У основания скалы — гора камней и чугунный столбик. На бронзовой дощечке надпись: «Территория Республики Франции. 1939 г.». И еще одна — «Антарес». Наверно, название какого-то судна... А дальше столбообразные горы. Сверху каменистые, лысые, а с боков покрытые жесткой зеленой травой. Еще дальше торфянистый, кочковатый берег с черным песком у воды. Множество чаек. На плоской скале три гладкие, блестящие — только что вылезли из воды — нерпы. А возле самого борта ныряет капский морской котик. Он поймал осьминога. Совсем небольшого, со щупальцами, может, всего в полметра. Я долго наблюдал за ним. Вижу, нырнул. Вдруг вынырнул, а в пасти осьминог. Он обвил щупальцами морду зверю, а тот подбрасывал его, видно, чтобы удобнее перехватить зубами.
Утром возле танкера шныряла большая полярная акула. И наш боцман решил ее поймать. Насадил на большущий крючок кусок мяса и на тонком железном тросике опустил за борт. Вот уже день прошел, но акула еще что-то не поймалась.
Ходили на остров. Почва тут вязкая, торфянистая. Множество нор. Это жилища кроликов. Они маленькие и шустрые, как котята. Видели пингвинчиков. Маленькие тут пингвинчики. Их зовут Адели. Говорят, что самым первым из людей их увидел русский путешественник Беллинсгаузен. И назвал их Адели в честь своей юной красавицы жены. И еще мы видели морских слонов. Ого, какие это животные! Каждый под тонну весом. Сони ужасные. Ночью они уходят в океан, а днем спят. Подошли мы к одному: спит. Один матрос, Шурик Мухин, осмелел, сел на морского слона верхом. А тот даже и не шевельнулся. Тогда мы все, а было нас человек восемь, взгромоздились на слона верхом. Слон приоткрыл один глаз. Я кричу: «фотографируй, доктор!» А тот что-то мешкает. И тут слон ка-ак вскочит! И мы ка-ак посыплемся во все стороны! В этот момент доктор и нажал кнопку затвора. Смешной, наверно, будет снимок.
Да, вот еще о чем не рассказал: наш судовой кот Тимоха опять сбежал. Только стали шлюпку майнать, а он скок в шлюпку. И сидит, жмурится, поглядывает на берег. Шлюпка ткнулась носом в камни — он ка-ак помчит в горы! И тут на него Хищная Птица спикировала (я так, пишу Хищная Птица, потому что не знаю, что это за птица. Похожа она на чайку, но только очень большая и рябая, как курица. А клюв острый, словно кинжал). Мы все закричали, пугая птицу, а кот привстал на задние лапы, и, лишь только птица кинулась на него, он лапой бах! Птица закричала и взмыла в воздух, а кот подхватил перо, выпавшее из Хищной Птицы, и с этим пером в зубах в горы, в горы! Побежал искать котов или кошек. Глупый наш кот. Откуда ему знать, что этот остров почти что необитаемый, что тут нет ни котов, ни кошек, а вот диких собак много. Не сложил бы он тут свою голову.
Опять кролик увернулся от Хищной Птицы. Сидит, чистит лапкой мордочку, разглядывает танкер. Аи! Схватила его Птица и понесла, понесла!.. Вот ведь, а? Я уже полюбил этого смелого, любопытного кролика.
Да, случай сегодня был интересный. Когда я утром обходил танкер, то нашел на корме двух морских голубей. Видно, ночью они залетели на судно, опустились, а взлететь не смогли, они взлетают или с воды, или с высоких скал. Просто бросаются со скал. А может, ударились о надстройки? Взял я одного голубя и бросил. Он вначале стал падать, а потом полетел к берегу. И вдруг Хищная Птица, такая же, что утащила кролика, кинулась на него. И схватила на лету. Села на скалу. И начала трепать голубя.
Тогда я подбросил второго голубя. И Хищная Птица ринулась на него. А тот полетел не к берегу, а в сторону открытой воды. Там целая стая морских голубей кружила. Летит голубь и кричит. Зовет на помощь. И вдруг вся стая помчалась ему навстречу и набросилась на хищницу. От той даже перья полетели. И голубь спасся. Вот ведь удивительный пример: не отбивайся от стаи! Нинок, знаешь, почему я пишу такое длинное, подробное письмо? Ведь мог бы и просто рассказать, когда вернусь. Но вот какая мне мыслишка пришла в голову: когда у нас будет ребенок и этот ребенок подрастет, он прочитает эти письма. И может, сам захочет побывать там, где когда-то бывал его отец...»
Русов отложил шариковую ручку, вышел из рубки на крыло мостика. Окинул взглядом небо: серебряная паутина наползала с запада, и солнце стало тускнеть. Да и ветерок становился все сильнее. Боцман с кормы топает. Бурое от солнца и ветра лицо, коричневая плешь с белой отметинкой посередке, птичка капнула, а боцман и не заметил.
— Что с водой, Дмитрич?
— Бегит хорошо. К утру зальемся по ноздри. Коля, Тимоха так и не объявился. Алексанов и еще кто-то пошли на берег, может, найдут?
— Найдут. Никуда не денется Тимоха.
— Вернется, надеру! Да, не пора ли трюма набивать?
— Через десять минут даю команду на ужин.
— Дай-ка радио, кота гукну. — Русов включил систему судового радиовещания, боцман поднес микрофон ко рту и крикнул: — Тимоха-ааа! — Попросил: — Коля, прибавь-ка мощности. Тимо-оо-ха-аа! — разнесся боцманов голос над бухтой, скалами, водой.
Тысячи птиц сорвались со скал. Очнувшись от сна, бросились в воду нерпы. Даже Хищная Птица и та метнулась в сторону, оставила кролика и полетела прочь.
Ушел боцман. Русов вернулся в рубку. Что кот? Но настроение испортилось, писать уже больше ничего не хотелось. Выглянув в иллюминатор, он окинул тревожным взглядом небо: серебряная паутина ловила солнце в свою сеть, оплетала его все плотнее. Глядел Русов на небо, тревожился и размышлял о Нине, о ребенке, которого пока нет, да и вряд ли в ближайшие годы предвидится. «Пока ты мотаешься по свету, не будет у нас ребенка, — твердо решила Нина. — Дитя должно знать, что это такое — папа, отец...» Обычная, прямо-таки банальная история. Но когда кончатся его мотания по белому свету? А годы идут, ему уже тридцать девять, почти сорок. Даже если бы ребенок появился на свет вот-вот, то когда мальчишку можно будет брать на рыбалку (отчего-то Русов считал, что уж если у них будет ребенок, то обязательно мальчишка), ему, Русову, будет уже под пятьдесят...
— А ну положь пингвина там, где ты его взял! — послышался с кормы яростный крик Серегина. — Возверни птицу на остров, а не то...
— Да ты что, сдурел? Куда толкаешь меня, куда?! — визгливо отбивался кок. — Их эвон сколько тут, птицев-пингвинов этих, сидять, летають, плавають! Да не пихай ты меня в воду, хотел как лучше... Отпускаю! Ну, разбойник. Ну покормлю я тебя, ну попросишь у меня орешки от компота, ну, Серегин!..
Видно, последняя группа, старшим в которой был Алексанов, с берега вернулась, да вот и Юрик, а он вместе с ними ходил. Юрик зашел в штурманскую, протянул Русову букетик ярко-синих, похожих на подснежники цветов. Пошарил глазами по столу, взял стакан, сбегал за водой. Сел на диванчик, сказал: