славились буквально ослиным упрямством и…
Вспомнил? Откуда он мог это вспомнить?
— Генерал, — Бадур окликнул Хадажра вырывая того из своих мыслей. — Подтверди Равару, что ведунья Дубрава изгнала из тебя скверну, что невозможно сделать с теми, кто рожден в ней, а значит ты ближе к Северу, чем любой из чужаков.
— Да она… — начал было отвечать Хаджар, после чего осекся. — Что значит — нельзя изгнать скверну из того, кто в ней рожден?
— Видишь, Бадур! — потряс палицей Равар. — Он не знает даже таких простых истин!
Бадур что-то процедил, но слишком тихо, чтобы разобрать. Впрочем, учитывая обстоятельства, и не требовалось слышать, чтобы понять, что это какое-то местное ругательство.
— Скверна хуже любого паразита, генерал, — продолжил Бадур. — Если душа матери отравлена скверной, то и душа её ребенка так же будет покрыта пятнами скверны и те, кто рождены с такими пятнами, не могут быть очищены.
Хаджар пару раз хлопнул глазами, после чего выдохнул очередной облако пара. То, что сказал Бадур — не имело ни малейшего смысла. Он был рожден своей матерью — не просто “отравленной скверной”, а весьма талантливой практикующей.
И, более того — силу энергии Реки Мира Хаджар ощущал с самого рождения. Тем более Дубрава не смогла, как выразился Бадур, “очистить” его от скверны. Она лишь на какое-то время убрала энергию Реки Мира из источника, но теперь та, пусть и чрезвычайно медленно, возвращалась.
Получается — северянин лишь транслировал какой-то местный миф, призванный разделить в сознании жителей севера мир на “своих” и “чужих”.
Очередная байка, как и вера Лидуса и Балиума в то, что слабейшие из адептов способны взмахом руки испарять горы.
А если не байка?
Если не байка, тогда… тогда…
— Ну что замер, чужестранец, — прогудел Равар. — скажи уже что -нибудь!
Хаджар в очередной раз отвлекся от своих мыслей, еще раз посмотрел на Равара и Бадура, после чего вытряхнул пепел из трубки и убрал ту за пазуху.
Спустившись с крыльца, он подошел к сыну Агвара с удивлением обнаруживая, что они почти одного роста.
— Мы не звали тебя в поход, Равар, — ровным тоном произнес генерал. — Ты вызвался сам. Нам предстоит непростой путь и придется рассчитывать на помощь и поддержку каждого. Ни я, ни мои товарищи, не отступим, а ты?
Северянин сверкнул глазами и было даже замахнулся палицей, расслышав в словах то ли насмешку, то ли урон своей чести, но разум преобладал над гордостью.
Руки обмякли, и он опустил палицу в снег, после чего выдохнул и едва заметно кивнул.
— Ты прав, чужестранец, — с некоторой неохотой в голосе ответил Равар. — Сейчас не место и не время, чтобы выяснять вопросы крови. Между нами с тобой лишь слово.
Хаджар кивнул и уже собирался отвернуться к Бадуру, как на плечо ему легла довольно тяжелая ладонь.
— Но это не значит, что я простил тебе разрушение лабиринта, — процедил Равар, чьи глаза опять пылали. — а Бадуру — предательство наших людей. Когда представиться возможность, мы с тобой прольем кровь и праотцы решат, кто прав, а кто нет.
— Кстати о праотцах, — опомнился Хаджар. — нам потребуется транспорт, чтобы он смог выдержать вес троих людей.
— Людей, — фыркнул Равар. — тот безногий разве…
Северянин осекся, увидев взгляд Хаджара. Каким бы ребенком тот не считал северянина, но порой детям требуется хорошая взбучка.
— Это было грубо с моей стороны, — кивнул успокоившийся Равар. Не потому, что испугался — вовсе нет. А просто потому, что народ здесь был простой, но честный и думающий. — Его раны говорят о битве. Мои слова прозвучали оскорбительно. За это прошу прощения.
— А упряжка? — напомнил Хаджар.
Равар ненадолго задумался, после чего ответил:
— Мы прибыли на трех, — протянул он, что-то вспоминая. — я думаю, отец не откажется поделиться одной. Но вот с псами сложнее. С нами всего двое вожаков и в любой другой ситуации их можно было бы разделить. Один потянул бы нашу упряжку, а другой повел моего отца и его людей обратно, но сейчас…
Равар посмотрел на юго-восток, куда и лежал их путь, после чего покачал головой. Что он там увидел в небе, чего не видел Хаджар — для последнего оставалось загадкой.
— Скоро начнутся снегопады, видимость ухудшится и одного вожака на две упряжки может не хватить. Но, как я понимаю, у нас нет выбора, так?
Хаджар вместо ответа коротко кивнул.
— Что же, — вздохнул Равар и убрал палицу за пояс. — Я буду держать слово с отцом.
С этими словами он развернулся и направился обратно к главному зданию деревни.
— Он странный малый, но хороший человек и доблестный воин, — высказался подошедший к Хаджару Бадур. — В бою мы можем на него всегда рассчитывать.
— А что будет если он не сможет достать нам собак?
— Потянем упряжку сами, — пожал плечами Бадур. — Не впервой, да и… Генерал? Генерал!
Хаджар слышал слова, доносящиеся откуда-то издалека, а сам при этом все падал и падал глубоко в темноту, где звездами сияли воспоминания. То ли свои, то ли чужие, они перемешивались в сиянии памяти и уже сложно было отделить одни от других.
Глава 1804
— Ты чего?
Он открыл глаза.
Небольшой дубовый стол со слегка шероховатой поверхностью, на которой уже местами появились щербинки и трещины, и даже пара ожогов от углей из очага.
Он провел по нему ладонью, вспоминая как вырезал из поваленного дерева в прошлом сезоне. Впервые в жизни ему тогда удалось сделать что-то своими руками, а не разрушить.
— Остынет же.
Перед ним стояла миска с горячей, ароматной похлебкой из грибов, заправленная сметаной и зеленью, выросшей в их огороде.
Он поднял взгляд на её лицо. Успевшее за эти годы покрыться небольшими, едва заметными морщинками, но все такое же родное и любимое. Она улыбалась ему, попутно заправляя выбившуюся прядь черных волос за ухо.
— Я сегодня пойду к Листовке, — она крутила в руках чашку, пытаясь согреть пальцы. Почему-то она всегда мерзла. Даже в самые лучшие дни весны и лета. — У неё внук захворал. Второй день уже горячий. Попробую сделать пару отваров и, если получится, произнести нужные слова.
Он сдержано кивнул.
Листовка? Листовка… старушка — мать лесоруба,