– Я тоже полежала бы так хоть на полу, если бы мне кто-то положил подушку.
– Что, инсульт? – отрывисто спросила Саша.
– Да, а ты никак медик?
– Медсестра.
– Тогда слушай, девонька, купи лекарства, шприцы… и действуй сама. Нет смысла везти ее в больницу. Время-то какое. Лекарств нет, врачам не платят! – Женщина махнула рукой. – Ты кто ей?
– Я? Невестка.
– Тогда решай.
– Сегодня я останусь, а завтра… – начала вслух размышлять Саша.
– Меня завтра уже не волнует, – перебила ее врач. – На, подпиши заявление, что от госпитализации отказалась.
Проводив врача, Саша быстро помыла руки и села на табурет рядом с больной, которая продолжала лежать на полу. Поднять ее Саша сама не могла.
– Что же делать? – Она пошла в гостиную, где на полке рядом с телефоном лежала записная книжка.
«Рая – подруга,
Тетя Лиля – тетка,
Веня – однокурсник…»
Саша торопливо листала замусоленные страницы, судорожно пытаясь решить эту новую, свалившуюся на нее проблему.
Так ничего и не придумав, она отправилась на кухню. Вскипятила чайник, нашла заварку и заварила чай прямо в кружке, предварительно отмыв ее до хруста содой. Еще с детства такие простые действия включали Сашин мозг в работу.
«Надо Галку разыскать!» – вдруг появилась спасительная мысль.
Саша бросилась к телефону, сама не заметив, как на автомате вместо нужного номера набирает домашний.
– Але! Кто это? – раздался в трубке звонкий детский голос.
– Ой, сынок, – опешила Саша. – Это я, мама!
– Мамочка, бабушка заболела, – тревожно затараторил Павлик. – Приходила участковая и сказала, что у нее воспаление чего-то. Бабушка так сильно кашляет, почти все время. Я ей чай с малиной даю, а за лекарствами еще не ходил.
– Сиди дома, милый! Я… скоро буду!
«Ну вот, пришла беда – отворяй ворота!» – рассеянно подумала она, набрав наконец-то правильный номер.
– Галочка, выручай!
– Всегда так, о Галочке вспоминают, только когда что-то нужно, – добродушно проворчала та.
Они с Сашей не общались уже год.
– Слушай, записывай адрес, лови машину и скорей приезжай!
– Нет, ну это надо же! Человек сидит, сериал смотрит про любовь!.. Ладно, ладно, уже еду, видно, не судьба.
Галя была однокурсницей Саши в медучилище. Толстая сладкоежка всегда излучала доброту, всем с готовностью помогала, и девчонки ее просто обожали. Как-то Саша сказала подруге:
– Ты бы похудела, мужики б за тобой табунами бегали.
– Знаешь, по секрету, я так не люблю свое тело! – Галка заговорщицки посмотрела на Сашу. – Особенно это место. – Она показала у себя между ног. – Фу, как котлета недожаренная…
– Дура ты, Галка! Себя надо любить. К тому же от таких, как ты, аппетитных пышечек некоторые мужчины просто млеют.
Подруга покраснела, но больше с Сашей не откровенничала.
…Не зная, чем себя занять, пока не приедет Галка, Саша вновь принялась листать телефонную книжку и вдруг наткнулась на запись, сделанную рукой Давида: «Толик Сысойкин», далее следовал номер. Она вспомнила, что Давид несколько раз рассказывал ей о своем друге Толяне. «Это мой единственный надежный товарищ», – говорил он. «Наверное, тот самый», – подумала Саша и, даже не решив для себя, зачем это делает, набрала номер.
– Конечно, приду. Мне тут пять минут дойти, – тут же ответили на другом конце провода.
И действительно, Толик появился очень быстро. Высокий, плечистый, казалось, он сразу заполнил собой всю маленькую квартиру.
– Чего это Циля на полу? – окинув удивленным взглядом прихожую, неуместно хохотнул Толик.
– У нее инсульт.
И тут произошло то, чего оба не ожидали. Они начали хохотать, доходя до истерики, вытирали слезы, пытаясь остановиться, а потом снова смотрели друг на друга, и все продолжалось до тех пор, пока в дверь не позвонила Галя.
– Вы что, придурки! А ну взяли и перенесли больную на кровать! – скомандовала она.
Конечно, без Толика сделать это не удалось бы. Почему-то парализованное тело тяжелее вдвое.
– Тут нужен круглосуточный уход, – сказала Галя, задумчиво почесав в затылке, – полторы тысячи баксов, и я согласна!
– Ты что, охренела, подруга?! – грубо усмехнулся Толик. – Таких расценок нет!
– Значит, будут! – отрезала Галина.
– Хорошо! Вот задаток. – Саша протянула подруге пятьсот долларов, с грустью подумав, что жизнь, похоже, летит к чертям, если даже такие люди, как Галка, в первую очередь говорят о цене. – Я позабочусь о деньгах.
– Завтра суд! Ты придешь? – Почему-то в голосе Толика не было надежды.
– Ну, разумеется, приду, – сухо ответила Саша. – По-моему, было глупо задавать мне такой вопрос.
* * *
Как Саша и предположила, у матери оказалось воспаление легких. Павлик весь день самоотверженно сидел возле больной и менял на ее лбу компрессы.
Увидев дочь, Мария Александровна расплакалась:
– Пашка голодный. А я даже не могу подняться с постели, чтобы сготовить обед. Как же мы станем жить дальше? Я ведь не молодею.
– Все будет хорошо, мамочка! Я что-нибудь придумаю.
– Лучше возвращайся домой. Давида точно посадят!
– Не каркай, мама! – вспылила Саша, но слова матери вернули ее в реальность. Надежды было очень мало.
* * *
Суд длился шесть часов. Когда судья читал приговор, все замерли: «…виновен в смерти отца… Лишается свободы на пятнадцать лет…» В голове у Саши звучали только эти две фразы, остальное было как в тумане. «Виновен… Пятнадцать лет…»
Она догнала адвоката и вцепилась в его рукав:
– Как же так?! Вы ничего не сделали! Я столько вам заплатила!
– Милочка, иногда деньги не помогают! – Он стряхнул Сашину руку, как прилипшую крошку, и сел в машину.
– Подонок! Сволочь! – Саша брела по улице, а перед глазами стояла улыбка недоумения на лице Давида и недоверие к ней в его сразу ставших стальными глазах.
Она смотрела на него сквозь решетку и ждала каких-нибудь слов, но Давид повернулся и молча вышел из зала суда.
– Я все сделаю! Тебя выпустят! – крикнула ему в спину Саша без веры в сказанное.
Он ничего не ответил. «Раз любовь теперь за решеткой, надо жить без любви!» – ее подхватила черная туча отчаяния и тоски.
12. Сговор
Пятнадцать лет – это почти что целая жизнь. Она, Саша, к тому времени уже постареет. А каким станет Давид? Пятнадцать лет за решеткой наверняка сломают его неокрепшую душу. И домой вернется совсем другой человек. Да и вернется ли? Если верить газетам и слухам, в тюрьме выживают сильнейшие. Точнее, наглейшие. А Давид… он такой юный, доверчивый, мягкий…