— О, Господи, — сказал Сандервиль, доставая компас, — мы, должно быть, идем неверным путем. — Он покосился назад, на разноцветную толкающуюся толпу. — Ну, конечно, указывая пальцем, профессор чуть не проткнул сержанта, — экипаж в этом направлении.
О'Рейли еще раз внимательно посмотрел на Анне-Лиз, прежде чем повернуться опять к Сандервилю. — Могу я проводить вас, сэр? Я уверен, что вы легко найдете дорогу, но я ради компании, — поспешил он добавить дипломатично.
Как человек общительный, Сандервиль немедленно согласился. Держа Анне-Лиз за руку, он последовал за О'Рейли. Профессор предложил ему поехать с ними, и когда они прибыли к дому комиссара, то уже были почти друзьями. Анне-Лиз Конран понравился сразу же. Его обаятельная прямота позволяла ей чувствовать себя с ним легко. Всю дорогу Конран веселил их, рассказывая анекдоты. Вот и сейчас, слезая с повозки, Анне-Лиз и профессор смеялись над рассказом Конрана о разговоре приходского священника с викарием.
Пожилой человек с тонким лицом, в таком же, как у Сандервиля, пробковом шлеме, в льняном костюме вышел из ворот комиссара и, увидев профессора, осторожно подкрался к нему сзади. Надвинув шлем профессору на глаза, старик стал колотить Сандервиля по спине, так что полетела красная пыль. Оскорбившись, Сандервиль закрутился волчком. Старик отступил, закинул голову и издал вибрирующую трель, когда-то, видимо, слышанную им в Аравии или на Среднем Востоке. Рев Сандервиля перешел в крик радости и, к удивлению Анне-Лиз и Конрана, профессор залился такой же трелью, протягивая руки к старику и прижимая его к себе.
— Джамисон, старый хрыч!
— Мартин, старый ты мешок барахла! Обгорелые твои уши!
— Ха! Посмотри, что я отколол, — Сандервиль тут же вытащил из глубокого кармана своего поношенного костюма кусочек разбитой керамики. — Позавчера. Посмотри теперь сюда…
Сандервиль и Джамисон, забыв обо всем, как будто перенеслись в другой, только им интересный мир. Болтая увлеченно, как школьники, они шли к дому комиссара.
Анне-Лиз и Конран удивленно смотрели на них. Наконец Конран предложил Анне-Лиз руку.
— Могу я иметь удовольствие, мисс Девон?
— Конечно, сержант О'Рейли.
Они прошли в ворота. В середине роскошного многоцветного сада была расположена обширная резиденция комиссара. По саду были расставлены столы, укрытые от жаркого солнца большими зонтиками. Народу собралось много.
— Это, конечно, — начал сержант, когда они с Анне-Лиз шли под руку через лужайку, — как простой сержант, я чувствую себя более удобно в этом собрании высшего общества с прекрасной дамой, держащей меня под руку. Мой пропуск, если можно так сказать.
— Теперь вы поняли, сержант, как надо появляться. — Она положила другую руку ему на запястье и улыбнулась. — Я же испытываю истинное удовольствие от того, что иду под руку с мужчиной в такой красивой форме: прямо два голубя среди павлинов.
О'Рейли выпятил грудь, и его походка и впрямь стала так похожа на голубиную, что Анне-Лиз засмеялась.
— Взгляните на даму в шляпе с перьями, так гордо вышагивающую, — сказал он, кивнув. — Правда, и она похожа на птицу из стаи?
Конран был первым за долгое время, кто заставил ее смеяться. Ей так этого не хватало! Казалось, что он разгадал ее затаенную печаль; и во время последовавших позже его визитов в бунгало профессора Сандервиля он прилагал все усилия, чтобы облегчить Анне-Лиз сердце. Через некоторое время стало ясно, что он привык к ней, и когда Анне-Лиз пришло время покидать Дели, ей было ужасно жаль расставаться с Конраном.
Конран, по-видимому, не собирался расставаться.
— Я увижу вас и профессора снова, не волнуйтесь, — сказал он в последний их вечер в Дели. — Что бы я хотел знать, — сказал он, наклонившись к ней, когда они вышли на веранду, — будете ли вы этому рады?
Анне-Лиз задумалась. Она знала, что такой вопрос будет, но не знала, как на него ответить. Фактически он спрашивал, желает ли она принять его ухаживания. Ее ресницы опустились. Как могла она сказать, что глупо влюблена в человека, который использовал ее и бросил, как ребенок сломанную игрушку? О, нет! Дерек не был таким бессердечным, она знала это. Если бы только он пришел к ней и порвал честно и чисто! Она разочаровалась в Дереке, и это было так больно, так обидно! Ведь почти с детства Анне-Лиз была влюблена в него, он представлялся ей замечательным, храбрым героем. Теперь она больше не маленькая девочка, а ее мечты — уже не детские. Хотя многие мужчины из армии и окружения комиссара интересовались ею, она знала, что с ними ей будет хуже, чем с Конраном О'Рейли. Он был честен, добр, предан и обладал плутоватым юмором, часто доставлявшим ей удовольствие. Добрый человек, он был ласков с ней, как с больным ребенком… и все же она не любила его. Хотя Конран О'Рейли стоил любви.
— Конран, — сказала она мягко, — я не стану лгать вам. Я люблю другого мужчину. Я хотела бы любить вас, но…
Он прижал палец к ее губам.
— Желание что-то сделать — уже шаг к тому, что ты это сделаешь. Я иногда принимаю желаемое за действительное и, когда это переходит границы, я знаю это. То же самое по отношению к вам. Вы поедете в Аллахабад, и мы увидим, что сделает время с вашей утраченной любовью.
Он нежно поцеловал ее в лоб и вышел. Анне-Лиз смотрела, как он уходит по аллее, ведущей от белого, опрятного, похожего на имбирный пряник домика, где остановились профессор Сандервиль и Анне-Лиз. Увидеться им было суждено месяц спустя в Аллахабаде.
Анне-Лиз расчесывала перед сном волосы, когда услышала индийских музыкантов на лужайке перед домом, который арендовал профессор в Аллахабаде. Она бы не удивилась, если бы они исполняли, и довольно неумело, песенку «Темнота — цвет моих истинно любимых волос». Накинув пеньюар, она подошла к окну и выглянула: дирижировал сержант Конран О'Рейли. Тепло наполнило ее сердце. Возможно, она не любила Конрана так, как бы ей хотелось, но теперь она любила его больше, чем в Дели. Он вернул радость в ее душу, и это было все, чего она могла просить у Господа. Видимо, она никогда не полюбит другого мужчину, как Дерека. Но ведь его нет с нею, а жизнь слишком коротка, чтобы потратить ее всю на жалость к себе.
Запахнув пеньюар на ночной рубашке, она прошла мимо удивленной домашней прислуги на веранду, выходящую на лужайку. Профессор Сандервиль уже был тут. В лунном свете под лимонным деревом с молотком для крокета в руках он выглядел очень забавно.
— Ну, — произнес Сандервиль, растягивая слова, когда она шагнула к нему, — следует ли мне наказать этого сумасшедшего ирландца и послать его подальше?