что никогда не брошу, значит придётся жить. Шевелись, Дара, или я тебя выволоку наружу за шиворот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Попробуй только, – ощетинилась девчонка и, зло зыркнув, на ходу выскочила из фургона. Видят дикие боги, такой она нравилась ему больше.
Он спрыгнул вслед, хотя плохо чувствовал ноги. Его подхватил Сандр, не дал упасть. Геллан молча пожал ему руку в благодарность. Да стакерам слова и не нужны: не зря называли их братьями, нередко они чувствовали друг друга даже на расстоянии.