Сделанная из распиленного пополам бревна и водруженная на два пенька, длинная скамейка стояла под раскидистой дубовой ветвью, которая нависала над рекой. Опоры давно сгнили, черви съели большую часть сиденья. Я поставил на нее ногу, и скамейка, слишком мягкая и пропитанная влагой, треснула.
Я стоял и смотрел на этот обломок эпохи. Эбби выбралась из тачки, обняла меня за талию и, положив голову мне на плечо, рассматривала то, что некогда было скамейкой. Она собиралась что-то сказать, когда я услышал…
В здешних местах это называют «таран». Можно подумать, что на тебя издалека, визжа тормозами, несется машина. Ну, знаете, этот пронзительный звук, от которого мурашки по коже. Дело в том, что здесь москиты откладывают яйца. В верховьях, где река течет медленно и много спокойных заводей, их личинки в безопасности. А потом, сделав свои дела, москиты сбиваются в стаю, десятками тысяч особей поднимаются в воздух и летят на поиски пропитания — с характерным звуком, который умеют издавать только они. Обычно человек его не слышит, если только москит не вьется у него над ухом, но стая в пятьдесят тысяч — совсем другое дело. Шум можно услышать издалека. Это знак того, что москиты проголодались. А питаются они, в общем, только одним.
Эбби тоже услышала.
— Где-то поблизости шоссе?
Я покачал головой, обдумывая наилучший путь к бегству.
— Тогда что это за звук?
И тут они на нас накинулись. Моя кожа мгновенно почернела. Я схватил Эбби, затолкал ее в тачку и покатил вниз. С каждым вдохом в гортань проникали насекомые. Эбби визжала и шлепала себя; москиты забивались в нос, в уши, в глаза, жалили в открытые места и сквозь одежду. Через несколько секунд мое тело пылало. Мы спустились с холма, миновали заросли и лужайку перед домом и влетели в недостроенный гараж. Большая часть москитов отстала, но некоторые продолжали нас преследовать, так что, когда мы достигли убежища, вокруг по-прежнему вилось целое облако. Я поднял Эбби на руки, внес в дом, усадил перед камином и принялся растирать ноги, а она убивала москитов у меня на плечах и на лице. Она залепила мне несколько оплеух, с каждым разом все сильнее. Эбби терпеть не могла москитов. Она снова размахнулась, но я перехватил ее руку.
— Дорогая, лучше не надо.
На губах, в том месте, где она меня ударила, показалась кровь.
— Ох… прости.
И тогда Эбби начала смеяться. Я смахнул с ее правой ноги последних москитов и сел. Поскольку те парни на реке швырнули в огонь почти все, что у нас было, я остался без антигистамина и подозревал, что меня ждут проблемы, если Эбби начнет опухать. Я осмотрел ее руки, ноги, лицо и шею в поисках вздувающихся волдырей, но ничего не обнаружил. Ни единого укуса. Я же, напротив, весь распух и выглядел так, будто меня накачали велосипедным насосом. Я снял рубашку, и Эбби принялась считать красные шишки на моем теле, начиная от пояса. Она остановилась, дойдя до сотни, а потом прикусила ноготь.
— Досс… Тебе больно? Выглядит просто ужасно.
Уровень адреналина у нее повысился, и она говорила быстро. Я закрыл глаза и лег на бетонный пол. В моей крови плавало достаточно яда, чтобы убить небольшое животное. Я чихнул, избавляясь от последних москитов.
— Нет, милая.
Губы у меня распухли и онемели.
— Мне хорошо.
— Что ж, я всегда хотела узнать, как ты выглядел, когда был младенцем. Теперь я знаю… — Эбби рассматривала свои руки и ноги, удивляясь отсутствию укусов. — Наверное, москиты чуют разницу.
— Какую?
— Между чистой кровью… и отравленной.
Визиту в родные места пришел конец. Лицо у меня горело, левый глаз закрылся, а левым ухом я почти ничего не слышал. Пальцы так распухли, что весло казалось вдвое толще. Если бы я мог выскочить из собственной шкуры, я бы это сделал. Я сложил вещи в каноэ, оттолкнулся от берега и покачал головой.
Картина изменилась, но рамка осталась прежней. Деревья, поросшие испанским мхом, стали выше и тоньше, но поворот по-прежнему уходил вправо изящной дугой, которая через четыреста метров скрывалась из виду, а горизонт представлял собой сплошную чащу. Сломанная скамейка осталась справа. Я не смотрел на нее. Еще два гребка, и я сделал глубокий вдох, задержав дыхание. Я посмотрел вперед, закрыл глаза и сосредоточился на том единственном, без чего не мог жить.
Эбби удержала меня здесь надолго. На целых три минуты. Когда я выдохнул, то уже ничего не чувствовал.
Глава 19
Солнце показалось над Форт-Самтером, а мы все разговаривали, мечтали и пытались решить, что сказать ее родителям. К большой чарлстонской свадьбе я был равнодушен — меня бы устроило все, что нравилось Эбби. Но даже дураку было ясно: Эбби и ее мачехе потребуется посредник, чтобы обговорить все детали свадьбы. Особенно той, на которую родители не дали согласия. Дело наверняка дойдет со ссоры. И да хранят нас небеса, если вмешается сенатор.
Позади нас остановился автобус, заскрежетали тормоза; в салон поднялись молодая женщина и девочка с косичками, в розовых туфельках и с розовым рюкзачком. Автобус с шипением тронулся, и Эбби коснулась ладонью моего лица.
— Давай уедем прямо сейчас.
— Сегодня?
— Сию же секунду.
— Ты не хочешь ничего планировать?
— Досс, я хотела за тебя замуж с той минуты, как мы познакомились. Поэтому давай поженимся немедленно.
— Милая, ни один священник в здравом уме не обвенчает нас немедленно.
— Досс, мне не обязательно венчаться в церкви. Мои чувства ведомы Господу. — Эбби улыбнулась. — Наверное, Бог уже устал меня слушать, ведь я столько лет просила даровать мне тебя.
Я был поражен.
— Правда?
— Я полюбила тебя задолго до того, как встретила.
Вот оно. Такова моя жена.
— Куда же нам пойти? К кому?
— Не знаю, но лучше подхлестни-ка свое воображение. — Эбби постучала себя по запястью. — Время идет.
— Но, милая, у меня даже нет колец.
— Да уж, нужно было позаботиться об этом заранее. — Она прикусила губу. — Зато у меня их много. Давай воспользуемся одним из моих.
— Я не собираюсь надевать тебе на палец твое же собственное кольцо.
— Есть другие предложения?
— Ну… это Чарлстон. И сегодня праздник. Самый подходящий день для покупок.
— Если мы отправимся за покупками, поползут слухи. Мы не успеем выйти из магазина, как нас перехватят мои родители.
— По-моему, есть такое место, где мы можем купить кольца, не будучи замеченными.
— О чем ты?
— Рабский рынок.
— Отлично.
Мы отправились на старый рынок, где корзинщицы уже взялись за работу. Это место занимает несколько кварталов — что-то вроде торгового центра под открытым небом. Торговцы распаковывают ящики и раскладывают товары на столах. Комбинация блошиного рынка, антикварного магазина и сувенирника. И меньше всего на свете здесь подобало отовариваться такой девушке, как Эбби.