И что будет в том новом дне? Какие пути перед нами лягут.
Мэб улыбнулась. Загадочно и даже немного кровожадно.
— Не знаю, — честно ответила она. — И в этом и есть вся красота, Эш. В незнании. А если мы чего-то не знаем, значит ошибаемся, а когда ошибаемся — ищем правильные решения. И этими решениями двигаемся вперед и создаем что-то новое. Что-то свое.
— И ты думаешь — это твое новое будет лучше?
— Может и не будет. Может оно будет страшнее всего, что мы видели прежде, но… это все еще будет что-то новое, Пепел. Так что в третий раз я спрошу — почему ты против нас?
Волшебник посмотрел на собеседницу, после чего вздохнул и отвел взгляд в сторону.
— Я просто хочу еще раз их всех увидеть. Еще раз с ними смеяться и плакать. Путешествовать. Страдать. Радоваться. Еще раз испытать все это.
— Даже если не будешь помнить?
— Не важно, — улыбнулся волшебник. — Мне будет достаточно того, что я знаю, что это произойдет. Мне не нужно верить или надеяться, Мэб. Я знаю.
Королева кивнула, поднялась на ноги и подняла свое посох копье.
— Значит, битва? — спросила она.
— Значит — битва, — согласился Пепел. — Как было, есть и будет, ибо если ты здесь, значит мы уже сражались… сражаемся… сразимся вновь.
И все вокруг них закипело.
Глава 1802
Из сердца древнего поля битвы вырвался водоворот магии. Вихрем красного и черного цветов, он расплескался между двумя сверхъестественными существами, каждое из которых являлось воплощением первобытных сил, таких же древних, как и сам мир.
Волшебник Пепел, облаченный в красные одеяния, мастер пламени и Истинных Слов, стоял напротив Ледяной Королевы Мэб, закованной в доспехи, владычицы Зимнего льда и холода Мрака.
Их столкновение могло бы стать сценой той самой — разрушительной красоты, о которой так часто поют менестрели и слагают легенды барды.
Каждое их движение создавало пульсации силы, которые танцевали необузданными стихиями, с прытью кисть художника по полотну трещащей реальности.
Волшебник Пепел, воздевший посох над мигом поседевшей головой и состарившимся лицом, повелевал танцем огненной ярости с властью, которой будто пыталось поклониться само мироздание.
В его глазах светились угли забытых костров, пламя, зародившееся в глубинах древних вулканических печей. Его руки сплетали в воздухе сложные узоры, порождая вибрирующие от силы иероглифы, которые пылали ярче упавших звезд и в своем пылающем шлейфе они рождали воинов с телами из языков пламени. Каждый огненный воин воплощением трещащего накала действовал по приказу Пепла став огненной мелодией играющей на струнах воли мага.
Но прежде, чем этот оркестр пылающих чучел смог сорваться в атаку, Королева Мэб протянула руки, и ледяной ветер пронесся над полем битвы.
Каждый порыв звучал дыханием из сердца зимы, несущим с собой истовый мороз и тягость ледяного одиночества. Огненные воины встретили холод лицом к лицу и их раскаленные тела начали покрываться темной коркой. То, что когда-то было пламенем, танцующим в унисон, теперь стояло ледяными скульптурами, застывшие в своих свирепых позах, отражая на доспехах свет внезапно взошедшей на небосвод луны.
И все же даже в своем застывшем молчании воины несли в себе сила и власть породившего их огня.
Однако Маб еще не закончила.
Один взмах руки и каждая скульптура разлетелась на тысячи осколков, осыпав поле боя безмолвным реквиемом по огню, который так и не успел погрузить мир в ярость пылающей страсти.
Не закончил и маг.
Пальцы волшебника чертили в воздухе круги, каждым новым символом извлекая из земли лезвия из раскаленного, расплавленного металла. И словно в процессе ковке внутри лучшей из кузен, они шипели и плевались, приобретая очертания мечей и сабель. Их огненная сталь буквально бросала вызов власти льда Мэб.
Еще один взмах посохом и, рассекая воздух смертельным свистом, со скоростью быстрейших из стрел они отправились в полет, устремляясь к Мэб.
Ледяная королева в мгновение ока подняла руку, и из кончиков ее пальцев расцвел ледяной голубой свет. Ножи, застывшие в воздухе, на мгновение зависли в воздухе, а затем с грохотом упали на землю. Быстрым движением руки лезвия трансформировались, их раскаленные лезвия угасли, затянувшись кристаллическим инеем.
Однако где-то внутри, под коркой льда, их огненная суть так и не угасла, и теперь лезвия мерцали неземными лепестками цветов, каждый из которых с жадность голодной пасти бездонного мрака ловил свет и преломлял его в призме радужного соцветия.
В сердце их бури, порожденной битвой двух магов, Мэб создала свой собственный водоворот — ледяной вихрь, в котором кружились клинки тьмы. Это были не обычные мечи, а замысловатые кристаллы из мороза и тени, каждая сверкающая сосулька служила воплощением ее холодного царства. Кружась вокруг волшебника, они пытались ужалить его тенями и льдом, угрожая завлечь Пепла в свой леденящий душу балет.
Однако Пепел, Кровавый Генерал, был не чужд танцу войны и стали. Его пламя, верное и вечно ждущее приказа, с радостью верного пса закружилось вокруг него в зажигательной контрмелодии, противопоставляя морозу огонь, тени — свет. Там, где холод стремился укусить, тепло целовало. Там, где тьма стремилась поглотить, пламя рождало свет.
И вот, ледяные клинки начали дрожать под неумолимым жаром, их некогда четкие силуэты расплывались в неясных омутах пара и жара.
Каждая капелька сдавшегося льда трансформировалась под огненной властью волшебника.
Стоило вытянуться сморщенной, старческой руке и хриплому голосу прошептать древние слова, как расплавленные бусины скрутились в конвульсиях словно возрожденные души. И из этих светящихся углей возникли фениксы, блистающие своим огненным оперением. Их тела были созданы из чистейшего пламени, а клювы несли блеск тысячи солнц.
Эти вновь рожденные огненные существа парили, сбросив оковы своего ледяного прошлого. Они прочертили полосы пламени на черном полотне неба — пылающим балетом непокорности ледяной цитадели королевы Холода. Их триумфальные крики эхом разносились по полю боя — гимн феникса, сотканный из нитей возрождения и обновления, провозглашающий непреложную истину их существования: Из пепла восстает огонь.
Но вот ледяные губы зашептали и вспыхнуло льдом копье-посох.
Под заклинанием Маб пламенные фениксы заплакали огненным ливнем. Их крылья, недавно парящие в балете, изломались. Словно танцоры, внезапно забывшие ритм, они замешкались в своем огненном полете. Их огненная решимость оказалась укрощена; заменена чарами, манящими птиц к земле.
Фениксы начали снижаться, прочерчивая спирали завораживающей грации в леденящем воздухе, их огненные крылья утихали под прохладным, легким, но твердым прикосновением синего льда.
Свет убывающей луны улавливался каждым пером, покрытым