упрощены и укрупнены. Всё потому, что на третьем этапе работы, когда строительные леса разобрали и Микеланджело впервые увидел готовую роспись целиком, ему показалось, что фигуры слишком малы, чтобы рассмотреть важные детали, и потому техника третьего этапа слегка отличается. Занимательны и отдельные моменты композиции, нетипичные для религиозных сюжетов. Так, в сцене изгнания из Рая змея-искусителя изображает женская фигура; а запретный плод, в отличие от большинства других работ — это не яблоко, а инжир. При рассмотрении также обратите внимания на прекрасные лица Адама и Евы, которые позже обезображены грехопадением.
— Не мудрено, — поддакнула вполголоса Мэриэн, склонившись к Джареду.
— Каждый сюжет на потолке наполнен революционными деталями, — взяв дыхание, продолжил Тео, — В сцене сотворения Адама Господь впервые был изображён в движении. Существует гипотеза, что очертания ткани вокруг его фигуры повторяют контур человеческого мозга. Однако в противовес ей многие искусствоведы считают, что это контур женской матки, и это объясняет наличие у Адама пупка. Фигуру Творца, к слову, Микеланджело отложил на самый последний этап, так как ему было важно отточить мастерство. Отточил он его на триста сорока двух фигурах, изображённых на потолке до этого. Изначально их было больше, но часть спустя четверть века уничтожил сам автор, чтобы освободить место для росписи алтаря. И вот теперь мы возвращаемся к сцене Страшного суда. Микеланджело очень неохотно брался за эту работу, и в итоге спровоцировал ужасный скандал, написав большинство образов совершенно нагими. Кроме того, возмущение общественности было вызвано неортодоксальным ликом Христа. Здесь он безбород и очень мускулист, напоминая больше Аполлона Бельведерского. Мощной рукой он вершит правосудие, пока Дева Мария склонила голову и отвернулась, чтобы не видеть своего сына в этом страшном акте. Вместе с ним на алтаре изображены двенадцать апостолов, каждый из которых держит в руках символ собственной смерти. С критиками своей работы Микеланджело сыграл злую шутку, написав их портреты в образах демонов преисподней. Особенно сильно пострадал церемониймейстер Бьяджо да Чезена, которого художник изобразил в образе Миноса, да ещё и с ослиными ушами, как бы намекая на умственные способности своего яростного критика. Чезена даже обратился к Папе с жалобой, на что получил отказ с формулировкой: «я не властен ни над адом, ни над чёртом, договаривайтесь с художником без моего участия».
Олив заметила на лицах Уэйнрайтов улыбки, и только Саймон и Хелена, стоящие чуть в стороне, кажется, не особо были настроены слушать рассказ гида. Они с интересом рассматривали помпезный интерьер комнаты Рафаэля и время от времени о чём-то перешёптывались.
— Надо признать, что возмущённые настроения в папском окружении не угасали ещё очень долго, — продолжил Тео свой рассказ, — Уже после смерти Микеланджело Буанарроти папа Пий Четвертый поручил его ученику Даниеле да Вольтерра прикрыть срам на алтаре. С большим уважением к учителю, Вольтерра выполнил этот заказ, за что был издевательски прозван Il Braghettone, в переводе «штанописец». После реставрации многие его поправки были убраны с фрески, и поэтому сегодня она предстанет перед вами практически в первозданном виде. А теперь ещё раз проговорим правила поведения в капелле. Очень важно соблюдение тишины, поэтому прошу вас перевести гаджеты в бесшумный режим. Громко переговариваться не стоит. Фото и видеосъемка запрещены. Детей лучше взять за руки и перед самим входом ещё раз напомнить им о соблюдении правила тишины. Головные уборы лучше снять, колени и плечи, а также зона декольте у девушек должны быть прикрыты, — на последних словах Тео развёл руками и шутливо добавил, — Что же, я сделал всё что мог, теперь прошу вас проследовать за мной.
* * *
— Silenzio (*прим. авт. «тишина»), — разлетелось громогласное предупреждение швейцарского гвардейца по капелле.
Сейчас Олив ощущала невероятное спокойствие. То ли оттого, что в суете музейного марафона не сразу заметила, как много людей скопилось в залах и галереях, и это осознание выкачало из неё последние силы; то ли потому, что внезапно осознала, ГДЕ оказалась.
Тео стоял совсем рядом, как и прочие, он запрокинул голову и теперь, сдвинув брови, внимательно вглядывался в ветхозаветные сюжеты. Незадолго до того, как они вошли в капеллу, он попросил всех экскурсантов не переговариваться даже шёпотом.
— Пар, выделяемый при речи, может быть губителен для фреск, — пояснил он, смерив серьёзным взглядом Уэйнрайтов.
— Мы поняли, — покивал Джаред и, пригнувшись к детям, снова попросил их соблюдать абсолютную тишину.
— Прекрасно, — Тео толкнул массивную дверь, и они вошли в просторный зал капеллы.
Когда неподалёку освободились места на прозрачных пластиковых лавках, Тео проводил Олив к ним и жестом пригласил присесть. Они сели рядом и вот так, едва касаясь друг друга плечами, сидели уже несколько минут, рассматривая сюжетные фрески и, конечно, алтарь.
Страшный Суд больше всего впечатлил Олив. Невероятное количество детализированных персонажей передавали разнообразные эмоции. В то время, как ошеломлённые праведники взбирались в рай, а ангелы торжественно трубили суд, на лицах грешников отражались лишь отчаяние и безграничный ужас. Грозный жест Христа, спокойное смирение Девы Марии и неумолимость расплаты, отражённые в лицах и фигурах персонажей, поразили Олив до глубины души. Предательские слёзы снова выступили и затуманили взгляд.
— Silenzio, — вновь разнеслось по залу.
Тыльной стороной ладони она провела по глазам, надеясь, что её жест останется незамеченным. Однако боковым зрением она уловила, что Тео пошевелился. Слегка пригнувшись к ней, он выудил из кармашка своего пиджака, который сейчас болтался на её плечах, сложенный вчетверо клетчатый платок и протянул его Олив.
Она благодарно кивнула и, неловко улыбнувшись, промокнула слёзы. Поразительный человек. Поразительное место, из которого не хочется уходить. Олив вновь запрокинула голову и вгляделась в сюжет рождения Адама. Касание, которое знает весь мир, и вот она сидит вот здесь, прямо под этим шедевром и смотрит на настоящую роспись Микеланджело. Реальность навалилась всей своей мощью на её плечи и Олив, сдавленно всхлипнув, постаралась выдохнуть весь скопившийся в лёгких воздух.
Ей нужно было оказаться здесь ещё две недели назад, может, рядом с величием столь монументальной истории, она бы не горевала так о чём-то, что теперь казалось мелким и незначительным. С другой стороны, тогда бы она не повстречала Мейв и Тео, и это было бы настоящим упущением. Хорошо, что всё сложилось, как сложилось. Но от чего вдруг стало так горько и обидно за себя?
Поток мыслей прервал мягкий толчок в плечо. Олив опустила глаза и встретилась взглядом с Тео.
— Нам пора, — прочитала она его бесшумный шёпот по губам.
Он указал на большую дверь в углу, около которой уже стояли Мэриэн и Джаред. Олив ответила кивком, и,