Читать интересную книгу Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг. - Константин Битюков

Само письмо С.Н. Васильчиковой не сохранилось. Разные источники упоминают, что княгиня написала его «на двух листочках из блокнота»[424] (или «на секретке»), причем «совершенно не заботясь о стиле»[425], и «эти листочки блокнота в первоначальном их виде были запечатаны в конверт и тотчас же брошены княгиней в почтовый ящик»[426]. Впрочем, с отправленного письма была сделана копия[427].

Сын министра просвещения П.Н. Игнатьева писал, что С.Н. Васильчикова «с детской наивностью… полагала, будто имеет право чисто по-человечески, “как женщина к женщине”, обратиться к Государыне вне рамок придворного этикета»[428]. «Лейтмотивом письма было горькое сожаление о том, что Государыня Императрица, отклоняясь от своего прямого назначения – служить делами благотворительности и раненому воинству, – непрестанно вмешивается в политические дела России и постепенно старается захватить в свои руки все влияние в правящих кругах… В нем не было ни одного намека на роль Распутина при дворе и при Государыне Императрице. Не было ни одного бестактного выражения»[429]. Однако А.А. Вырубова считала, что содержание письма «дерзкое»[430], а княгиня О. Палей оценивала его как «письмо неслыханной дерзости». Она утверждала, что якобы видела письмо и в нем даже были слова: «Уйдите от нас, вы для нас иностранка». Далее О. Палей пишет: «Естественно, что государыня чувствовала себя смертельно оскорбленной»[431]. Княгиня была выслана по настоянию Александры Федоровны, которая заявила: «Это уже не первое письмо, надо положить предел подобным выступлениям и отнестись наконец к ним со всей строгостью»[432]. О такой же реакции свидетельствует и А.А. Вырубова, согласно которой царица сказала что «That is not all clever or well brought up on her part. At least she could have written on a proper piece of paper, as one writes to a Sovereign»{4} [433]. Вскоре императрица перешла к действиям.

По решению императорской четы с участием министра двора графа В.Б. Фредерикса князю Б.А. Васильчикову был объявлен Высочайший выговор «как лицу, ответственному за поступки супруги». Самой же С.Н. Васильчиковой было «предложено» покинуть Петроград. Примечательно, что в данном вопросе некоторое сопротивление оказал В.Б. Фредерикс. В перлюстрированном письме члена Государственной думы Можайского от 10 декабря есть такие строки: «Он [В.Б. Фредерикс. – Е.П., К.Б.] не допустил снятия с Васильчиковой шифра фрейлины, заявив: “Вы не можете отнимать то, чего сами не дали”, а по поводу намерения снять знаки шталмейстера у ее мужа Б.А. Васильчикова пригрозил, что снимет свои аксельбанты». «Нашелся, хотя и рамоли, но порядочный человек», – заключил Можайский[434]. Родственница С.Н. Васильчиковой фрейлина М.А. Васильчикова, кстати говоря, уже была лишена своего звания и выслана из Петрограда 1 января 1916 г. за обращение к царю, содержавшее призыв пойти на сепаратный мир с Германией[435].

В умах придворных письмо С.Н. Васильчиковой стояло в одном ряду с письмом великого князя Николая Михайловича от 1 ноября. Еще тогда Александра Федоровна призывала сослать его, так как это уже «граничило с государственной изменой»[436]. Как известно, великий князь тогда сослан не был, однако участь ссыльной постигла С.Н. Васильчикову.

Через два дня княжеская чета выехала в свое имение в Новгородскую губернию, предварительно сообщив об обстоятельствах высылки всем близким[437]. Их ссылка вызвала бурную сочувственную реакцию высших слоев петербургского общества, причем «наиболее консервативного, определенно монархического образа мыслей». Это привело к «демонстративному посещению четы Васильчиковых всеми членами Государственного совета»[438], – вспоминал позднее В.И Гурко. В данном случае упоминание всех членов Государственного совета, является явным преувеличением мемуариста, однако весьма значимым: видимо, их паломничество к князьям Васильчиковым впечатляло.

Копия письма С.Н. Васильчиковой была показана графине Е.А. Воронцовой-Дашковой, вдове бывшего министра двора, в совершенстве знавшей придворный этикет, которая не нашла в нем ничего оскорбительного[439]. В поддержку С.Н. Васильчиковой выступили и придворные дамы. Проект коллективного обращения составила М.Г. Балашова, супруга лидера Всероссийского национального союза П.Н. Балашова (сосланный князь Б.А. Васильчиков был тесно связан с последним, так как являлся председателем околопартийной общественной организации Всероссийского национального клуба). Под письмом жены депутата подписалось, по некоторым сведениям, до двухсот человек. Однако сам текст обращения был либо потерян, либо оказался в руках полиции[440]. Подписи собирались среди членов еще одной околопартийной общественной организации – Дамского комитета, созданного с началом войны для помощи раненым и основавшего на собственные средства госпиталь в Царском Селе. Членом этого комитета являлись и княгиня С.Н. Васильчикова, и М.Г. Балашова, а покровительство госпиталю оказывала лично Александра Федоровна. Подобная совместная деятельность и дала княгине С.Н. Васильчиковой право обратиться напрямую к императрице.

Удаление Васильчиковых из Петрограда придало письму, и так получившему широчайшую огласку, еще большую остроту. Так, мать будущего убийцы Г.Е. Распутина княгиня З.Н. Юсупова, которой в это время не было в Петрограде, 11 декабря писала сыну: «Как это ты нам не пишешь про возмутительный случай с Васильчиковой? Неужели это так останется без ответа? Общество так и проглотит пощечину и раболепно смолчит! – Это будет прямо позор. Я жалею, что меня нет в Петрограде, я бы не допустила этого равнодушия! – Здесь все довольны, что я не там, зная, что я могла бы делать на месте! Но я прямо волнуюсь, как в кипятке, и проклинаю атмосферу, в которой я живу и которая связывает мне руки и ноги»[441]. Письмо С.Н. Васильчиковой получало явно большее значение, чем того заслуживало, и начало обрастать недостоверными слухами.

Однако в обществе появляются и элементы политической апатии. Так, в перлюстрированном письме от 7 декабря член Государственной думы П.А. Скопин писал, что «Дума, к сожалению, разъединена. Везде борьба: при дворе распутинцы и противники их, пока разбитые наголову и таящиеся, ибо открытое выступление вроде княгини Васильчиковой кончается высылкой, в правительстве – Трепова с Протопоповым, за которого держатся верхи и которого Трепов с Думой при обоюдных усилиях свалить не могут»[442].

Вслед за историей с письмом С.Н. Васильчиковой еще один член семьи Балашовых – Н.П. Балашов – отец думского лидера правых, свояк уже упоминавшейся выше графини Е.А. Воронцовой-Дашковой, обер-егермейстер (первый чин) двора, – написал письмо лично Николаю II, «чуть ли не на десяти страницах»[443], но безрезультатно. Об этом Александра Федоровна узнала от А.А. Вырубовой уже после отъезда Николая II в Ставку. Последняя писала, что «у Государыни тряслись руки, пока она читала»[444].

Императрица Александра Федоровна считала, что и Балашов-старший, и князь Б.А. Васильчиков, и великий князь Николай Михайлович общаются в Яхт-клубе. Она потребовала от царя объявить Балашову выговор, так же как он был объявлен Васильчикову[445], а, по некоторым сведениям, даже сослать в Сибирь, «и лицам, ее окружающим, которые понимали всю невозможность подобной расправы, стоило большого труда убедить государыню не настаивать на этом»[446]. Но ни выговора, ни ссылки не последовало.

Заметим, что царица не ошибалась, утверждая то, что Николай Михайлович общался с князем Б.А. Васильчиковым и Н.П. Балашовым в Яхт-клубе. Они посещали этот аристократический клуб и, несомненно, встречались с великим князем, который был там завсегдатаем. Но в эти дни Николая Михайловича в Петрограде не было. В конце ноября великий князь находился уже под Баку (на охоте), а в своем послании к вдовствующей императрице Марии Федоровне упомянул о том, что между 12 и 16 декабря получил письмо от Б.А. Васильчикова, который «полностью отдался своей супруге и хочет продлить пребывание в деревне [т. е. ссылку]. Кисло-сладкий дурак»[447]. Столь непочтительный отзыв позволяет считать, что хотя воззрения и характер действий этих лиц были схожи, в данном эпизоде они не действовали заодно.

В это же время оппозиционные речи начали произноситься и в Государственном совете (речь А.Д. Голицына 27 ноября), и на Съезде объединенного дворянства, проходившем 29 ноября – 4 декабря (речи В.И. Гурко, А.Д. Олсуфьева и В.Н. Львова).

30 ноября – 1 декабря 1916 г. в Петрограде находилась с визитом прибывшая из Москвы великая княгиня Елизавета Федоровна, родная старшая сестра императрицы и вдова дяди царя, великого князя Сергея Александровича.