захлопывается, и в помещение врывается холодный ветер. Соседка Эмили вздрагивает и натягивает меховую куртку на плечи.
С приходом Рафаэля собрание можно начинать. Мэр Бьяготти берет слово первым, но Эмили не настолько хорошо понимает итальянский, чтобы все уловить, и к тому же у него сильный региональный акцент. Из того, что она поняла, он представляет Рафаэля как всемирно известного археолога и эксперта по этрускам. Он говорит, что находки в горах чрезвычайно важны в культурном и коммерческом смыслах. На последних словах его губы чуть кривятся: в конце концов, он все же коммунист. Он подчеркивает, что раскопки должны проводиться «демократично», и приглашает дона Анджело выразить мнение сообщества. Затем присаживается под скудные аплодисменты.
Эмили кажется, что дону Анджело не слишком по душе, что его представил атеист-коммунист, но он с искренней теплотой пожимает руку Бьяготти, называя его Умбертино. Потом поворачивается к зрителям, вздыхает и разводит руками.
– Che peccato, – начинает он, – как жаль. Как жаль, что сегодня нас объединила такая спорная тема, дорогие друзья. Как жаль, что обратно в родной город дорогого сына Монте-Альбано привел такой противоречивый повод. – Эмили вздрагивает на этом моменте. Она понятия не имела, что Рафаэль родился и вырос в этом городе. – Как жаль, что этому выдающемуся археологу приходится заниматься такими мелочами, работать в таком незначительном месте, когда где-то ждут великие дела. – Видимо, он имеет в виду, что чем дальше, тем лучше. – Как жаль, что он намеревается потревожить души тех, которые хоть и жили в языческие времена, но все еще остаются нашими соотечественниками, дорогими тосканцами, нашими братьями.
Это высший пилотаж. Он скромен, он трогателен, он необыкновенно убедителен. Он смотрит на Рафаэля, как опечаленный отец; он подмигивает публике, как хитрый сосед, что сплетничает через забор; он обращается к Бьяготти с простодушным достоинством; он с особым очарованием, присущим пожилым людям, улыбается инспектору из Управления. Хоть Эмили и понимает всего одно слово из десяти, ей ясно: дон Анджело не хочет, чтобы раскопки продолжались, и он призовет все силы, небесные и земные, чтобы те помогли ему это остановить.
Затем слово взяла инспектор. Эмили думала, что она поддержит продолжение раскопок, но она, кажется, против. Руины нужно оставить в покое. Если их раскопают, они подвергнутся ветрам, дождю и (что куда хуже) любопытным взглядам всего мира; они будут разрушены. «Археология – это исчерпываемый ресурс. Только в будущем у нас появятся необходимые навыки, чтобы проводить раскопки, не повреждая находок. Все, что мы можем сделать, – обозначить участок для будущих поколений археологов». – Она садится на место с неприветливой улыбкой. Эмили смотрит на Рафаэля и видит, как он закрывает голову руками.
Настала очередь Рафаэля высказаться. Эмили наблюдает, как он делает глубокий вдох и расправляет плечи, поворачиваясь лицом к публике.
К своему удивлению, она замечает, что подается вперед, крепко сцепив руки. Почему вообще она на его стороне? Он тот, кто хочет перелопатить ее землю, превратить ее дом в стройку и, скорее всего, откопать огромное жуткое кладбище как раз в том месте, где она хочет посадить персиковые деревья. На самом деле, она должна быть на стороне заносчивого инспектора, которая просто хочет оставить все в покое. Но, несмотря на это, ей хочется, чтобы Рафаэль устроил хорошее шоу.
Он делает все, что в его силах. У него есть презентация, есть находки, есть его особенное пиратское обаяние. Он подчеркивает важность объекта, статус, который тот принесет Монте-Альбано. Он объясняет, что это редкость – обнаружить останки этрусков так далеко на востоке, так близко к Альпе-делла-Луна. Он указывает на коммерческую выгоду от туристов, что съедутся в город (Бьяготти неуютно ерзает в кресле). Он останавливается на мастерстве и таланте этрусков и напоминает всем, что они – их потомки. Он напоминает им о гробницах в Кортоне, огромных изогнутых потолках, глиняных лошадях, бронзовых фигурках. «Мы так мало знаем об этих людях, давайте же узнаем больше, – умоляет он. – Давайте прольем свет на прошлое. Знать и понимать свое прошлое – это, в конце концов, лучший способ понимать свое будущее».
Рафаэль садится, проводя рукой по непослушным волосам. Бьяготти снова встает. Он устало приглашает слушателей задать вопросы выступающим. Эмили не удивлена, что Моника встает, спокойная и сдержанная.
– Я бы хотела спросить нашего священника, – говорит она, – почему он так не хочет приумножить человеческие знания.
Дон Анджело широко улыбается.
– Ах, – произносит он, разводя руки, – человеческие знания.
Эмили терпеливо ждет, но, видимо, это весь ответ, который получит Моника. Священник блаженно улыбается; Моника садится, рассерженная, но Эмили не сильно удивлена. Пожилая женщина встает и разглагольствует о таком зле, как туризм. Дон Анджело энергично кивает. Рафаэль деликатно улыбается. Другая женщина спрашивает, прокляты ли гробницы этрусков. «Очень может быть», – мягко отвечает дон Анджело. Рафаэль фыркает. Затем, к удивлению Эмили, поднимается Олимпия. Большая и спокойная, в платье в цветочек, она обращается к Рафаэлю без видимых эмоций.
– Доктор Мурелло, – говорит она, – мы удивлены снова встретить вас в месте, связанном с такими, должно быть, трагичными для вас воспоминаниями.
Волна шепота прокатилась по залу. Эмили видит Романо, шепчущего что-то Анне-Луизе, и блеск очков Моники, когда она поднимает голову.
– Не думает ли доктор Мурелло, – любезно спрашивает Олимпия, – что мертвых стоит оставить в покое?
Она произносит последние слова так страстно, что это поражает Эмили. Она смотрит на Рафаэля и осознает, что он тоже потрясен. Он снова проводит рукой по волосам, начинает говорить и затем останавливается. Он смотрит на дона Анджело почти умоляюще.
Священник машет рукой в сторону Олимпии (что-то между сочувствием и порицанием) и затем тихо произносит:
– Я уверен, что синьор Мурелло знает о воспоминаниях, что населяют это место. Я уверен, мы можем положиться на его понимание того, что правильно, а что нет.
– Спасибо, – многозначительно говорит Рафаэль. Бьяготти встает и объявляет собрание законченным.
Эмили остается с чувством разочарования. Что в итоге было решено? Продолжатся раскопки или нет? Рафаэль уберет груду камней с ее подъездной дорожки? Почему дон Анджело так категорически против раскопок и почему все равно пришел на помощь Рафаэлю? И что, черт возьми, так расстроило Олимпию? Эмили очень хочется кого-нибудь спросить, но она не настолько хорошо говорит по-итальянски, чтоб понимать такие тонкости. Она улыбается и машет Романо и Анне-Луизе, а затем поворачивается, чтобы выйти из зала. Дон Анджело идет среди людей, смеясь и жестикулируя, но Рафаэль все еще сидит на возвышении, собирая свои бумаги. Руки у него не дрожат, но Эмили видит, как на щеке пульсирует жилка. Осмелится ли она подойти и