Читать интересную книгу Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - Константин Битюков

– Милый мой, что вы можете поделать, когда все правительство и лица, близко окружающие государя, сплошь состоят из ставленников Г.Е. Распутина? Единственное спасение – убить этого мерзавца, но, к сожалению, на Руси не находится такого человека… Если бы я не был стар, то сам бы это сделал»[480]. Нет никаких прямых указаний на то, что этот пожилой и считавший себя старым человек, занимавший высокое придворное положение генерал-адъютанта, был великий князь Николай Михайлович, однако В.М. Пуришкевич, знавший о данной встрече великого князя и Ф.Ф. Юсупова и, несомненно, обменивавшийся с последним мыслями по этому поводу, называл Николая Михайловича «дряхлеющим львом в генерал-адъютантских погонах»[481], а сам великий князь писал в своем дневнике: «А то и сам на старости лет попал бы в убийцы…»[482]. Таким образом, все три источника говорят о возрасте (хотя Николаю Михайловичу было лишь 58 лет), а В.М. Пуришкевич и князь Ф.Ф. Юсупов упоминают и высокое придворное звание, которое имел «пожилой человек». Поэтому, несмотря на отсутствие прямых доказательств, мы считаем возможным говорить о том, что в данном случае князь Ф.Ф. Юсупов имел в виду великого князя Николая Михайловича.

Необычным является не сам факт визита князя Ф.Ф. Юсупова, а то, что Николай Михайлович в тот же самый день познакомился с другим участником убийства – В.М. Пуришкевичем. В.М. Пуришкевич считал эту встречу значимой для него, так как вспоминал о визите к великому князю в ночь после совершения убийства, когда труп Г.Е. Распутина везли в автомобиле к месту затопления. Возможно, сам момент, когда В.М. Пуришкевич упоминает о встрече с Николаем Михайловичем, говорит о том, что их разговор мог стать отправной точкой в подготовке убийства Г.Е. Распутина. В то же утро у великого князя обедал не кто иной, как будущий главный антираспутинский заговорщик князь Ф.Ф. Юсупов.

К началу ноября 1916 г. В.М. Пуришкевич и князь Ф.Ф. Юсупов еще не были знакомы, однако впервые их пути прошли так близко друг от друга. Причем оба они говорили о влиянии Г.Е. Распутина и императрицы, а лицом, объединившим их в беседе на эту тему, стал великий князь Николай Михайлович.

К сожалению, у нас нет сведений о контактах великого князя Николая Михайловича с будущими заговорщиками в следующие две недели. Однако нельзя исключать и того, что Николай Михайлович, вернувшись в Петроград, из Ставки продолжал поиск единомышленников – антираспутинцев.

С другой стороны, такие же поиски в этот период вел князь Ф.Ф. Юсупов, который, согласно его собственным воспоминаниям, переговорил с кадетом В.А. Маклаковым, великим князем Дмитрием Павловичем и поручиком А.С. Сухотиным, с которым он встречался почти ежедневно. Все описываемые события происходили до 19 ноября 1916 г.

19 ноября 1916 г. ознаменовало начало следующего этапа в подготовке заговора против Г.Е. Распутина. Им стала разоблачительная антираспутинская речь В.М. Пуришкевича в Думе. На данном заседании присутствовал великий князь Николай Михайлович, который аплодировал речи и даже упомянул о ней в письме к Ф. Массону в следующих словах: «Господин Пуришкевич, который с начала военных действий сражается в наших первых рядах, с открытым забралом атаковал всю оккультистскую банду с Григорием во главе»[483]. Восторг великого князя по поводу данной речи можно понять: он воспринимал ее как продолжение собственного выступления перед Николаем II 1 ноября. Антираспутинский лейтмотив обеих речей объединил их, однако, выступление В.М. Пуришкевича было не частной беседой, а выступлением с трибуны Государственной думы, которое стало известно всей стране, поэтому Николай Михайлович оценивал ее как достойное завершение собственных начинаний: «Я сыграл некоторую роль в падении господина Штюрмера, и это меня обнадеживает. Этот побежден, но остается банда злоумышленников, которая за ним следовала и им руководила. Вчера она была публично раздавлена…»[484]. Великий князь сильно надеялся на результат публичного антираспутинского выступления В.М. Пуришкевича, тем не менее понимал, что этим исчерпываются все возможности легального давления на императора. В его письме Ф. Массону, написанном на следующий день после речи, звучит туманная угроза: «Если… не изменится не только образ действий, но система, – готовьтесь к худшему. Россия сумеет выпутаться, и если мягкость больше не действует, придется перейти к насилию, чтобы избавиться от элементов, которые продолжают волновать национальную жизнь во время этой единственной в анналах истории войны»[485]. Такие угрозы сильно напоминают замысел убийства Г.Е. Распутина.

Но 20 ноября вечером великий князь отбыл в Баку на охоту, где пробыл до середины декабря. При этом он чуть не погиб в железнодорожной катастрофе при обратном возвращении. Однако именно 20 ноября Ф.Ф. Юсупов позвонил В.М. Пуришкевичу и предложил встретиться. Встреча произошла 21 ноября в 9 часов утра. Таким образом, во время непосредственной подготовки заговора Николай Михайлович в Петрограде отсутствовал. Не имеется никаких свидетельств о том, что в этот период он каким-либо образом общался с заговорщиками. Однако несомненно и то, что великий князь говорил о возможном устранении Г.Е. Распутина как минимум с одним из будущих убийц, а с другим встречался и, по косвенным данным, беседовал о том же. Подозрения Николая II, что Николай Михайлович был осведомлен о покушении, оказываются небеспочвенными.

«Госпиталь открыт, приезжайте…»

Что касается другого центра великокняжеской оппозиции – Николая Николаевича, – то прямых свидетельств о его причастности к готовившемуся заговору также не имеется. Однако Николай Николаевич, возможно, знал о готовящемся заговоре, так как 17 декабря 1916 г. собирался приехать в Петроград, это известно из письма Александры Федоровны Николаю II: «Надеюсь, что неправда, будто Николай приедет к 17-му… Не пускай этого злого гения», – упорствовала императрица 14 декабря[486]. Но установить связь между его возможным приездом и убийством Г.Е. Распутина не представляется возможным.

Со своей стороны, думская оппозиция, по всей видимости, предприняла попытки привлечь великого князя Николая Николаевича к заговору. Впервые в исторической литературе эту проблему затронул С.П. Мельгунов в работе «На путях к дворцовому перевороту. (Заговоры перед революцией)»[487]. Свои выводы он основывал на статье, посвященной этому вопросу, опубликованной в эмигрантской газете «Последние новости», а также сведениях, представленных А.И. Хатисовым, являвшимся городским головой в Тифлисе в 1916 г.

Согласно С.П. Мельгунову, вечером 9 декабря 1916 г. после закрытия полицией V съезда представителей Всероссийского союза городов в квартире кн. Г.Е. Львова состоялось секретное совещание, на котором присутствовали Н.М. Кишкин, М.Н. Федоров, А.И. Хатисов и, по некоторым сведениям, М.В.Челноков. На этой встрече князь Г.Е. Львов предложил произвести дворцовый переворот с целью замены на престоле Николая II великим князем Николаем Николаевичем. Совещавшиеся намеревались создать ответственное министерство для выведения России из кризиса. Встречавшиеся уполномочили А.И. Хатисова вступить в переговоры с Николаем Николаевичем и выяснить, как великий князь отнесется к такому проекту. В случае согласия тифлисский голова должен был прислать телеграмму: «Госпиталь открыт, приезжайте». Планировалось утверждение великого князя Николая Николаевича на Кавказе и объявление его правителем и царем. Предполагалось царя арестовать и увезти в ссылку, а царицу заключить в монастырь, говорили об изгнании, не отвергалась и возможность убийства. Князь Г.Е. Львов должен был привлечь к заговору А.И. Гучкова, который находился в то время на фронте[488].

Исследователи не раз обращались к истории этого заговора. Так, в 1967 г. его анализировал В.Я. Лаверычев[489]. Ссылаясь на кадетскую эмигрантскую газету «Последние новости», он считал, что заговорщики заручились согласием на участие в перевороте великого князя Николая Николаевича[490]. В.С. Дякин в монографии «Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны», основываясь на свидетельствах, собранных С.П. Мельгуновым, писал, что великий князь отверг план заговора[491]. А.Я. Аврех вообще считал, что рассказ не соответствует действительности. Объяснял он это желанием во время публикации рассказа «претендента на русский престол», великого князя Николая Николаевича, соперничавшего с другим претендентом, великим князем Кириллом Владимировичем, продемонстрировать свою способность в случае необходимости идти на решительные и даже крайние меры: вождь должен быть вождем[492].