— Подождите у окна.
Я протянул ему наши водительские права и свидетельства о рождении. Судья сказал:
— С вас семьдесят долларов. Кредитки и чеки не принимаем.
Я заплатил семьдесят долларов наличными, и судья сам заполнил заявления. Через пять минут мы уже стояли под деревцем, усеянным искусственными шелковыми цветами, в углу небольшой комнаты. Обстановку составляли две скамейки и рама, увитая лентами и старыми рождественскими гирляндами. Огоньки тихонько мерцали. Эбби посмотрела по сторонам и засмеялась. Судья Флетчер взял распечатку с текстом клятвы и посмотрел на Эбби поверх очков:
— Ты понимаешь, что будет с твоей матерью?
Эбби взяла меня под руку.
— Судья Флетчер, при всем к вам уважении… но ведь не она сейчас выходит замуж.
— Мне бы не следовало это делать, сама знаешь.
Судья имел в виду, что делает это не из чувства вины, хотя, конечно, так оно и было. Фраза получилась двусмысленной. Эбби вытащила из кармана мобильник и улыбнулась. Судья обернулся ко мне:
— Она вся в отца.
— Да, сэр.
— Ты, кажется, толковый парень. Ну так подумай хорошенько. Отвези ее домой, оставь у двери, а сам удирай в противоположную сторону.
Эбби уперлась руками в бока.
— Кто бы говорил — вы, образец благоразумия!.. Ваша честь, это единственный парень, который не трясется за свою шкуру. Вы бы могли у него поучиться.
Я снова шепнул:
— Ну, на самом деле мне немного страшно.
Эбби шепнула в ответ:
— Немного — это нормально.
Судья кашлянул.
— Мы собрались сегодня, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака, который, как заявил святой Павел, у всех да будет честен. Посему никто, — он посмотрел на нас поверх очков и нахмурился, — не должен приступать к этому необдуманно или легкомысленно, но с почтением, рассудительно, здраво и благоразумно, в каковом состоянии и пребывают сейчас эти двое, стоящие перед нами. Досс Майклз и Эбигейл Колмэн, таково ли ваше намерение — делить друг с другом скорби и радости, согласно данному обещанию, и любить друг друга, как подобает мужу и жене?
Я слышал, как он говорит «скорби и радости», но понятия не имел, о чем речь.
— Досс…
— Да, сэр.
— Берешь ли ты Эбигейл Грейс Колмэн в законные жены?
— Да, сэр.
— Подожди, сынок. Не спеши.
Я кивнул.
— Берешь ли ты Эбигейл Грейс Колмэн в законные жены? Обещаешь ли ты уважать и любить ее, и беречь ее в болезни и здравии, и оставить всех остальных, и хранить себя только для нее одной, пока вы оба живы?
— Да.
— Эбби, берешь ли ты Досса в законные мужья? Обещаешь ли ты любить, уважать и беречь его в болезни и здравии, и оставить всех остальных, и хранить себя только для него одного, пока вы оба живы?
Эбби ответила:
— Да.
В голове у меня по-прежнему звучали слова «пока вы оба живы».
— Эбби, повторяй за мной.
Глаза у нее увлажнились, и мне вдруг захотелось увести ее в церковь и устроить настоящую свадьбу. Эбби следовало выходить замуж в белом платье, а не в рубашке и джинсах. Платье со шлейфом, пятнадцать заплаканных подружек, готовых исполнить любую прихоть невесты, церковь, орган, певец, волынщик, священник в длинном одеянии, девочка с цветами, мальчик с кольцами… Но какой бы сценарий ни возникал в моем воображении, там неизбежно присутствовали ее родители — и счастливая улыбка Эбби исчезала. Она пережила бы пышную церемонию из чувства долга, но, вспоминая о ней, мы не испытывали бы радости. Улыбка на ее лице, обрамленном искусственными цветами и освещенном старыми лампочками, была бы невозможна, если бы в происходящем участвовали сенатор и Кэтрин.
Иногда, оглядываясь назад, думаю, что, возможно, мне следовало сделать первый шаг и предложить мир, но тогда я был недостаточно силен, чтобы встретиться с ее родными лицом к лицу. Я не знал, как это сделать, и, честно говоря, плевать хотел на их спокойствие. Главное — мир в душе Эбби.
Эбби закончила повторять клятву, и снова прозвучали эти слова — «пока вы оба живы».
Судья Флетчер обернулся ко мне:
— Я, Досс, беру тебя, Эбби, в жены. Я обещаю оставаться с тобой в скорби и в радости, в болезни и во здравии, жить с тобой и любить тебя, пока смерть не разлучит нас.
Мои губы двигались и производили звуки, а в сердце звучал вопрос. Откуда Эбби знать, что я искренен, что я сдержу клятву? Откуда ей знать?
Эбби взяла меня за руки.
— Я, Эбби, беру тебя, Досс…
Над верхней губой у нее выступил пот, на виске пульсировала жилка, по щеке текла слеза, руки дрожали. Я понял, что ее внезапно настигла мигрень, и это о многом говорило. Эбби вкладывала душу в происходящее. Отдавалась целиком.
Судья Флетчер кашлянул.
— С давних времен кольцо было символом любви. Это идеальный круг, и он символизирует бесконечную любовь, в которой вы поклялись друг другу. Сынок, у тебя есть кольца?
Я протянул их ему.
— Хорошо. Надень кольцо ей на палец до половины и повторяй за мной.
Я сделал, как было велено, и увидел, что Эбби сияет. И тогда до меня дошло. Она не нуждалась в белом платье. Эбби заслужила роскошную свадьбу, но вовсе в ней не нуждалась.
— Я даю тебе это кольцо как знак и залог моей вечной верности и любви. — Я надел кольцо до конца. Оно подошло Эбби так, будто изначально было сделано для нее.
Она надела мне кольцо и начала повторять за судьей. Глаза у нее загорелись. Хотя она привыкла бывать на публике и с ранних лет покоряла мир, чувства Эбби всегда оставались под контролем. Но сейчас, под этим деревом, она вышла из укрытия, которое возвела для себя.
Судья сложил листок и вздохнул. В носу у него росли длинные волосы, отчего, вздыхая, он присвистнул. Судья посмотрел на нас, покачал головой и нахмурился.
— Теперь данной мне властью, выслушав ваши… клятвы, я объявляю вас мужем и женой. Поздравляю. Досс, поцелуй невесту.
Хоть мы и старались сохранить тайну, слух разошелся быстро. Мы едва успели выйти из здания суда, как у Эбби зазвонил мобильник. Она не ответила, и тут же зазвонил мой телефон.
Она прижалась ко мне.
— Можешь увезти меня туда, где никто нас не найдет?
— Я знаю лишь одно такое место, и оно не слишком шикарное.
— Хватит с меня шика.
И я отвез ее в то единственное место, которое было мне знакомо. К реке.
Это было четырнадцать лет назад. Мое кольцо, купленное на рабском рынке, потускнело и стерлось. Не знаю, кто придумал брачные клятвы, но этот человек точно прожил в браке много лет, потому что мы в полной мере делили скорби и радости, знали болезни и здравие.
И каждый раз, вспоминая тот день, я мечтаю все изменить.