— Что это за постройки? — спросил Александр, указывая на здания с куполами, разбросанные по равнинам.
— Конюшни, — ответил Марцелл. — Здесь богачи содержат своих лошадей. Внутри есть и бани, где можно помыться и переодеться. Вон там, — прибавил он, ткнув пальцем в сооружение у реки, — конюшни моего дяди.
Октавия с Ливией уже дожидались нас под сенью портика, сидя за прялками в окружении младших детей. Тония и Антония покорно следовали наставлениям матери, а Друз и Випсания беспрестанно хихикали. Октавиан, Агриппа и Юба стояли в коротких подпоясанных туниках, в сандалиях, кожаные ремни которых перекрещивались на мускулистых лодыжках. Из всех троих только Цезарь надел широкополую шляпу, спасаясь от наступающего дневного зноя.
— Александр, — начал Агриппа вместо приветствия, — ты знаток лошадей, поэтому на сегодня назначены скачки. Иди переодевайся, Марцелл и Тиберий покажут тебе, где выдают туники, а заодно найдут подходящий меч.
Брат посмотрел в мою сторону.
— А как же Селена?
— Твоя сестра превосходно проведет время за прялкой, — ответил Юба.
— Да она не знает, что это такое.
— Чтобы девушка и не умела прясть? — возмутилась Ливия.
— Она дочь царицы, — резко возразила Октавия. — Мать обучала ее языкам, а не труду прислуги.
— Лучше бы Клеопатра привила ей приличные манеры. А то еще кончит жизнь, обнимаясь с коброй.
Александр так и вскинулся, но Марцелл выступил вперед.
— Пойдем уже.
Брат обернулся. Я храбро кивнула и улыбнулась.
— Иди. Скачки не могут ждать. — А когда мужчины ушли, обратилась к Октавии: — Если позволите, я предпочту заниматься чтением. Или порисовать…
Тут Ливия рявкнула:
— Ты будешь делать то, что и все остальные! Пришлось мне сесть между Юлией и Октавией. Девушка тут же шепнула:
— С ней лучше не спорить.
— Почему же? — Голос Октавии прозвучал словно гром среди ясного неба, и дочери уставились на нее широко раскрытыми глазами, а семилетняя Випсания громко ахнула. — Нет смысла учить Селену ткать или прясть. Где она сможет использовать эти навыки?
— В семейной жизни, — сердито сказала ее невестка.
— Сегодня осталось мало мужчин, предпочитающих домотканые туники. Вряд ли ее супруг окажется одним из них. Не вижу причин, почему бы царевне не заняться рисованием.
Ливия уронила на колени деревянный челнок.
— Да? Малевать дурацкие здания и расписные урны? Ради чего?
— Ну, если все непременно должно иметь какой-то смысл, может, Витрувий возьмется учить ее архитектуре.
Супруга Цезаря подалась вперед.
— Архитектуре? Девчонку?
— А что?
— Твой брат никогда на это не согласится, — пригрозила Ливия.
Впрочем, она почему-то странно притихла, когда появились Октавиан с Агриппой и Юбой.
Я торопливо достала рисунки, ловя на себе восхищенные взгляды Юлии. Должно быть, она не могла взять в толк, с чего вдруг Октавия бросилась на мою защиту. А я, по-моему, догадалась. Это была неплохая возможность позлить недалекую и ревнивую женщину, которую навязал ей в родственницы Октавиан.
Когда подошли Александр, Марцелл и Тиберий, я не проронила ни слова. Даже услышав, как приемыш Цезаря хвастливо пообещал научить моего брата скакать на лошади. Потом молодые люди опять удалились, и между нами повисла гнетущая тишина. До полудня все точно воды в рот набрали. Один раз я подняла глаза и хотела что-то сказать Юлии, но та угрюмо повела головой из стороны в сторону.
Наконец невдалеке показались Марцелл с Александром, скакавшие впереди остальных, и дочка Цезаря поднялась.
— Возвращаются!
— Сядь на место, — велела ей Ливия.
Октавия одарила племянницу сочувственным взглядом.
Александр первым подъехал к самому краю портика и спешился, сияя от гордости. За ним подоспел Марцелл, заявивший:
— Знаешь, твой брат отлично ездит верхом.
Уже потом появились прочие.
— Где вы были? — спросила я.
— На учебных дорожках со столбиками, которые нужно объезжать. Селена, я даже в Александрии так не веселился!
— Неужто в Риме есть что-то лучшее, нежели в Александрии? — съехидничал Юба, ловко соскальзывая с коня.
Шагающий в нашу сторону Октавиан улыбнулся шутке и совершенно будничным тоном заметил:
— Да, наездник он превосходный. Сильнее Марцелла, а то и соперник Тиберию.
Последний сейчас же вскинулся:
— Подумаешь! Разве он что-нибудь смыслит в военной тактике? Ты сам говорил: тому, кто не освоил Саллюстия, нечего и влезать на коня.
— Ну, это всегда можно исправить, — вполголоса проговорил Агриппа.
Тиберий наигранно расхохотался.
— По-вашему, он когда-нибудь сравнится со мной и в знаниях?
Полководец задумчиво посмотрел на Александра.
— Как знать.
Юба опустил руку Тиберию на плечо.
— Пойдем окунемся в Тибре, — предложил он. — Какая разница, кто нынче был первым.
— Не вздумай! — вскочила я.
Мужчины повернулись, но мне было не до их недоумевающих взглядов.
— Разве можно бросаться в незнакомую реку?
Нумидиец весело рассмеялся.
— Действительно, вдруг на дне обитают морские змеи?
— При чем тут змеи, — отмахнулась я. — А крокодилы?
— Сожалею, царевна, что именно мне приходится говорить вам это, — промолвил Юба с ухмылкой, — но в Тибре не водится ни одного крокодила.
Я вопросительно посмотрела на Тиберия, и тот ответил высокомерной улыбкой.
— Видимо, даже ты не знаешь всего на свете.
Октавиан и Агриппа ушли за ними, а я вернулась на место.
— Не обращай на него внимания, — предложила Юлия.
— Да, но куда подевались крокодилы? Вы что, всех убили?
— А их тут и не было, — пояснила Октавия, опуская веретено. — Только рыбы, но они безобидные.
Интересно, каково это — плавать в речке? Я задумалась, а когда Марцелл с Александром разоблачились до исподних повязок, спросила Октавию:
— Мы тоже поплаваем?
— Что? В набедренных повязках? — возмутилась Ливия.
— И еще в нагрудных, — предложила я.
Випсания хихикнула в кулачок.
— В таком случае ты могла бы нагой проехать во время триумфа, — вставила жена Цезаря.
— До этого чуть не дошло, — едко напомнила ей Октавия.
Ливия подалась вперед и впилась в меня взглядом.
— Мой отец покончил с собой по вине твоего отца. И вот твой отец сам убивает себя из-за моего мужа. Мир тесен, не правда ли? Представляю, как твоя мать, собираясь в Рим, воображала себя нашей будущей царицей, желала примерить корону в Сенате. Но римлянам не по нраву женщины, которые разрисовывают лица, наряжаются в нитки бус или плавают в речках. Мы никогда не примем малолетнюю александрийскую шлюшку, мечтающую занять место матери. Я знаю, чего ты хочешь, — со злобой продолжала она. — Чтобы мой муж отослал тебя обратно в Египет. Скорее грек рассчитается с долгами в календы, нежели это случится!